Стас согнал морщинкина лбу, напрягая память.
Да, точно — этодействительно было наоборот!
Как и вообще всетогда в его жизни…
Он вырезал изотцовской научной книги портрет Гиппократа и подписал под ним: «ИмператорДеций».
Уж кто-кто, а римскийимператор стал для него практическим образцом смысла жизни: ведь он имел дляэтого все: власть над целым миром, огромные деньги и возможность полностью житьв свое удовольствие. Ну, и разумеется, полную известность как тогда, так и навсе последующие века. И даже тысячелетия.
А имя Деций Стаснаписал — потому что, как раз в то время читал о нем.
Велевший в наказаньесидеть ему в этой комнате и думать, как жить дальше, отец разрешил из всехразвлечений оставить одну большую толстую тетрадь, в которой учительскимпочерком была написана историческая повесть отца Тихона «Приди и виждь» [9].
Он писал ее, когдаеще не был старцем-монахом, а работал учителем истории в школе.
И в ней очень живоописывалось, как императорский курьер этого самого Деция развозил на корабле попровинциям эдикт о начале кровавого гонения на христиан.
Желая спасти своегосына Криспа, который верил в Христа, он взял юношу с собой. Во время морскогопутешествия тот познакомился с девушкой Златой. Кстати, по легкомыслию,купленной им, вместе с ее отцом и братом и вскоре освобожденной, рабыней. Ониполюбили друг друга. Но потом, увы, в отличие от них с Леной, вынуждены былирасстаться навсегда.
А весь экипаж корабляи его пассажиры (к сожалению, за исключением укоренившегося во зле капитана)благодаря тому, что на нем плыл пресвитер Нектарий, стал христианским.Просвещенные светом Истины люди, боясь, погибнув, так и низвергнуться навсегдана дно ада, приняли крещение во время страшного шторма…
Та книга на многоеоткрыла тогда глаза Стасу.
И, как знать, не стех ли пор в нем зародилась (значительно позже проросшая, словно зерно) мысль исамому писать исторические книги?
Не просто, чтобы людичитали их для полезной любознательности или праздного любопытства, а — сдуховной пользой!
Как знать…
Во всяком случае,именно тогда он начал писать стихи…
И как хорошо, чтопаломники навсегда заклеили на стене всё то, чем он жил и к чему стремился, посвоему незнанию, раньше.
Стас невольноулыбнулся, вспомнив недавние слова Лены, и покачал головой.
Маленький был,глупый.
Плохо, когда большиеи умные продолжают жить так, словно кроме этой временной земной жизни несуществует Небесной Вечности!
Рвутся изо всех сил квласти, славе, большим деньгам.
Даже не думая, чтовсе-все-все земное когда-нибудь закончится для всех — без единого исключения!
Лично у него в голове— слава Богу! — от всех тех ложных смыслов жизни и следа теперь не осталось.
Как, к счастью, и всамом сердце…
Временное уступиломесто Вечному.
И земное сменилоНебесное.
Потому что ответ натот вопрос, главный вопрос — как и чем жить?! — правда, не сразу, но все же былим получен.
Здесь, в Покровском,когда село еще было деревней и называлось Покровкой.
И дал ему его — отецТихон![10]
9
— Три дня... дочего?! — только и смогла вымолвить мама.
Громкий звонколоколов — таким теперь был звонок в его телефоне — оторвал Стаса от этихмыслей.
Ворона тут жеподлетела к нему, однако почему-то, сделав круг, вернулась на место.
«Не иначе как Ленапозвонила — уже успела соскучиться…» — обрадовался он, но это, судя по номеру,были родители.
Причем, так поздно…
«Ах, ты! —спохватился он. — Я же ведь так и не позвонил им! Хорошо, хоть они самидогадались!»
— А вот и я! —подключившись, как можно бодрее сказал он.
И сразу услышалвстревоженный голос мамы.
— Стасик, почему тымолчишь? А если и звонишь, то совсем коротко и непонятно. Мы уже тут всеизволновались!
— Стасик, лично язнаю, что все у тебя отлично, — послышался голос папы, который, к явномунеудовольствию мамы не преминул крикнуть это так, чтобы услышал сын. — Причем,без всяких «но»!
Стас улыбнулся.
Такая поддержка былаему сейчас как нельзя кстати.
Ведь предстоялосказать родителям самое главное.
И он, собравшись смыслями, начал издалека:
— Мама, во-первых,давай сразу поставим все точки над «и». Лена звонила тогда только для того,чтобы избавить меня от обязанностей по отношению к ней, так как я должен учитьсяи еще обустроиться в жизни.
— Правильно, молодец!Умница девочка. Значит, ты приедешь один? — тут же спросила мама.
— Погоди, —приостановил ее Стас. — Есть еще второе. Благодаря твоему звонку ее маме поночам она успела изучить все то, что сейчас прохожу я. И в университете, и винституте. Представляешь? Причем, не поверхностно, дилетантски, а оченьобстоятельно и глубоко. Так, что иной раз даже меня за пояс затыкает. Поэтомумне с ней теперь скучно не будет!
— То есть, ты хочешьсказать, что ваша дружба — продолжится?! — сразу упал мамин голос.
— Не дружба — любовь!Давай называть вещи своими именами, — попросил Стас.
И услышал:
— Но я, надеюсь, тыхоть ведешь себя достаточно благоразумно и не торопишься углублять вашиотношения, прости, эту свою… любовь?
— Нет, конечно, у насеще целых два дня!
— Два дня... дочего?! — только и смогла вымолвить мама.
— А вот это ужетретье, — перешел к самому главному Стас и весь внутренне напрягся. — Завтраутром мы с Леной подаем заявление в ЗАГС. В субботу — роспись, а в воскресенье— венчание.
— Что-о-о?! Вы с умасошли!!! И почему вдруг такая спешка?.. — в голосе мамы зазвучалаподозрительность. — Ты что — решил покрыть ее грех?
— Какай еще грех? —не понял Стас.
— Ну как будто сам незнаешь. Девчата сейчас сплошь и рядом так делают. С одним гуляют, а за другогозамуж выходят и детей ему, словно кукушка, подкидывают! Не хватало нам ещечужих внуков воспитывать! А тебе неизвестно за кого алименты всю жизнь платить!
— Мама, мама! —возмутился Стас. — Какая кукушка? Какой другой?! Ты что забыла, о ком говоришь— это же Ленка! И у нас с ней — уже все решено. Окончательно и бесповоротно!
— Сережа… я не могу…— послышался в телефонной трубке жалобный стон мамы. — Они расписываются ивенчаются! Да еще так скоропостижно… Поговори с ним! Останови его! Образумь!
Стас переложил мокруюот собственного пота трубку к другому уху и услышал голос отца:
— Ну что, сынок,можно тебя поздравить?
— Не меня, а нас. Аеще лучше — благословить! Родители Лены уже благословили нас на венчание.
— Ну что ж, и мыблагословляем. Разумеется, пока заочно.
— А я никогда и ни зачто не… — раздался приблизившийся голос мамы.
Но папа, судя повсему, зажал трубку ладонью, сказал ей что-то и продолжил:
— И она никуда неденется! Вы нас-то хоть приглашаете?
— А как же, конечно!
Стас на радостях дажепро давнюю игру слов с отцом забыл.
И тот был так рад засына, что не вспомнил.
— И когда же к вамприезжать? — только и уточнил он.
— А я уже говорилмаме. Если можно, в субботу в райцентр — на роспись. А нет — то прямо вПокровское, на венчание в воскресенье.
— В субботу, пожалуй,мне будет несколько сложновато… — задумался вслух Сергей Сергеевич.
— Ну, пап, — умоляющепротянул Стас и, как нельзя кстати вспомнив про документы, воскликнул: — Ой, яже еще вот что чуть было не забыл! Тебе обязательно нужно до начала росписиподвезти или передать поездом мой загранпаспорт и приглашение на олимпиаду. Ониу меня в рабочем столе. Иначе нас могут просто не расписать. Ведь все сделанопод честное слово Григория Ивановича, он теперь губернатор! — для веса добавили эту подробность Стас. — Пап, это обязатель…
— Но…
— И без всяких «но»!— вовремя вспомнил их давнюю, всегда сближавшую друг с другом игру Стас.
Это окончательнорешило дело.
— Ладно, — согласилсяотец. — Хоть раз в жизни пусть мои заместители подменят своего главного.
И, несмотря на то,что мама говорила ему о чем-то и, кажется, даже пыталась вырвать трубку,коротко сказал:
— Ждите!
И дал отбой.
10
«Постой-постой…» —остановил себя Стас.
Чтобы не было никакихповодов для отказов и возвратов обещаний — хотя этого никогда не случалось вего отношениях с отцом, но… мама есть мама, Стас поскорее отключил телефон.
Хотелось, конечно,тут же позвонить и порадовать Лену.
Сообщить о том, чтоблагословение на их брак получено.
Но — предосторожностьпревыше всего.
Тем более, в такомважном деле.
Счастье такпереполняло Стаса, что он хотел хоть с кем-то поделиться им.
Ворона больше необращала на него никакого внимания.
И он, выйдя изкомнаты, с радостью увидел, что паломник еще не спал.
Они понемногуразговорились.
И тут Стас судивлением узнал, что это был тот самый мужчина, который несколько лет назадисцелился от смертельной гангрены ноги, приложив к ней брение — то есть смесьземли с оттаявшим снегом с могилки отца Тихона.[11]