Джек тем временем допрыгал почти до самой верхушки, похожий на маленькую обезьянку, посмотрел деловито вперед, прижав руку ко лбу ребром ладони, а потом крикнул:
– Мы почти вышли! Не более двадцати минут ходьбы.
– Не более двадцати, значит, – задумчиво сказал Питер. – Это неплохо. Давайте продвинемся немного вперед, а потом я отвечу на ваш вопрос. Просто, сами понимаете, Великий Хаос везде, а я своими действиями привлекаю его внимание. Порядок можно наводить раз в сутки, и то иногда за это срываются, – он потер пальцами так и не сошедший синяк на скуле.
Джек меж тем столь же деловито спрыгнул на землю, подобрал сумку и, задрав нос, зашагал вперед с важным видом.
– Что бы я без него делал, только он очень часто слуг Хаоса на себя выманивает, – пожаловался мне Питер. – В порядке, моя сударыня? Дойдешь? Все хорошо будет?
Я прислушалась к ощущениям и полезла в сумку, просто чтобы достать хотя бы маленький кусочек хлеба. Джек же сказал – двадцать минут, значит, это будет двадцать минут?
Питер опасливо перехватил мои пальцы и проговорил, что надо бы потерпеть, но я уже растаяла от самого прикосновения, как ребенок, как черт знает что, как черт знает кто.
Мне, наверное, пора было признаться, что в этих бездонных туманных озерах я утонула в самый момент знакомства, а не страдать излишними размышлениями, но я никак не могла этого сделать. Ринат, моя вечная и первая любовь… Да, Ринат, естественно, оставался Ринатом, и на него можно и нужно было обращать внимание, случайно касаться рукавами и бледнеть, а потом краснеть, а потом даже зеленеть и думать, что весь завтрак сейчас останется где‑нибудь не там, где ему положено.
Но мысли мои витали около Питера. Питеру была целая куча лет (столько же не живут, правда?), он мне в старшие братья годился, кажется, хотя еще вопрос, сколько лет выпила из него чересчур юная Айним. И, о ужас, у Питера уже прорезались морщины. Я не знала, что делать с этим всем, я предполагала, что Танька скривится и скажет: «Фу, старик», – а все остальные поддержат. А я была зависима от мнения окружающих, как бы ни старалась это скрыть.
– Сударыня? – переспросил Питер, и я долго пыталась понять вопрос.
– Я. Разумеется, мой сударь, я дойду, я постараюсь. Просто мне захотелось перекусить, но раз деревня в двадцати минутах ходу… – Я постаралась не растерять крохи сознания, а потом вдруг чуть не подскочила: – Минуты? Вы считаете время?
– Увы, увы, – Питер спрятал улыбку в ладонь. – Раньше и не такое умели, правда? Но Великий Хаос разбил все часы и теперь мы живем как дикари какие‑то. Правда на глаз время пока что определять умеем.
– Ничего себе, – пораженно заявила я и случайно прижалась к Питеру боком.
– Вот такая история у нас с неназываемым. Его и вспоминать лучше пореже, у него иногда отрастают уши. А навлечь беду можно не только на себя, но и на того, кто рядом.
Джек заметно понурился.
– Малыш все думает, что виноват в случившемся. Болтать не грех и быть смелым – не грех. Но иногда надо осторожничать, а он этого пока не понимает. Хороший мальчишка, просто чересчур разговорчивый. Я удивился, как нас порядочные мои не съели.
– Ужасная история? – с замиранием сердца спросила я.
– Да, ничего прекрасного я в ней не наблюдаю, – со вздохом отозвался Питер. – Я видел, что вы испугались, что я останусь с Айним. Но я недостаточно смел для этого. Я все еще хочу жить, а не существовать так, как существуют они.
– Но она могла бы выйти на свет, если бы захотела? – спросила я.
– Я не уверен, – отозвался Питер. – При безусловном желании – да, ее воле многое подчиняется. Но она больше не верит ни в любовь, ни в прощение. Она вообще ни во что не верит, как верил, оказывается, Эжен.
Мы подошли к самой кромке леса и на фоне почему‑то темнеющего неба я увидела огни, а еще дорогу, изгибающуюся сначала вниз, а потом наверх.
– Добро и зло, да? – Питер словно прочитал мои мысли. – Добро и зло вещи такие. Они были у нас когда‑то, но потом взяли – и растворились, когда на их место пришли Хаос и Порядок. Нам сейчас, сударыня, не до добра и зла, нам бы не попасться на крючок к Хаосу и не умереть там, будто рыбка задыхающаяся.
Джек чуть замедлил шаг:
– Дед мне всегда говорил, что добро – не обязательно порядок.
– Он был прав, – согласился Питер. – Но пока что это наиболее приближенные к происходящему категории. Так, поднажмем. Сейчас упадет солнце, а по тьме дорога наверняка потеряется.
15. Деревня Хаоса
Когда мы входили в деревню, на небо оперативно въезжали звезды. Я никак не могла привыкнуть к подобному зрелищу, и меня все еще инстинктивно мутило. Конечно, от голода тоже, но по большей части от того, как на небо заползают огни. Одна простыня, голубая, сменялась синей в яркую блестку.
В домах вокруг горел свет, и мне очень хотелось есть, поэтому, признав в здании справа трактир, я остановилась. Джек замер вместе со мной, и мы оба уставились на Питера. В конце концов, это он не давал нам перекусить, даже когда до выхода из леса оставались считаные шаги.
– Нет, – сказал Питер, и я скорчила самую кислую мину, на которую была способна.
– Нет, – повторил он, и я надулась.
Я ждала от Джека мало‑мальской поддержки, но не дождалась. Он сам вдруг настороженно повел носом, будто маленький зверек, не понимающий, куда угодил.
– Пойдем, – позвал Питер почти с нажимом.
– Да куда мы пойдем, – сонно спросила я. – Вот деревня, вот там я вижу постоялый двор, мы можем лечь и забыться… Серьезно, я останавливаюсь.
Питер взял меня за плечо (с прикосновениями у него явно не было никаких проблем) и собрался, кажется, тащить вперед, но я возмутилась и вывернулась из длинных красивых пальцев.
– Начинается, – сказал Питер. – Сударыня, нам надо идти.
– Да не надо же, – взмолилась я. – Смотрите, там люди, там кто‑то танцует с хозяйкой. Там есть все, что нам нужно.
Спать хотелось невероятно, а еще хотелось посмотреть на Рината и Прямой мир. Изнанка пугала меня до невменяемости, и чем больше я уставала, тем хуже справлялась с этим смертным ужасом.
– Невнималка, – потребовал вдруг Питер.
Решив, что он точно издевается, я выругалась себе под нос и стала рыться в сумке. Наконец достала синюю чешую и протянула ее Питеру. Тот ничтоже сумняшеся набросил накидку на Джека, а потом схватил меня за руку и прошипел:
– Идешь со мной вместе, прямо, пока не покинем деревню. Это два десятка домов. Идешь, будто не знаешь, что ты человек, будто не знаешь, что такое есть, спать, что такое любить. Джек, а ты просто делаешь шаг за шагом. И не пугаешься. И ты, Маргот, не боишься и не издаешь звуков. В таком случае нас просто не тронут. В противном… Ходу.
Дверь соседнего здания заскрипела, но мы уже двинулись вперед. Мне очень хотелось закатить Питеру скандал, но кто я такая, в конце концов. Если он говорил, что мы идем, то надо было слушаться.
В этот момент я действительно чуть не заорала, потому что из трактира вышел мужчина на вид помоложе Питера. У него светились глаза. Вместо зрачков был яркий, лунный свет, в который хотелось нырнуть с головой, схватиться и не отпускать. Вернее, не отпускать надо было Питера, наверное. Мысли смешались, и мы дернулись с места, волей и силой Питера, пошли. За нами раздался непонятный, леденящий кровь вой.
– Быстрей.
Я сглотнула и послушалась, едва переступая одеревеневшими ногами. Джек испуганно трусил на пару шагов впереди. В этот момент по всей главной улице этой странной деревни начали распахиваться двери, и наружу высыпали такие же лунные люди со светящимися глазами. Мне стало физически дурно, и Питер уже почти тащил меня на себе. Я помнила данное обещание и изо всех сил закусывала нижнюю губу, чтобы не разораться от ужаса или не упасть в обморок.
Мы не сделали и десятка шагов, когда каждый проем зазиял темнотой. Из многих неслась бодрая музыка, за стеклом кружились в танце скромно, но красиво одетые молодые люди, и вообще… здесь было неопасно. То, что они стояли около своих домов, будто ждали чего‑то, больше не пугало. Приветливые.
Видимо, поняв мою мысль, Джек замер. Мы влетели в него, и я тоже остановилась. Питер сердито смотрел на нас обоих, будто мы помешали чему‑то важному. А мы всего‑навсего желали ему добра. Ну и кусочек счатья. Мне почему‑то подумалось, что я могу подрасти хотя бы на пару лет, и тогда Питер меня заметит, и никакая Айним будет нам не страшна.
Он дернул меня вперед и толкнул Джека. Наша маленькая процессия снялась с места. Из очередного трактира полилась завораживающая музыка, и я не смогла ничего сделать, я просто спросила:
– Потанцуем?
И тогда вокруг завыло и заухало, Питер схватил Джека в охапку и понесся, выворачивая мне кисть, к концу деревни, на которую вдруг опустилась страшная, нечеловеческая ночь. Нам оставалось совсем чуть‑чуть, когда меня схватили за ногу. Я обернулась и, падая, сдирая руки в кровь, успела заметить, что Питер по инерции убегает прочь.
А сзади меня держал скелет в красиво расшитой рубашке. Я заорала, дернулась, но кость царапала кожу, впиваясь все глубже, а вокруг – вокруг появлялось все больше и больше мертвецов.
– СТОЯТЬ, – раздалось вдруг над нами, над прорвавшимся хаосом.
Все застыло.
Скелеты, музыка, даже свет из окон, теперь гнилой, а не золотистый. Я с трудом выдернула лодыжку из хватки, вскочила на ноги и ринулась вперед. На самом краю деревни еле дышал Питер, по нему бисером лился пот. Я добежала, вытолкнула его за пределы, Джек метнулся следом, а дальше время снова пошло.
Скелеты посмотрели друг на друга пустыми глазницами, пожали плечами в нелепом жесте и разошлись. Мы при этом находились буквально в метре от них. Как только двери захлопнулись, картинка стала прежней: улыбающиеся пары, ласковый свет, веселые, приглашающие окна.
Я не выдержала и выругалась так, как никогда не слышала, чтобы ругался даже Ринат. Слова шли густым некрасивым потоком, и Питер с Джеком смотрели на меня завороженно.