– Какие же мы дряни!
Вернувшись к баракам, мы увидели, что живодер разговаривает с чиновником из клиники, а студент стоит поодаль и внимательно слушает.
– Дело в том, что у клиники нет денег, – говорил чиновник. – Собаки уже сняты с баланса, и средства на их прокорм и содержание переданы на другие цели.
– Но нам не закончить сегодня, – сказал живодер.
– Вчера был последний день кормежки.
– Голодом заморить хотите? – сердито спросил живодер.
– Мы скармливали им пищевые отходы. Будь у нас деньги, разве держали бы их голодными? Но…
– Я сам накормлю собак, – прервал живодер. – Хотя бы и отбросами.
– Вот и отлично! Видите, где их сваливают?
– Вижу, вижу. Стало быть, собаки будут сыты.
– Я помогу вам, – сказала студентка.
– Перестаньте! – не своим голосом закричал студент. Живодер и чиновник, удивленные, уставились на побагровевшего студента.
– Перестаньте! Довольно бесстыдства!
– Чего ты? – растерянно спросил живодер.
– Мы завтра и послезавтра перебьем их! Так ведь это мерзко – кормить их, да еще ласкать при этом. Представить не могу, как собаки, которые вот-вот погибнут под ударами, будут поедать отбросы, виляя хвостами.
– Сегодня забьем от силы пятьдесят, – сдерживая гнев, сказал живодер. – Неужели уморить голодом остальных? На такое зверство я не способен.
– Зверство? Вы говорите – зверство? – поразился студент.
– Конечно! Терпеть не могу жестокости. Собаки – моя слабость.
Живодер пошел с чиновником по темному проходу между бараками. Студент, обессиленный, прислонился к загородке. Брюки его были измазаны собачьей кровью.
– Жестокость, видите ли! А сам чем занимается? Действует гнуснейшим образом! – не успокаивался студент.
Студентка с безразличным видом смотрела в землю. Пятна крови отливали на земле темной зеленью.
– Разве тебе это не кажется гнусным? – не глядя на меня, угрюмо спросил студент, усевшись на корточки.
– Пожалуй, кажется, – буркнул я.
Мне не давала покоя мысль, что собаки сидят взаперти за оградой и мы можем туда заглянуть, а они не видят, что творится снаружи, и не знают, что их ждет.
– Ну, а если они и увидят, все равно ничего не изменится, – проговорила студентка.
Пусть так, однако я не мог примириться с этим «ничего не изменится». Попасть в безвыходное положение и пожирать корм, виляя хвостом!
Мы с ней отошли от студента. Помахивая поводком, я отправился за очередным псом. «Выведу-ка того большущего и вислоухого», – подумал я.
К концу дня мы забили пятьдесят собак и отправились мыться. Живодер бережно складывал и увязывал отмытые шкурки. Подошел подрядчик. Вымывшись, мы наблюдали за живодером.
– Куда девают собачьи трупы? – спросил студент.
– Их жгут вон там, видишь? – ответил подрядчик.
Мы посмотрели на большую трубу крематория. Из трубы вился легкий красноватый дымок.
– Там ведь сжигают трупы людей? – удивился студент.
Живодер обернулся и строго посмотрел на студента.
– А чем отличается собачий труп от человечьего?
Студент молча опустил голову. Я видел, что он весь трясется. Крепко же его проняло!
– Вообще-то разница есть, – сказала студентка, продолжая смотреть на трубу.
Все промолчали. Когда молчание стало гнетущим, я спросил:
– В чем же?
– Дым не такой! Он краснее и прозрачнее, чем при кремации людей.
– Наверно, жгут труп какого-нибудь красномордого детины, – сказал я.
– Нет, наверняка это собаки! Хотя такой красный отсвет, возможно, дает вечерняя заря…
Мы снова замолчали, продолжая разглядывать дым. Живодер взвалил на плечо связку шкурок. На фоне закатного неба четко вырисовывался его силуэт.
– Завтра неплохо поработаем, – довольным тоном сказал живодер. – Хороший денек будет!
На следующий день была прекрасная погода. Подрядчик не появлялся, однако работа шла своим чередом, и к полудню мы сделали треть того, что полагалось на день. Мы порядком устали, но бодрились. Только студент нервничал и был явно не в своей тарелке. Его раздражала грязь на брюках. Он ворчал, что собачий дух чувствуется, хотя он чуть не всю ночь мылся в ванне.
– Собачью кровь из-под ногтей никак не вычистить. И сколько ни намыливаешься, запах сохраняется.
Я мельком глянул на его руки: ногти на тонких пальцах были длинные и грязные.
– Зря ты пошел на такую работу, – сказала студентка.
– Вовсе не зря, – все больше распаляясь, ответил студент. – Не пойди я, взялся бы другой, и он не избавился бы от засохшей под ногтями крови, и он пропах бы с головы до ног свежей кровью. Мне прямо душу воротит.
– Да ты гуманист, – холодно заметила студентка.
Студент молчал, уставившись в землю…
Живодер попробовал заговорить с ним, но он отвечал невпопад, и у живодера тоже испортилось настроение.
Когда я привел на поводке собаку, что-то вроде сеттера, у живодера был перекур. Невдалеке стоял студент, демонстративно повернувшись к нам спиной. Я подошел с таким видом, будто прогуливаюсь с собачкой.
– Привяжи ее пока вот тут, – сказал живодер.
Я набросил поводок на столбик у входа.
– До чего же они все здесь смирные, – скучающе сказал живодер. – Нашлась бы хоть одна злющая да ростом с теленка!
– С такой не скоро справишься, – сказал я, с трудом подавляя зевоту, так что на глазах выступили слезы. – Вдруг она кидаться начнет?
– На этот случай у меня есть способ утихомирить ее, – сказал живодер, тоже подавляя зевоту. – Делаю так, и…
Он показал, как затягивается на волосатой руке кожаный ремень.
– Хватит! – закричал студент. – Не хочу слышать этот гнусный разговор!
– Я показываю, как усмирить большую собаку, понял? – сказал живодер.
У студента дрожали губы.
– Я считаю подлым все, что ты делаешь. И отвратительным. Уж с собаками-то надо поступать благородно.
– Болтаешь вздор, а самому даже щенка не прикончить, – выкрикнул побледневший живодер.
Студент с ненавистью смотрел на живодера. Вдруг он поднял с земли палку, кинулся к собаке, привязанной у входа, и замахнулся. Собака залаяла и бросилась на него, он было попятился, потом снова подскочил к рвавшейся на привязи собаке и ударил ее по уху. Собака подпрыгнула, стукнулась о загородку и взвыла. Она была еще жива. Изо рта у нее капала кровь. Едва передвигая ноги, она сделала несколько шагов. Студент не двигался, тяжело дыша и не отводя взгляда от собаки.
– Добивай! – заорал живодер. – Не мучай животное!
Студент стоял как вкопанный.
Весь дрожа, он открытым ртом хватал воздух. Собака, удерживаемая туго натянувшимся поводком, корчилась в конвульсиях, царапая лапами землю. Я выхватил у студента палку и ударил окровавленное, покорно взглянувшее на меня животное прямо в нос. Собака пронзительно тявкнула и растянулась на земле.
– Ты же зверствуешь! – воскликнул студент.
– Что?!
– Негодяй! У собаки уж не было сил сопротивляться.
Ярость сдавила мне горло, но я повернулся спиною к студенту и снял с собаки поводок…
– Хватка у тебя есть, – сказал подошедший ко мне живодер. – Без этого нечего и браться за наше ремесло.
Однако хватки мне явно недоставало. Покрытый паршой пес в конце дня укусил меня за ногу.
Когда я подвел его к загородке, студентка выносила залитые кровью шкурки. Увидев их, пес встревожился и заметался. Натягивая поводок, я пытался заставить его успокоиться, но он сделал отчаянный прыжок и вцепился мне в ляжку. Живодер выскочил из-за загородки и оттащил его. Боли от укуса я не почувствовал.
– Ну и завопил же ты! – сказала студентка. – Добрался-таки до тебя этот пес.
Носок намок от крови.
Живодер прикончил собаку, разжал пасть и осмотрел.
– Опасный укус! Зубы старые, едва держатся. Взгляни, какая скверная пасть!
Я страдал малокровием, и мне стало дурно. Я зашатался, но студентка поддержала меня. Больше всего мне не хотелось, чтобы студент что-нибудь заметил.
Я лежал на кожаном диване. Медсестра бинтовала мою ногу.
– Больно? – спросила она.
– Нет, не больно.
– Я так и думала.
Она встала и посмотрела на меня.
– Попробуйте походить!
Я подтянул брюки и сделал несколько шагов.
– Наверное, из-за перевязки нога немного онемела.
– Ничего страшного. За лечение заплатите потом, когда вам сделают прививку. Вам выпишут общий счет.
– Что? Еще и прививка?
– А как же! Вам, я думаю, не хочется заболеть бешенством?
Я сел на диван и уставился в пол. Пальцы с заусеницами у ногтей прыгали на коленях.
– Бешенством, говорите?
– Конечно!
– На прививку придется несколько раз приходить?
– Жить или умереть – что-нибудь одно, не так ли? – сухо сказала сестра.
– О-о-о! – простонал я. – Ну и влип же я!
– Что вы имеете в виду?
– Собачью пасть! – огрызнулся я.
– Э-э-эй! Где ты?
Кто-то звал меня. Я вышел из помещения через заднюю дверь. Перед бараком собрались все наши. Полицейский, стоявший в центре, обернулся и взглянул на меня. Я медленно подошел. Он записал мое имя и адрес.
– В чем дело? – спросил я.
Полицейский поскреб подбородок и ничего не ответил.
– Да расскажите же!
– Исчез подрядчик. Он умудрился собачьи тушки сбыть в мясную лавку. Мясник заявил в полицию, но подрядчика и след простыл, – объяснила студентка.
Я молча смотрел на нее.
– Пропали наши денежки!
– Угу!
– Вот некстати он сбежал, – сказала студентка.
Я перевел взгляд на живодера и студента. Оба были бледны и расстроены.
– А где мне взять деньги на лечение?
– Небось собака не укусила ни подрядчика, ни растяпу мясника, – ввернула студентка.
– Возможно, вас вызовут для дачи показаний, – повысил голос полицейский.
– Пусть вызывают, мы же не торговали псиной, – возразил студент.
– Забивать собак – это непорядок!
– Нам-то что, наше дело маленькое.
Полицейский не удостоил студента ответом и удалился. Наступило молчание.