Пока он подсчитывал,в дом вошла Анастасия Семеновна.
Градова…
Затем — Голубева, пофамилии спасавшего её от бывшего мужа Василия Ивановича Голубева, ставшегопосле отцом Тихоном...
Снова Градова…
И вот теперь, послеокончательного избавления от него — сама по себе…
Стас покосился на нееи удивился: она совсем не постарела за это время. Наоборот, похудела и от этогостала словно моложе.
— Вот, — сказала она,— зашла, увидев здесь, наконец, огонек. К тому же, ко мне только что заходили,мебель просили. Берите, конечно, сколько вам надо. А ты, Риточка, что теперьбудет здесь жить?
— Да нет, я надеюсь,что сегодня продам этом дом, — призналась Рита.
— Везет тебе. Вот быи мне свой продать… — со вздохом сказала Анастасия Семеновна.
— Что так? –насторожился Ник.
— Да есть односерьезное обстоятельство.
Анастасия Семеновнаподошла к Нику и что-то прошептала ему на ухо.
— А-а, — с уважениемпротянул Ник. — Это дело благое. А вы хорошо все обдумали?
Анастасия Семеновнамолча кивнула.
— Ну, тогда сейчас жерешим и ваш вопрос. Стас! Долго тебя еще ждать?
—Нет, все! —отозвался Стас.
И, показывая цифры накалькуляторе, сказал:
— Все монетыподлинные и отменного качества. Если продавать эту коллекцию оптом и в разумныхпределах, то она стоит приблизительно 30, ну, максимум 40 тысяч долларов. Еслипокупать, то, разумеется, будет дороже.
— Все, достаточно! —остановил его Ник. — Это — капля в море, по сравнению с общей стоимостью.
Он перевел взгляд наАнастасию Семеновну и спросил:
— А вы сколько хотитеза свой дом? Он, насколько я помню, у вас раза в полтора меньше этого?
— Да что вы — раза втри. И мне, то есть сыну — я ведь для него все это делаю — вполне достаточнополумиллиона долларов.
— Понял, — кивнул Ники, поочередно показывая один и три пальца, приказал стоявшему в дверях Саше: —Два моих дипломата сюда.
Саша понимающе кивнули выбежал из зала.
Вернулся он с двумякожаными дипломатами.
Один был небольшой,второй гораздо крупнее и толще.
Ник открыл его — онбыл до отказа заполнен зеленоватыми долларовыми пачками — и сказал:
— Рита, это тебе затвой дом вместе со всем, что в нем. Здесь ровно три миллиона долларов! Можешьне пересчитывать.
— Но это же очень много…— даже отшатнулась после таких слов от дипломата Рита.
— Бери-и! Отдашьмиллион… — Ник, чуть было не сказав «Градову», но вовремя вспомнив, что здесьнаходится Анастасия Семеновна, которая тоже больше всего на земле боится этогострашного человека, уведшего ее в свое время от отца Тихона, проговорил: — …сама знаешь кому. На одну половину оставшегося — будешь жить. На другую можешьоткрыть свое дело. Но только, прошу, сначала посоветовавшись со мной. Тогда онобудет выгодным и безопасным!
— Спаси тебя Господь…Ник… — только и смогла вымолвить Рита, может, впервые за долгие годы упомянувимя Бога.
— Вот это другоедело, — кивнул ей Ник. — Во славу Божию.
И открыл другойдипломат.
— А это вам, —пододвинул он его Анастасии Семеновне. — Миллион долларов. Все расходы попродаже-покупке — за мой счет!
— Ни-ик! — сукоризной протянула та.
— Все нормально!Будете теперь там за меня молиться! — остановил ее Ник и, с облегчениемвыдохнув, огляделся по сторонам: — Ну, что там еще? Ах, да, эти монеты… Стас, ты,кажется, больше всех из нас любишь старину. Вот и забирай ее себе! Вместе сларцом. Как говорили купцы в древности, коня — так с уздечкой!
— Ну, Ник, вотспасибо, вот удружил! — обрадовался — куда больше, чем «Лексусу», Стас, не знаядаже, как и благодарить за это друга, и тут только вспомнил: — Спаси Господи!
— Во славу Божию! —серьезно ответил Ник и ему.
Разрешил робкопопросившей об этом Рите немедленно уехать в Москву — покупку они оформятпотом.
И, услышав какой-тошум за дверью, спросил у Саши:
— Что там еще?
— Да люди пришли —объяснил тот.
— Какие еще люди?
— Хозяева соседнихкоттеджей. И тоже хотят за любую цену продать их…
— Да что тут эпидемиякакая на это, что ли? — удивился Ник.
— С тех пор, как умерСоколов-старший, все здесь пришло в запустение, — объяснила АнастасияСеменовна. — И многие с радостью уехали бы отсюда…
— Да я бы, конечно,их тоже выручил, — сказал на это Ник, но подумал-подумал, да и развел руками. —Только зачем мне весь этот поселок?..
10
― Кар-рашо! ―тут подтвердила ворона.
Миг — Вечность…
Вечность — миг…
Так ипролетел-протянулся этот предсвадебный день.
Стас, отдыхая, лежална кровати — Горбуша уже перелетела с карниза на ее дальнюю, по-деревенскивысокую спинку, и перебирал все его подробности…
С коттеджей всепоехали домой, обедать.
— Ну, как тебе твоесвадебное платье? — первым делом спросил он у Лены.
— Если бы Горбушамогла разговаривать, то наверняка бы сказала «кар-рсота!», а может, и вообщелишилась дара того, что умеет говорить! — ответила она.
— А Вике как?
— Как-как? Никак!
— То есть?
— А она его еще и невидела! Разве я могла пустить ее на примерку? Я даже маму стесняюсь… И вообщеона мне столько «радостей» наговорила… Да нет, я серьезно говорю: ведь если начеловека возводят напраслину, осуждают, клевещут, то, я слышала, с негоснимается множество грехов. Те люди частично берут их на себя. Отчего послетакого не порадоваться за свою душу? Ну и, естественно не помолиться о техлюдях, как о своих благодетелях? Даже если они некрещеные и недовольные! —поджала губы Лена.
— И чем же онанедовольна? — уточнил он.
— А тем, что мой пападаже не полковник. И вообще сидел… Что мама простая медсестра. К тому же неумеющая, потому что не желающая, делать аборты. Обвинила меня в том, что явыдала ее тайну избавиться от ребенка. А ведь я обещала только Ване ничего неговорить! Про тебя же и речи не было! Жаловалась на то, то ей придется из-занашего венчания целых полдня лишних торчать (конец цитаты) в Покровском,причем, сидя дома в четырех стенах.
— Она что, завтра непойдет в храм? — удивился он.
— Нет, конечно. Ивообще она недовольна, как мне кажется, — всем! Даже «Лексусом» — потому что уНика машина лучше. И раз в десять дороже. И еще бронированная. Как будто на неекто собирается покушаться…
Потом за обедом Ник,который, как оказалось, не упускал ни единой мелочи, поинтересовался у него:что там за полубредовое изобретение он ему предлагал по телефону.
— А-а, мыслефон? —вспомнил Стас и вкратце рассказал идею своего нового изобретения, которое,впрочем, давно уже было ему не интересно. Ведь у него теперь — Ленка!
Однако не успел ондосказать этого, как началось самое горячее обсуждение мыслефона.
Виктория была простов восторге:
— Стас, — воскликнула она, закатывая глаза. — Да это же — какминимум международное признание, огромные деньги и Нобелевская премия. А какмаксимум — власть над крупнымбизнесом и… даже над всем миром!
Ваня тоже поначалупризнал идею.
Сказал, что вразведке такой мыслефон очень бы пригодился, чтобы издали, совсем без людскихпотерь, узнавать все стратегические и тактические замыслы врага.
— Впрочем, — подумав, нахмурился он. —Это же и они тогда будут знать о нас все. Это ж какие тогда будут потери!Не-ет, лучше его вообще тогда не надо!
Будко-старшему приборочень понравился: с ним было бы легче защищать лес и реку от браконьеров.
Будко-мама сказала,что все это баловство.
И вообще, лучше бывсе ели, а то обед стынет.
Лена — «Стасик, ты только не обижайся!», — предупредила она — возмутилась, что такой прибор просто предательство по отношениюко всем влюбленным, так как он будет выносить на свет самые нежные, самыетайные и глубокие чувства… Которые, кроме двоих, не должен знать больше никто!
А итог, словно насовещании директоров своих заводов и фирм, привычно подвел Ник.
— Идея, конечно, хороша: смела,перспективна, оригинальна, — одобрилон и тут же значительно поднял указательный палец. — Но… Господа! Тогда сразу рухнет весь большой бизнес. Никто ужене сможет обмануть друг друга. Абсолютно прозрачно и честно теперь ведь почтиникто не работает. И что начнется тогда? Даже в преферанс и то уже не сыграешь!Противник будет знать каждый твой следующий ход! Так что Ваня прав, давайзапрячем твою идею подальше в стол, пока ее не нашел кто другой… А то лучше дажечерновики сожжем!
— Да я и так ее уже запрятал, забыл, сжег!— сказал, наконец, Стас. — И даже если бы захотел, то изобреститакой прибор не сумел, потому что это просто технически невозможно! Не говоряуж о духовных и моральных аспектах!
Разговор-спор сменилодружное постукивание ложек о дно тарелок.
Все отдали должноекулинарному таланту Будко-старшему, приготовившему, пока они ездили накоттеджи, настоящую рыбацкую —тройную уху.
И только на лицеВиктории осталось хитроватое выражение.
Кто-кто, а она несобиралась забывать то, что услышала за этим столом.
Миг — Вечность…
Вечность — миг…