Следователь запер дверь веранды и покинул место происшествия.
Житейская драма с тяжелым концом, любовь и смерть… Направляясь к автобусной остановке, молодой следователь пытался настроиться на объективный лад, но не мог. Увиденное затронуло, взволновало его. Не так давно жизнь безжалостно развеяла его собственные романтические иллюзии… Иллюзиями он, конечно, назвал их потом, чтобы не так жгла горечь потери.
Сейчас Берт уже был способен вспоминать о ней спокойно, но тут… Любовь, из–за которой погиб молодой, красивый человек… Что–то в этом событии занимало мысли Берта Адамсона больше, чем ему хотелось бы.
13
Следователь сошел с автобуса на привокзальной площади. В фотоателье его встретил полный мужчина лет пятидесяти.
— Пожалуйста, что вам угодно? Сфотографироваться?
— Нет! Мне необходимо встретить фотографа Стабулниека.
— Он в лаборатории. Позвать?
— Будьте любезны. Он мне нужен.
— Пожалуйста. Сейчас, лаборатория рядом.
Следователь с интересом ждал, каким–то окажется второй участник трагедии, и невольно уставился на входившего Витолда Стабулниека так пристально, что тот смутился, замялся на пороге, покраснел.
Полный мужчина, бросив на Адамсона безразличный взгляд, оставил их вдвоем.
— Я вам нужен? — спросил Стабулниек. — Чем могу служить?
Берт достал из кармана фотографии Бригиты и показал ему.
— Ваши снимки?
— Да… Откуда они у вас?!
— Об этом я и хочу с вами поговорить. Я из прокуратуры. Вы, конечно, хорошо знакомы с этой женщиной.
— Да. Это Бригита Лея. Все же… почему…
— Потом. Вам придется пройти со мной. Сейчас. Считайтесь с тем, что разговор может затянуться. Где ваше пальто?
— В лаборатории.
— Зайдемте, вы его возьмете… Почему у вас на подбородке и под ухом пластырь?
— У меня… словом разногласия, и… я лучше потом расскажу… Здесь не хотелось бы… Глупая история…
— Хорошо. Вам не нужно перед уходом предупредить начальство?
— Я скажу заведующему. — Стабулниек приоткрыл дверь в соседнюю комнату и сказал: — Извините, я должен уйти… Важное дело, очень важное. Возможно, что не скоро вернусь.
— Идите, идите, что с вами делать, — буркнул полный мужчина.
Следователь со Стабулниеком медленно шли по направлению к центру.
— Расскажите, как дошло дело до пластыря на лице?
— Видите ли, муж Бригиты Леи… Это же человек, абсолютно не дающий себе отчета в своих поступках, абсолютно… Одним словом, он напал на меня.
— Когда?
— Вчера вечером.
— Где?
— В доме, принадлежащем Леям, на Длинной улице.
— Почему?
— Ах, даже не знаю, с чего начать, это длинная, сложная история…
— Рассказывайте, у нас времени достаточно.
— Сейчас, пожалуйста, только почему… прокуратура… Что случилось?
Берт ответил холодно:
— Пока что вопросы задаю я. Что произошло вчера?
— Вчера, когда я зашел в дом Лея…
— С какой целью?
— Видите ли, Бригита Лея и я… Словом, это для вас, наверно, не тайна… За любовь пока еще не предусмотрено наказания…
— Итак, вы направились к Бригите Лее с любовными намерениями.
— Можно выразиться и так… Совсем неожиданно приехал ее муж… и… он…
— И?
— И… Словом, взбесился… Начал устраивать сцены, крайне безобразные сцены, совершенно невозможные, невообразимые… Он вел себя по–хамски или же как психопат, прошу прощения, я просто не могу назвать это иначе.
— Яснее!
— Он заявил мне, что… придушил Бригиту, по крайней мере, так он выразился. Он вообще выражался весьма грубо, грубо и непристойно. Говорил о Бригите и вообще о женщинах такие слова… что я не рискну их повторить… Если только вы этого прямо не потребуете.
— Я требую.
— Очевидно, виной тому низкий культурный уровень… Он называл свою жену потаскухой… Сказал, что таких надо бить смертным боем. Мне крайне трудно передать эту варварскую сцену… Я никогда не представлял себе подобной дикости…
— Бригита Лея видела сцену?
— Нет, она вернулась домой позже, уже после того, как он напал на меня и избил… Он вел себя, как шизофреник, выражался нагло, грубо, бессвязно… Избил меня… Из ревности. Бесчеловечно…
— Иными словами, вы подрались с ревнивым мужем.
— Нет! Он напал на меня. Я не драчун. Я был вынужден только… защищаться, хотя и безуспешно… Я не обладаю особой физической силой, и вообще… Я считаю, что это жестоко, безобразно и примитивно… А когда Бригита, наконец, пришла, то она… Послушайте, я так не могу, что же все–таки случилось? Неужели этот сумасшедший причинил какое–нибудь зло своей жене.
— Продолжайте! Что произошло, когда вернулась домой Бригита Лея и вы оказались все трое вместе?
— Когда она вернулась, я вскоре ушел… А жена его осталась, потому что она смертельно боялась мужа… Она и раньше говорила, что муж угрожал ей… Наверно, потому и осталась с этим чудовищем, когда я вынужден был уйти… Это было ужасно!
— В котором часу вы ушли из дома Леев?
— Около девяти часов вечера. Да, вскоре после девяти.
— А супруги Леи остались дома? Вдвоем?
— Да. Больше я там никого не видел, хотя… в их дом я вчера не заходил, поэтому не ручаюсь… Отвратительная сцена разыгралась в гараже…
За разговором Берт со Стабулниеком дошли до центра города. Трава и деревья обсохли после ночного дождя, светило солнце, воздух был теплым и чистым.
В прокуратуре следователь ввел Стабулниека в свой кабинет.
— Снимайте пальто! Так. У вас есть авторучка?
— Есть.
— Садитесь к столу! Я оставлю вас в одиночестве, а вы пишите. Опишите с начала и до конца, по порядку, все, что произошло вчера в доме Леев!
Берт вышел из кабинета. Он поймал себя на непонятном, неопределенном ощущении: что–то вроде обиды, возмущения, чуть ли не разочарования… С чего бы это? Неужели разочарование было вызвано неприязнью к Стабулниеку, которую Берт испытал с первого взгляда? «Вот уж не знал, что и сам я чистейшей воды романтик, — невесело усмехнулся следователь, — разочаровался, видите ли… как зритель на спектакле, в котором одну из главных ролей играет дилетант… Смешно! Что же, Бригита Лея должна была сделать свой выбор, руководствуясь именно моими представлениями об образе «героя любовника»? Сама–то она кто? Приятное, но заурядное лицо с выражением наивной восторженности… Разве что смерть придала ее образу нечто возвышенное, трогательное. Смерть — и эта неизъяснимая, потрясающая улыбка, с которой она умерла…»
14
Берт зашел к прокурору Друве. Свое прозвище «Старый Сом» Друва оправдывал все больше, толстея и становясь с каждым годом неподвижнее.
— Ну–у? — буркнул Старый Сом, скользнув взглядом по лицу следователя.
Равнодушие и холодность этого взгляда давно уже не смущали и не сбивали с толку Берта Адамсона. Он знал: за отрывистыми репликами и неприветливой миной прокурора скрывалось больше чуткости и живости, чем у иного в патетических позах и длиннейших фразах о гуманизме.
Берт уселся против Сома и стал отчитываться:
— Фотограф Стабулниек сидит у меня в кабинете. Пишет. А я собираюсь посмотреть на Нилса Лею — на мужа. Он внушает мне наибольшие подозрения.
— Лея уже здесь. Скучает в шестой комнате.
— Прекрасно.
Берт направился в шестую комнату. В этом небольшом помещении обычно оставляли людей, с которыми в прокуратуре собирались побеседовать подольше.
Нилс Лея сидел у стола, накрытого зеленой бумагой в чернильных пятнах, уставив недвижный взгляд в зарешеченное окно. Решетка за окном, конечно, зрелище не из приятных, и Нилс выглядел изрядно подавленным. Когда вошел следователь, Нилс встал и с нескрываемой злостью поглядел на него.
— Вы Нилс Лея?
— Да.
— Берт Адамсон, следователь. Садитесь!
Берт тоже сел, облокотился о колени, наклонился вперед и смотрел на допрашиваемого чуть исподлобья; так он привык смотреть — часто машинально и рассеянно.
— Значит, этот хлюпик подал–таки на меня жалобу?
Берт сдержал усмешку, вспомнив «психопата» и «слабоумного» — эпитеты, которыми тот, второй, в свою очередь, награждал Нилса.
— Какой хлюпик? — спросил Берт, как ни в чем не бывало.
— Не прикидывайтесь, товарищ следователь! Фотограф.
— А–а… Успокойтесь, Лея, я вам, может быть, не задам много вопросов. Зачем вы вчера приехали в Калниене?
— Э… Зачем? Прослышал, что он… ну, этот самый…
— Начистоту, Лея, выкладывайте все начистоту, как бы вам ни было неприятно!
— Ну, один друг рассказал, что, пока меня тут не было, фотограф начал таскаться в мой дом. Я и приехал. Посмотреть.
— Кто вам рассказал, где и когда?
— Ронис, товарищ по работе. Рассказал недавно. Привез мне такую весть. Ну, я и приехал, не утерпел. Вчера.
— С намерением побить Стабулниека?
— Э, заранее я еще ничего не знал… Была, конечно, и такая мысль: если увижу этого паразита, по морде он наверно схлопочет.
— Когда вы вчера явились в Калниене?
— Приехал автобусом, который приходит без десяти два.
— Сразу направились к себе домой?
— Нет! Хотел сначала жену повидать. Пошел в сберкассу. А ее там не было… Ну, я…
— Дальше, дальше!
— Может, думаю, она пошла к нему… Прошелся до ателье. Вижу — выходят оба вместе. Жена и этот хлюпик.
— Вы с ними разговаривали?
— Нет! Не стал подходить. Потом домой пошел. И стал ждать.
— Продолжайте!
— Вспоминать–то неохота.
— Делать нечего, вам придется рассказать мне все. Чтобы не получилось у нас с вами еще более неприятного разговора. Учтите, что мы все уже знаем. Чистосердечное признание, без умолчания и без искажения фактов — в ваших же интересах.
— Да чего там искажать, чего там умалчивать! Взял да и съездил раза два, от души, эту скользкую мразь по харе. Э, да знай я, что он сразу поскачет жаловаться, так навалял бы ему покрепче! Закурить я могу?
— Да. Расскажите теперь все, что происходило вчера в вашем доме, с начала и до конца!
Нилс отвернулся от Берта, некоторое время курил молча и смотрел в угол с таким выражением, словно увидел там гадюку. Помотал головой, затянулся глубоко. Провел ладонью по подбородку, поросшему не менее чем двухдневной щетиной, и стал говорить, не глядя на Берта: