Зато Ваня, обычнослегка стеснявшийся его — все-таки бывший капитан-афганец, Герой СоветскогоСоюза, поздоровался с ним за руку, как с равным, называя по имени: Виктор.
Затем привычноподошел к вешалке.
Предложил Викториипомочь снять шубу.
Но та категорическизамотала головой, давая понять, что ей не скоро и в шубе станет жарко.
Тогда Ваня сбросил ссебя шинель.
Стас — зимнюю куртку
Повесив ее, как онсразу догадался, потому что больше на вешалке женской верхней одежды не было —рядом с заячьим полушубком Лены.
Услышав позади себяшум, она оглянулась.
И сердце Стасапочему-то сжалось от внезапно нахлынувшей жалости.
Лена былапо-старушечьи перевязана крест-накрест серым пуховым платком и в заплатанныхваленках.
Вся какая-то тихая.
Неприметная.
Словно, как говоритсяв подобных случаях, поставила на своей молодой цветущей жизни — крест…
И почему-то вкруглых, похожих на старомодные, очках.
Таких толстых, чтоони больше напоминали линзы.
Заслышав позади себядвижение, она оглянулась.
Тоже первым деломнашла глазами Стаса.
И сразу сняла очки.
Отчего лицо её сразустало знакомым.
Но каким-тосовершенно беспомощным.
Неожиданно онанахмурилась.
И, словно сделав надсобой усилие, вновь отвернулась и стала листать книги.
«Воздавайте сначалаБожие Богу, а затем кесарево Кесарю», — вспомнил Стас.
И мысленно согласилсяс Леной.
Вот-вот должна быланачаться служба.
Главнее БожественнойЛитургии нет и не может быть ничего на земле.
Так что все остальное— потом.
Но вместо возгласасвященника левая дверь алтаря открылась, и из нее вышел отец Михаил.
Если и раньше в немтрудно было признать того самого Макса, который являлся грозой всей округи, тотеперь и подавно.
Длинная, окладистаяборода…
Добрые мудрые глаза.
- Ну, наконец-то вижуперед собой не мальчика, но мужа! – неторопливо, довольным голосом сказал онподошедшему к нему под благословение Ване.
Сторож подошел,внимательно оглядел Звезду на груди Вани.
И сказал:
- Это значит, такиетеперь стали – с Российским флагом? А у меня еще та, с красным…
- ТрадиционнаяРоссийская награда для героев - Георгиевский крест, конечно лучше, но факт отэтого не перестает быть фактом! – не в силах молчать от переполнявшей егорадости - ведь Лена была совсем-совсем рядом, сказал первое, что пришло ему вголову, Стас.
— Все умничаешь? —впрочем, без тени упрека, благословил и его священник.
«Не глупеть же!» —так и завертелось на языке Стаса, но он благоразумно промолчал.
Храм — не место дляшуток!
Отец Михаил огляделсявокруг, вздохнул, очевидно, оттого, что на службе снова было совсем мало людей.
Да, одно дело быловосстановить из руин храм.
И совсем другое —начать восстановление человеческих душ.
— Ну, пойдем валтарь! — кивнул он, наконец, Ване. — Поможешь мне по старой привычке. Надеюсь,не забыл еще, с какой стороны кадило подавать надо?
— Не забыл, но…
Ваня прошептал что-тона ухо священнику, показывая глазами на так и стоявшую в шубе жену.
И испуганно глядя наприоткрытую дверь алтаря, виновато развел руками.
— Да, это, конечно,серьезная причина, — внимательно выслушав, согласился отец Михаил. — Тогдапомолись пока до лучших времен здесь.
И обратился к Стасу:
— Ну, иди тогда ты!
— Так ведь я толькораз в жизни алтарничал! Уже ничего и не помню! — растерялся Стас.
— Ничего, напомню! —пообещал ему отец Михаил.
И он, несказанноробея, вошел следом за ним в алтарь.
Первым делом,положил, как успел подсказать ему казавшийся необычайно расстроенным Ваня,перед Престолом три земных поклона.
Затем, поблагословению отца Михаила, путаясь с непривычки, облачился в белый стихарь.
Выслушал для началавкратце, а потом, как сказал священник, будут и подробные, по ходу дела,объяснения.
А также, что нельзя ичто нужно обязательно делать в алтаре.
Нельзя ни в коемслучае дотрагиваться даже широким, как крылья небесной птицы рукавом стихаря доПрестола и находящегося слева от него Жертвенника.
И каждый раз, проходямимо Горнего места — узкого пространства между семисвечником, за которым стоялПрестол, и креслом перед запрестольной иконой изображенного во весь ростСпасителя, следовало осенять себя крестным знамением.
Стас запомнил это.
И встал по стойке«смирно» так, что даже Ваня наверняка похвалил бы его за выправку, в ожиданиидальнейших указаний.
— Благословен Богнаш, всегда, ныне и присно и во веки веков! — раздался торжественный возглас.
Вслед за ним из-заотделявшего алтарь от средней части иконостаса[5]послышался самый родной и близкий на свете голос Лены:
— Аминь. Слава Тебе,Боже наш, слава Тебе!
Началось чтениетретьего часа…
Когда Стасу, покаотец Михаил вынимал частицы из просфор, пришлось читать вслух по двум толстымтетрадям сначала «О здравии», а затем «За упокой» много-много имен жившихкогда-то в Покровском, в том числе и погибших на войнах, и ныне здравствующих,да только, к сожалению, почему-то не присутствовавших на службе людей…
6
— Мир всем! —протяжно провозгласил отец Михаил.
Стас давно, еще сослов отца Тихона, то есть без малого десять лет назад, когда из руинвозрождался этот храм, знал, что алтарь знаменует собой Небо, жилище СамогоГоспода.
И ему так хотелось,воспользовавшись таким счастливым случаем, помолиться здесь о том, чтобы у нихс Леной все снова было, как прежде.
Но…
Оказавшись в этойглавнейшей части храма, где совершалось Таинство Евхаристии[6]и которое как бы повторяло собой ту прибранную, устланную, готовую горницу, гдесостоялась Тайная Вечеря Иисуса Христа и Его учеников, он первые минуты простопотерял себя от волнения.
А потом началась, какоказалось, очень непростая, потому что требовала постоянного внимания иответственности, работа алтарника.
Нужно былоподготовить кадило.
Раскалить наэлектрической плитке уголь.
Осторожно положитьего щипцами на дно кадильницы.
Причем, точнопосередине.
Приоткрывая зацепочку, класть на красный древесный уголь несколько кусочков обсыпанногочем-то белым, пахучего ладана.
Из истории Стас знал,что воскурение Богу благовоний было известно в глубокой древности, задолго допоявления христианства. Благовонный дым ладана возносит молитвы к Богу, а к намвозвращается как знак благодати Святого Духа.
Но то всё было — втеории.
А теперь прямо напрактике…
Он подавал и принималэто кадило, каждый раз целуя руку священника, как руку Самого Христа…
После чего, вешалкадило за маленькое отверстие в цепочке на то и дело ускользающий из-подпальцев крючок семисвечника.
Каждый раз с опаской,как бы оно не упало и его раскаленное содержимое не рассыпалось по ковру…
Кроме этого отецМихаил, спросив, знает ли Стас церковнославянский язык, решил доверить емучтение Апостола.
Щелкнув застежками,он раскрыл большую тяжелую книгу в металлической желтой обложке с пятьюовальными иконочками.
Показал, что и за чемследует читать, заложил нужные страницы широкими белыми лентами из парчи.
Посмотрев на лицоСтаса, поставил еще карандашом галочки.
Объяснил, каквыходить, где становиться для чтения, что ответить на его возглас.
И когда Лена запела«Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас», благословил наГорнем месте и подбадривающе кивнул:
— Иди!
Стас вышел.
По свежей памяти,прошел по солее, свернул перед открытыми Царскими Вратами, встал передполукруглым выступом — амвоном.
— Мир всем! —протяжно провозгласил с Горнего места, хорошо видимый в открытых Царских вратахотец Михаил.
— И духови твоему! —громко и внятно, как было велено, отозвался Стас. — Прокимен глас…
Он произнесотмеченный галочкой стих.
Лена его пропела.
Произнес новый стих.
Лена повторилапрежний.
А затем все то, чтоговорил отец Михаил, вдруг вылетело из его головы.
— Вонмем! — растяжнопочти пропел священник.
И Стас, холодея, сталлихорадочно вспоминать, как и что правильно говорить дальше.
Он чуть было несказал совсем простую, но как оказалось, сложнее целых страниц текстов, которыеон почти без труда заучивал в университете, фразу — наоборот.
Но хорошо — выручилВаня.
Подойдя к нему, онпрошептал:
«К Римлянам посланиясвятаго апостола Павла чтение!»
Стас повторил.
И перешел к тексту.
Он читал, сам отволнения улавливая лишь отдельные мысли о том, что любящим Бога все содействуетко благу… что не отлучит нас от любви Божией ни скорбь, ни теснота, ни гонение,ни голод или нагота, ни опасность или меч…ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни