тем, что однажды на карте схеме осталась лежать лишь пара небольших монет.
Два денария.
Великолепный, в своевремя лучший в стране – Тиберия.
И истертый доневозможности, практически не имеющий уже никакой ценности даже для начинающегонумизмата - Нерона.
Но вот что интересно,именно этот денарий и выручал его в последнее время.
Ведь он мог ходитьгде угодно.
И в Риме, и в Иудее,и в Северном Причерноморье, и в Малой Азии, и в Греции…
И Стас то и делоперемещал его по карте.
До тех пор, пока неостановился на маленьком городке Эллады, между Афинами и Коринфом…
7
Посередине площадивысился большой крест…
… Осень — зима —лето…
Снова лето — осень —зима…
Весна каждый раз былатакая короткая, что будто ее и не бывало.
Несколько лет прошлидля Ахилла, как в каком-то непонятном, то приятном, так что не хочешьпроснуться, то в ужасном — скорей бы прийти в себя! — сне.
Теперь у него быловсе: огромный новый дворец, роскошная вилла за городом, где здоровый и чистыйвоздух, бесчисленные деньги, десятки, сотни рабов…
И… словно не былоничего.
Без Ириды…
Он даже не ожидал,что она с детьми так много значит для него.
Увы!
Ее по-прежнемукатегорически не разрешал перевозить из Синопы в Рим Мурена, и единственным дляАхилла утешением были нежные, длинные письма жене…
К тому же последняявстреча с Юнием и такая стойкая готовность к смерти брата, которого он всегдазнал, как неисправимого весельчака и жизнелюбца, и сама смерть — никак недавали ему покоя…
А вдруг хотя быдопустить, что он прав?
Не мог же ведь он нис того, ни с сего оставить любимую жену, сына-младенца и пойти на пытки и такуюстрашную казнь…
Что-то же за всемэтим стояло!
Или… действительноКто-то?
То есть, его Бог?
Никто в Риме, послегонения на христиан, особенно Мурена, не мог дать ему ответ на этот вопрос…
Да и тому было вовсене до того.
Как паук он продолжал плести своисети.
Ставил их, где толькомог.
Но главная, какоказалось, была рядом с домом Ахилла.
Однажды сенаторвнезапно пришел поздно ночью.
Он тщательнопроверил, крепко ли заперты все двери, не подслушивает ли кто из прислуги.
И, даже несмотря натакую предосторожность, прошептал:
— Ну вот, моймальчик, пришел наконец-то и твой час! Слушай меня внимательно… Дни цезарясочтены!
— Что? Нерон —болен?!
— Тс-сс! О-о, онбольше, чем болен! А впрочем, чего бояться? - перешел на обычный голос Мурена,– Теперь об этом говорят во всеуслышанье все! Даже рабы! Римский народ можетпростить ему все: казни, гонения, доносчиков, даже то, что, по сплетням, онженился на мальчике Споре и вышел замуж за мужчину. Но никогда не простит того,что их император вышел с кифарой, как жалкий артист на сцену! А теперь, главное– судя по всему, а ты верь, верь моему чутью, власть скоро перейдет к одному извоеначальников, к какому-нибудь легату. Ибо слово «император» происходит не отимени Нерон, как думают теперь только глупцы, а от слова «империй», то есть –войско! Ты… внимательно слушаешь меня?
— Да! – недоуменнокивнул Ахилл. — Только не понимаю, причем тут я?
— А при том… — Муренаснова огляделся по сторонам и понизил голос: — Что ты, моя лучшая и теперь,увы, единственная игральная кость! Все остальные, в том числе и зять Корбулона,уничтожены — казнены. Вот я и подумал: почему бы, собственно, тебе не статьэтим самым легатом - что ты — хуже какого-то сына погонщика мулов Веспасиана? Апотом и…
Последнее слово«императором» Мурена уже не рискнул сказать даже шепотом.
И только предупредил,что завтра должно решиться, если не все, то почти все.
И действительно…
Наутро Ахилл вышел изздания сената и направился к полностью достроенному после пожара огромномуЗолотому дворцу. Рядом с ним вышагивал сияющий Мурена. Он даже не обращалвнимание на то, что люди обращались не нему, а к Ахиллу, поздравляя его — сдолжностью легата.
— После казниКорбулона — тебе не будет равных! Ты станешь самым великим полководцем! —только и слышались льстивые голоса. — Ты затмишь своей славой АлександраМакедонского!...
— Погодите, постойте!Это назначение еще не утверждено цезарем! — возражал Ахилл, а довольный Муренауточнял:
— Мы уже приглашеныНероном в Ахайю, где он дает свои концерты, и надеемся там утвердиться в этойдолжности! Мой сын, как всегда, скромничает!
— Только смотрите, не усните, когда цезарь будетпеть на сцене, а то, говорят, недавно легат Веспасиан едва не лишился за этожизни! — с усмешками посоветовали им из толпы.
В Золотом дворце Ахилл долго смотрел нанепомерно огромную статую Нерона, затем ненадолго попрощался с Муреной.
И вернувшись домой, стал, довольно посмеиваясь,повторять на разные лады, точно пробуя на вкус:
— Я — цезарь… Я — цезарь! Я — цезарь? Надоскорее вызывать Ириду! Сколько уже можно слушать Мурену? Хватит быть игральнойкостью в его руках. Теперь он будет слушаться меня! Все! Немедленно вызываюИриду с детьми в Рим! Пока она доберется сюда, все, может быть, уже исвершится. И тогда что же, моя Ирида — императрица?! Вот будет для неенеожиданностью! Да…действительно, новость — просто голова кругом идет! Идворец-то уже вроде как мал, хотя еще вчера казался огромным!… Неужели, иправда, императорам впору только Золотые дворцы?
Ахилл собралсядернуть за колокольчик, чтобы вызвать управляющего и дать соответствующиераспоряжения.
Но тот сам осторожнопостучался в дверь.
И, войдя, протянулзолотой поднос с лежащим на нем свитком папируса.
— Вот, господин —письмо! Только что получено из Синопы! Ты велел приносить такие в любое времядня и ночи!…
— Да! Да! Прекрасно,и как нельзя кстати! Сами боги подсказывают мне, что я прав… Давай его скорей!Ну-ка, ну-ка... странно — почерк не Ириды! Что это, разленилась писать? Да ивообще письмо вроде как не от нее. Ну да, от городского совета… Не иначе, какснова просить будут о чем-то! То ли еще будет, когда я стану цезарем?
Самодовольноулыбаясь, Ахилл развернул папирус.
Прочитал первыестроки.
И тут улыбка внезапносползла с его лица.
Он как-то странно,беспомощно взглянул на управляющего.
С ужасом стал читатьдальше.
В отчаянии вскрикнул.
Бросил, как будтосмертельно ужалившую его змею, свиток на пол…
И принялся вбешенстве топтать его ногами…
В письме глава СоветаСинопы извещал уважаемого отца-сенатора, что его жена Ирида вместе с детьмиубита грабителями, ожидавшими, по их признанию, найти в его доме несметныебогатства. Все преступники пойманы, скрыться удалось только наводчику, по имениЯнус…
После этого жизньпродолжалась уже словно в сплошном кошмарном сне.
Хотя внешне все былопрекрасно и радостно.
…С калейдоскопическойбыстротой мелькали вокруг довольного Мурены поля, луга, леса, реки, моря,корабли…
Неизменным оставалсятолько сидящий рядом с ним — то в повозке, то на триреме словно закаменевшийАхилл.
Он не замечал ничеговокруг.
Выше голову, моймальчик! Скорее, скорее! — торопил возниц и капитанов Мурена. И, обращаясь кАхиллу, объяснял: — Нерон не прощает тех, кто опаздывает к началу егоконцертов!
— Опять…опять…опятьон был прав! — бормотал Ахилл, глядя на все красоты, словно на пустоту. —Только кто, ну кто мог подумать, что за это проклятое золото будет такаярасплата: ее кровью и моими слезами?… Ну, почему… почему… я сразу не послушалего?!
— Кого его? Тогосамого христианского жреца? И какое еще золото? — хмурился Мурена. — Ну что ты,как голову из-за Ириды потерял? Да, конечно, это несчастье. Горе, от которогозаплакал бы сам отец трагедии — Эсхил. Плачу и я. Но… подумай сам — какая бы изнее была императрица? Все равно тебя ждал развод! И женитьба на знатной,достойной для самого цезаря — матроне! Ну, мой мальчик, не унывай! Вперединовая жизнь, о который не может мечтать ни один из смертных! Подыщем тебедругую жену, утешит, забудешься!
— Другую Ириду?Забудусь?!
— Да перестань ты,ради богов! — крикнул, не выдержав в конце концов, Мурена. — Возьми себя вруки! Приведи в порядок мысли, лицо, чувства! Разве я могу рекомендовать Неронутакого легата?… — И снова, обращаясь к капитанам и возницам, торопил: — Скорее,скорее! Опаздываем!…
Они мчались быстрей,чем возница на состязаниях…
И вот уже — Римская провинцияАхайя.
Проезжая в Афинычерез небольшой город, они увидели, что вся его главная площадь запруженанародом.
Посередине площадивысился большой крест, к которому был привязан человек.
— Проклятье! Скореесворачивай, поедем улицами! — скомандовал вознице Мурена, но Ахилл,всмотревшись в распятого, неожиданно попросил остановить повозку, сошел с нее иневерными шагами направился прямо к кресту.
— Куда ты?Опаздываем! Вернись! — закричал ему Мурена, но Ахилл словно не слышал его.
— Что здесь происходит?— спросил он, и жители, видя сенатора, почтительно расступаясь, жалуясь,принялись объяснять:
— Правитель нашегогорода приказал распять этого Божьего человека. Мы хотим снять его с креста, но