наконец, как ты всегда мечтал, священником!
— Что? Попом?! —поперхнулась, откусившая кусок бутерброда с осетриной Виктория.
Ваня попытался остановитьНика…
Отчаянным жестомпопросил Молчацкого, чтобы немедленно заиграл оркестр или запели, заглушая Никасвоими мощными голосами, обедавшие за большим столом семинаристы.
Но тот лишьбеспомощно развел руками.
Мол, что я могуподелать?
И Ник, вручивдипломат вконец растерявшемуся Ване, подбадривающе хлопнул его по плечу:
— А то ведь, каксвященником станешь, уже этого и не сделаешь! Только под благословениеподходить можно будет!
Услышав такое,засмеялись, захлопали в ладоши Стас, Лена, родители Вани и все остальные гости.
Все, кроме Виктории…
4
На весь залпрогремело: «Внимание! Экстренное сообщение!»
Свадьба продолжалась.
Одно поздравлениесменяло другое.
Юрий Цезаревичпроизнес тост, сказав, что семья — это малая родина, которая немыслима безправославной веры.
— Вер-ры! Вер-ры! —подтвердила осоловевшая от обильной еда Горбуша.
— Вон, даже вороныэто уже понимают! — кивнул Юрий Цезаревич. — А вам, молодые, я желаю преждевсего взаимного терпения, любви, удачи, ну и, конечно, детишек побольше, ведьсамо слово «семья» происходит от слова «семеро» и семейного счастья!
Чуть позже, когдамногие ушли танцевать, обращаясь к Стасу с Леной (Ваня с Викторией в этотмомент о чем-то напряженно спорили), он сказал: — А ты давай, пиши, и ты, Лена,помогай ему — учить, точнее, назидать людей тому, от чего мы, грешные, ихотучили… Ведь благодаря твоему стихотворению о том, что «Господи, прости за этообманутых учителей», пусть не сразу, но и я задумался о главном. И вот теперьстароста вместо Григория Ивановича в нашем храме…
А Григорий Иванович вэто время, стоя с Ником в сторонке, благодарил его, благодарил…
— Да, это я долженблагодарить всех, на кого потратился здесь! — отвечал Ник. — Честно говоря, яуже устал от этих проклятых денег. Кручусь как белка в колесе. А тратить особои не на что. Все, что хотел и даже не хотел — уже есть. А тут хоть пользакакая-то. И потом — ведь все то, что я потратил — с лихвой вернется мне за этисамые минуты, пока я говорю с вами...
И снова одни тостысменяли другие.
В общем, все они былипохожи, различаясь лишь в деталях.
Так, что Лена даже невыдержала.
И когда кто-то вочередной раз пожелал молодоженам счастья, здоровья, удачи, робко спросила:
— А не только у дачи,но и дома — можно?
Все засмеялись.
Кто не сразу понялшутку, тому объяснили, отчего смех еще больше усилился.
И так продолжалось дотех пор, пока Ваня, устав от разговора с женой, перехватив взгляд Молчацкого,не показал себе пальцем на грудь.
И знаком дал понять,что тоже хотел бы обратиться к гостям.
Виктория хмыкнула иотвернулась.
Зато опытный актермгновенно понял его.
Поднес микрофон кгубам.
И на весь залпрогремело:
—- Внимание!Экстренное сообщение! Слово для очередного тоста предоставляется не кому бы тони было, а — жениху, точнее, одному из молодоженов, Герою России — Ивану Будко!
Ваня благодарнокивнул Молчацкому и медленно встал.
Вид у него был самымсерьезным.
Отчего смех быстростих.
— Я, конечно, непоэт, как мой друг Стасик, но мой тост будет стихами! — извиняющимся тономсказал он, показывая глазами на удивленно взглянувшего на него Стаса. — Точнее,стихотворением. Мы его часто читали там, — он мотнул головой в сторону окна, закоторым уже было темно. — И я хочу, чтобы вы ценили мирную жизнь здесь. И всехтех, кто ее вам защищает. А главное, желаю, чтобы все вы сами были воиныХристовы. В общем, так…
Ваня прокашлялся и,как ни останавливали его мама с женой, наполнил до краев свою рюмку, поднял ее:
Бывает влюдях качество одно,
Оно данонам или не дано:
Когда строчитв горячке пулемет,
Одинлежит, другой бежит вперед!
Услышав эти слова,сидевший тихо и неприметно в самом дальнем углу стола церковный сторож Викторвдруг вздрогнул.
Встал.
Невольно вытянулся постойке смирно.
Затем быстрым шагомподошел к Ване, положил ему руку на плечо и стал говорить вместе с ним:
И так вовсем, и всюду и всегда,
Когда наплечи свалится беда,
Когда загорло жизнь тебя возьмет,
Одинлежит, другой бежит вперед!
Они стояли, чем-топохожие на вылитый из суровой бронзы памятник, крепко обнявшись друг с другом,один со Звездой Героя Советского Союза на вылинявшем офицерском кителе, другой —Героя России на солдатской форме, и слезы, не переставая, текли, из их глаз.
В конце концов,Виктор, не выдержав, уткнулся лбом в плечо Вани.
И тот уже одинзакончил:
Мойпервый тост и мой последний тост
За тех,кто поднимался в полный рост!
5
Стас,прикоснувшись своим пальцем к губам Лены, велел ей не шевелиться…
Свадьба пела,сверкала, звенела на все голоса.
Стасу с Леной былорадостно, весело от сознания, что все это для них, и они, наконец, навсегдавместе.
Навсегда — потому чтодаже смерть после венчания теперь не в состоянии разлучить их.
Одно лишь мешало.
Вся эта праздничнаясуета и непривычный для них шум.
И уж очень имхотелось, хоть ненадолго остаться вдвоем, очень хотелось побыть только вдвоем.
Когда, без страхасогрешить, можно было крепко обнять друг друга.
И даже поцеловаться.
То есть, для началахотя бы научиться этому…
Во время очередного,медленного танца, который Молчацкий почему-то торжественно назвал «Вальсомневесты», они, не сговариваясь, бочком-бочком подплыли к дверям.
Незаметновыскользнули из огромного, многолюдного зала.
Походили по дому, ищатихого уединенного места.
И найдя небольшую темнуюкомнату, вошли в нее.
Осветив ее, какфонарем, экранчиком включенного телефона, Стас подвел Лену к окну.
И в полной темноте,закрыв глаза, приблизился лицом к ее, тоже доверчиво потянувшемуся к нему лицу…
Позабыв обо всем насвете, они даже и не заметили, как крадучись, в эту комнату вошла Виктория.
Очевидно, она тожехотела уединиться.
Даже от мужа.
Очнулись, вздрогнув,лишь от ее голоса:
— Пап, ты?Здравствуй!
Лена, стыдливовысвободившись из объятий Стаса, хотела дать понять, что Виктория тут не одна,и они сейчас выйдут.
Но дальше вдругначалось такое, что потребовало пойти на нарушение элементарных правилвежливости.
Потому что всерьез идаже страшно касалось Вани.
Что сразу сообразилСтас.
И прикоснувшись своимпальцем к губам Лены, велел ей молчать, не шевелиться…
— Пап! — совершеннонезнакомым — жестким и властным голосом — сказала отцу Виктория. Будто она былагенералом, а не он. — Срочно пришли за мной самолет. Ах, да, в этой глуши дажеаэродрома нет… Ну тогда — вертолет. Да, я хочу немедленно уехать отсюда. Нет,одна. Ничего я опять не капризничаю. Ну и что, что нелетная погода ивертолетчики могут разбиться? На то они и военные, чтобы погибать. А того, чтотвоя дочь тут погибнуть может — ты не боишься? Да нет, никто мне не угрожает.Наоборот. Пылинки разве что не сдувают. Как это тогда — почему? Со скуки! Тут,оказывается, все — святоши. И этот их земной рай, с их разговорами о Боге,святых, чудесах и вере, для меня — самый что ни на есть ад! А мой рай — случшими курортами, ночными барами и дискотеками, разговоры и интересы моихдрузей — станет адом для Вани. Ну и что — что у нас должен быть ребенок? Этапроблема вполне решимая! И вообще, если хочешь знать, он не Ваньки! Точнее, неот Ваньки… Как от кого? От старшего лейтенанта Неустроева. Помнишь такого? Тыговорил, что он, под стать своей фамилии, выше полковника, как ему ни помогай,не поднимется! А тут этот Герой подвернулся. И ты еще насоветовал. Вот я наВаньку все и списала! Как это непорядочно? Все так сейчас делают! И если что —потом со спокойной совестью получают алименты. Нет, ты погоди, не бросайтрубку. Я ведь тебе самого главного еще не сказала! Представляешь — оказывается,он даже не собирался становиться офицером! Что? Кем же тогда хотел быть? Тыдаже не поверишь — попом! Ну да, священником! Как это — даже еще лучше? Ты что,хочешь, чтобы твоя дочь была попадьей?! С полным подолом детишек мал-маламеньше?! Ну, ты даешь… Может, ты и сам в Бога веришь? Что-о?! Как это с самойслужбы в Афганистане?.. А чего же тогда столько лет молчал и меня вере ненаучил? Ах, Бог у тебя в душе! Да лучше бы ты крестик на шее носил и в храм,хоть раз в год захаживал, тогда, может, и я бы об этом задумалась. В общем,так! Если максимум через два, нет — через полтора часа за мной не прилетит твойличный вертолет, он у тебя, ты сам говорил, всепогодный и всегда наготове, япойду на вокзал пешком. Через поле. В пургу. Прямо в свадебном платье итуфельках! И наверняка замерзну. Ты меня знаешь. Так что — до свидания,папочка, или — прощай!
Вика, коротко грязновыругалась, по-мужски шумно выдохнула и — выскочила из комнаты.