— Ну и что? — словноничего не случилось, бодро спросил он.
И твердо добавил:
— Теперь я тебяникуда не отпущу.
— Да я и сама неуйду… — чуть слышно прошептала Лена.
Они дошли до тогоместа, где замерзала Виктория.
И Стас сбеспокойством спросил:
— Ты не замерзла?
— Что ты! — удивиласьЛена. — Наоборот! Мне никогда еще так тепло не было. На всю жизнь согрелась.Особенно сердцем.
— Да-а… — покачалголовой Стас. — Я там себе места не находил. А что же тебе тут пришлосьпережить?! Бедная ты моя…
— Бедная? — резкоповернула лицо к Стасу Лена. И увидел ее огромные, какие-то беспомощные, — нобесконечно радостные глаза.
— Да я, если хочешьзнать, самая богатая! Самая счастливая на свете!
Лена немногопомолчала, словно наслаждаясь этой минутой, и вдруг, усмехнувшись, спросила:
— А ты что, решил,что у меня и правда кто-то появился?
— Нет, — решительноотказался Стас. — Этого у меня и близко в мыслях не было! Чувствовал только,что тут что-то не то. А что — никак не мог понять.
— Я думала вмонастырь пойти, — удовлетворенно кивнув, продолжила Лена. — Да отец Михаил неблагословил. Сказал, что пока еще редко при каких женских обителях естьбогадельни. Ведь с таким зрением что я могу? Петь там и то не получится. Нотывидеть надо. У нас же легкое, обиходное пение, которому я у старушек научилась.А так, знаешь, как сложно? Я ведь не профессиональная певица. На слух, скажем,знаменный распев не запомню. К тому же батюшка сказал, чтобы я ни в коем случаене падала духом и не отчаивалась. Иначе с таким смертным грехом просто наклирос пускать не будет! «Еще не вечер, — сказал он. — Вот увидишь, будет и натвоей улице праздник!» И вот он наступил, — теснее прижалась к плечу СтасаЛена. — Причем, не просто на улице, но и во всем мире! Представляешь, какой унас батюшка?
— Да, я это во времяслужбы заметил, — вспомнив отца Михаила в алтаре, согласился Стас. — И посленее — хоть почти никого не было в храме, такую проповедь произнес, с такимжаром… Прямо как тот проповедник в балладе Апухтина.
— Бэда? — с легкимудивлением уточнила Лена.
— Точно! —обрадовался Стас. — А я это имя никак не мог вспомнить… Почему и в интернетепотом найти…
— Разумеется, не мог,потому что это, прости, стихотворение Якова Полонского, — осторожно поправилаСтаса Лена. — А для чего ты его искал?
— Просто один толькораз читал, и оно мне очень понравилось. Ведь это — едва ли не самое лучшее,разумеется, если не считать оды «Бог» Державина, что есть в поэзии на духовнуютему. Ну, все: теперь, как только до компьютера дорвусь, сразу найду иперечитаю! — радостно пообещал Стас.
— Зачем далекоходить? — остановила его Лена. — Слушай!
И тихо, спокойно, безвсякого надрыва, с каким обычно читают стихи поэтессы, начала:
Был вечер; в одежде, измятой ветрами, Пустынной тропою шел Бэда слепой; На мальчика он опирался рукой, По камням ступая босыми ногами, — И было все глухо и дико кругом, Одни только сосны росли вековые, Одни только скалы торчали седые, Косматым и влажным одетые мхом. Но мальчик устал; ягод свежих отведать, Иль просто слепца он хотел обмануть: "Старик! — он сказал, — я пойду отдохнуть; А ты, если хочешь, начни проповедать: С вершин увидали тебя пастухи... Какие-то старцы стоят на дороге... Вон жены с детьми! говори им о Боге, О Сыне, распятом за наши грехи". И старца лицо просияло мгновенно; Как ключ, пробивающий каменный слой, Из уст его бледных живою волной Высокая речь потекла вдохновенно - Без веры таких не бывает речей!.. Казалось — слепцу в славе небо являлось; Дрожащая к небу рука поднималась, И слезы текли из потухших очей. Но вот уж сгорела заря золотая И месяца бледный луч в горы проник, В ущелье повеяла сырость ночная, И вот, проповедуя, слышит старик — Зовет его мальчик, смеясь и толкая: «Довольно!.. пойдем!.. Никого уже нет!» Замолк грустно старец, главой поникая. Но только замолк он — от края до края: «Аминь!» — ему грянули камни в ответ.
«Да что же этоделается… и тут о слепом! — насладившись стихом, вдруг мысленно ахнул Стас и,тут же поправив себя: — Она ведь, пусть плохо, но видит! И еще действительно невечер!»
Сам, как во времяпроповеди отец Михаил, он с жаром и, веря в каждое произносимое им слово,принялся говорить:
— У папы столькознакомых академиков, известных профессоров, медицинских светил. В России, заграницей! Да и я, если понадобится, переверну весь мир! Поступлю нафизико-математический факультет. Окончу медицинский! Изобрету лечебный аппаратдля восстановления зрения…
— Да ведь тебе книгиписать надо, Стасик! — перебила его Лена. — А не на это время терять!
Но Стас только рукоймахнул:
— С книгами у менявсе равно ничего не получается!
— У тебя?! — неповерила Лена. — Ты ведь писал такие стихи!
— То стихи. А топроза… Бьюсь, словно рыба о лед головой! И все без толку. А так хоть полезноечто-нибудь сделаю. В первую очередь для тебя, а потом и для всех остальныхлюдей!
Стас дажеприостановился и таким тоном, словно давая клятву, решительно произнес:
— Так что знай. Ясделаю все возможное и невозможное. Но ты у меня будешь видеть так же, какраньше!!
И Лена, с радостнойнадеждой взглянув на него, тоже горячо и без тени сомнения сказала:
— Я верю тебе,Стасик! И тоже, чем только смогу — помогу тебе!
Глава вторая
ЧиТэДэ
1
— А что тутдумать? — удивилась Виктория.
Если бы зима вдругпревратилась в лето, и это было бы ничто по сравнению с тем, что происходилосейчас со Стасом и Леной!
Скорее, это даженапоминало весну.
С ее теплыми, нежнымипроталинами.
Ярко-синим, бездоннымнебом.
Казалось, толькотронь — и зазвенят от переполнявшего их счастья подснежниками.
Оглушительнымщебетанием птиц.
Несмотря на то, чтоневесть откуда поднявшийся ветер неожиданно нагнал низкие лохматые тучи, отчегостало пасмурно и повалил густой снег, им по-прежнему казалось, что по-прежнемуярко сияет солнце.
Но, как только онивернулись домой, радостный и вместе с тем тревожный взгляд мамы, недовольноелицо Виктории и раскатистый голос Вани, который с деревянной лопатой стоялпосередине прямо на глазах превращавшегося в сугроб двора, быстро вернул их кдействительности.
— Все на снег! —увидев входящих в калитку Стаса с сестрой, скомандовал он.
— Что — прямоложиться? — притворно ужаснулась Лена.
— Нет, это касаетсятолько мужчин! — отрезал Ваня. — Ты давай на кухню, вместе с Викой — капустутушить!
— А она что — горит?
— Кто — капуста?!
— Ну, не Вика же…
Виктория снедоумением — что, у твоей сестры не только со зрением не все в порядке? —показала мужу взглядом на Лену.
Но тот жестом далпонять: нет, все в порядке, потом объясню.
И продолжал.
— Смирна-а!
— Смирна, Ванечка, —остановила его Лена, — это большой город в Малой Азии во времена античности. Попреданию, возможно, даже родина Гомера. И уж совсем точно здесь проповедовалсвятой апостол Павел и проживал ученик Иоанна Богослова и духовный собратсвященномученика Игнатия Богоносца, сам принявший мучения за Христа почти черезполвека после него — епископ Поликарп Смирнский.
— Я не ошибаюсь,Стасик?
— Нет-нет, что ты! —удивляясь таким тонким познаниям Лены, как во всемирной истории, так и вистории христианства, одобрил Стас.
— Тогда, Ванечка, —подытожила Лена, — пора тебе переходить от этого твоего командирского«смирного» — к «мирному»!
— Почему? —возмутилась Виктория. — Как будущий военный человек пусть даже дома ведет себя,как в строю. Как, например мой папа! — и передразнивая Лену, кивнула незнавшему, кого и слушать, Ване: — Продолжай, Ванечка!
Ваня потер черезшапку затылок и снова командным голосом продолжил:
— Ставлю боевуюзадачу. Я нагружаю тележку. Стас возит. Приказываю убрать весь этот снег отменя и до следующего пня!
Стас с Ленойпереглянулись и расхохотались.
— Отставить смехи! —прикрикнул на них Ваня.
— Вань, — умоляющепопросил Стас. — Пощади наши уши: слово «смех» употребляется только вединственном числе.
— Разговорчики! У настак сам НШ говорил!
— Кто? — не понялСтас.
— НШ — это начальникштаба! — шепнула ему Виктория и с укором сказала мужу: — Вань, я сколько уже