— Ой, Стасик, что жетеперь делать?.. — прижав ладони к щекам, испуганно прошептала Лена.
— Одно ясно — Ванесейчас говорить это никак нельзя, — подумав, сказал Стас. — Он ведь послеконтузии, к тому же, я видел, шампанского пригубил, а пить ему никак нельзя —такое сразу может начаться… Нет, сначала нужно его, как следует, подготовить… Аеще лучше вот что! Давай-ка с тобой помолимся. Ты же ведь знаешь, что если двоеили трое соберутся во Имя Господне и станут просить о чем угодно, то посрединих будет всегда — Сам Христос! Ну так что — начали?
— Да! — охотноподдержала эту идею Лена. — А кому?
— Святому апостолу,его мощи как раз сейчас на мне, вот они, — сняв с себя, положил на ладонькрест-мощевик Стас. — Нашим и Ванькиному с Викой, ах ты, у нее же, как унекрещеной — их нет, небесным покровителям и Ангелам-хранителям. Всем святым,которые только нас услышат, само собой, отцу Тихону, Пресвятой Богородице,чтобы они умолили Бога управить все, не как Вике, Ване или нам с тобой хочется —а как то угодно Господу! То есть, все предадим в Его святую волю. Ну что мы стобой можем? А Он может — всё. Пусть не сразу, но зато основательно и —навсегда!
— Да, — согласиласьЛена. — Вика ведь сгоряча все это сказала, глядишь, сейчас одумается иперезвонит отцу. Да и он у нее, судя по всему, верующий, порядочный человек.Может, даже сам прилетит, чтобы все это дело уладить. Ты, как всегда, прав.Давай лучше помолимся. И, — поцеловав крест-мощевик, она помогла Стасу надетьего на себя, — пойдем к гостям. А то они нас наверняка уже там заждались!..
6
— Это мой папаприлетел! — торопливо вскочила Виктория.
Гости действительнозаждались молодых.
Но если Лена соСтасом пришли сами.
Обнимая друг друга.
То Викторию и Ванюнужно было приводить из разных мест.
Григорий Иванович,призывая всех к тишине и вниманию, постучал столовым ножиком по стоявшему передним графину с красным соком.
И как-то по-особенномутепло проговорил:
— Я хочу сказатьнечто очень и очень важное!
— Гор-рько! —проснувшись, невпопад подала голос Горбуша.
— Это, безусловно,тоже важно, — кивнул вороне Григорий Иванович после того, как Лена со Стасомпоцеловались, а Ваня с Викторией уже даже не встали. — Но тут дело касается насвсех! Я — об отце Тихоне…
В зале сразу безвсяких просьб наступила полная тишина.
— Ведь, еслиразобраться, то именно он свел нас всех здесь сегодня! Совсем других, не тех,какими мы были тогда. А — духовно просветленными, обновленными, нашедшимиглавный смысл человеческой жизни. Лично у меня такое ощущение, что он самсейчас присутствует среди нас и — радуется вместе с нами!
«И правда, как же всеизменилось здесь после его приезда, — слушая Григория Ивановича, думал Стас. Исудя по тому, что Лена крепко-крепко сжала его руку, она думала так же. —Восстановлен храм, и сама Покровка из деревни стала селом. Хотя многие, да исам он, частенько еще путаются, называя — то, по старинке, Покровкой, тоПокровским… И люди изменились так, что многих из них совсем не узнать.Разумеется, в самом лучшем смысле этого слова!»
Григорий Ивановичговорил примерно о том же.
Только немногодругими словами.
И закончил своевыступление — выступление, а не тост! — подчеркнул он — предложением почтитьсветлую память отца Тихона вставанием и молитвой.
Которую сам жепроникновенно и произнес:
— Упокой, Господи,душу раба Твоего архимандрита Тихона и сотвори ему вечную память!
— Ве-е-ечнаяпа-амять! — торжественно и дружно запели все.
Кто знал и не зналотца Тихона.
Кто умел и не умелмолиться.
Ваня, с опаскойожидая бурного возмущения — мол, вы что совсем уже — заупокойная молитва насвадьбе! — покосился на Викторию.
Но та почему-томолчала.
Вместе со всемивстала.
И, опускаясь наместо, даже ласково улыбнулась ему.
«Неужели отец Тихон ис ней мне помог?» — мысленно ахнул Ваня.
Но дальше подумать неуспел.
Заметив, чтоАнастасия Семеновна продолжает стоять, как бы прося слово, Григорий Ивановичсам сказал:
— Сегодня, дорогиемои, мы прощаемся с прекрасным и добрым человеком. Скрасившим в свое время жизньотцу Тихону. И который теперь по своей собственной воле тоже, как и он, хочетумереть для земного, чтобы воскреснуть для вечного. Пожалуйста, Настя!
Анастасия Семеновнаблагодарно кивнула Григорию Ивановичу и обвела людей сверкающими от слез влучах света глазами:
— Да, — подтвердилаона. — Я действительно прощаюсь с вами, с Покровкой и ухожу в монастырь. Гденадеюсь сподобиться принятия монашеского пострига. Как мой незабвенный Вася…простите… отец Тихон!
Она поклонилась всем.
И попросила прощения.
Свадьба, хоть уже ине так бурно и шумно, продолжалась.
Она явно началаклониться к завершению, и Григорий Иванович собирался уже отдать распоряжениесторожу Виктору о подготовленном им праздничном фейерверке, как вдруг за окнамипослышался приближающийся звук вертолета.
— Военный! — сразуузнал Ваня. — С чего бы? Откуда?!
— Это мой папаприлетел! — торопливо вскочила Виктория.
Ваня тоже поднялся сосвоего места.
Но Викторияостановила его.
— Не нужно, я сама еговстречу! С Ником, а еще лучше — одним только Сашей. Папа хотел, чтобы все былосюрпризом. Который, очень надеюсь, сейчас получится!
Набросив на плечишубу, она вышла.
И Стас с облегчениемвыдохнул:
— Как хорошо, что мыне поторопились!
— Да, только быпанику зря подняли! — согласилась Лена. — Представляешь, как бы мы с тобойтеперь выглядели, если бы сразу все рассказали?
В ожидании генералаНик велел официантам подготовить еще одно почетное место.
Они быстро выполнилиэто распоряжение.
Но могли и неторопиться.
Прошло пятнадцатьминут…
Полчаса…
Три четверти часа…
И когда не на шуткузабеспокоившийся Ваня уже собрался сам поехать разузнать, в чем дело, дверьраспахнулась и вошел донельзя расстроенный Саша.
Оркестр, по знакуМолчацкого, грянувший было старинную песенку «Как хорошо быть генералом…»,следом за опустившейся рукой актера, нестройно умолк.
— А где Вика? Где еепапа? — недоуменно спросил Ваня у Саши.
И услышал то, о чемуже успел догадаться Стас.
Разумеется, вместе сЛеной.
— Улетела…
— Как это улетела?! —охнул Ваня, на которого страшно стало смотреть.
Лицо его нервнозадергалось и пошло багровыми пятнами.
— А вот так, —виновато развел руками охранник. — Сначала попросила заехать к вам домой, вышлас полной сумкой, сказав, что это нужно ей для сюрприза. Села в вертолет.Послала воздушный поцелуй Покровке. И… была такова!
— Ничего не скажешь,удался у нее сюрприз… — сокрушенно покачал головой Григорий Иванович и принялсяуспокаивать Ваню: — Но ты не переживай, с невестами это бывает! Никуда неденется — вернется еще!
— Да-да, — благодарновзглянул на него тот. — Все же мы с ней в законном браке… ребенка ждем!
И шепнул Лене соСтасом:
— Сына! Точно говорю —УЗИ показало…
Лена со Стасомпереглянулись.
Им было что сказатьВане.
Но хватит с него иэтого.
К тому же, насколькоони поняли, отец Виктории совсем неплохой человек.
Верующий.
Как генерал, долженбыть властным.
Может, ему удастсявразумить дочь?
А то она и самаодумается…
Все же таких, какВаня, теперь днем с огнем не найдешь.
… Чего-чего, а огнявскоре хватило с избытком.
Свадьба закончиласьне просто фейерверком, а настоящим салютом.
Бывший офицер-сапер,а ныне церковный сторож — Виктор старался, как только мог.
Все небо светилось,сияло, играло множеством радостных многоцветных огней.
И все равно на душе умногих остался какой-то досадный осадок.
Или, как сказала,отправляясь вместе со Стасом в его дом, временно переставший быть гостиницейдля паломников, Лена:
— Досадок…
7
—Чер-рным-чер-р-рно! — подтвердила Горбуша.
Стас с Леной вышли издома, в который рано утром приехало сразу несколько паломников.
И, как взрослая семейнаяпара, чинно, под ручку направились по сиявшей алмазной россыпью снегов — наземле, на крышах домов и деревьях — улице.
Миновали колодец.
У котороговстретились и поклонились им, как всегда беседовавшие в этом месте, двесоседки.
Свернули за угол.
Обнялись.
Счастье переполнялоих.
Хотелось делиться имсо всеми изредка встречавшимися людьми.
Стас даже сам захотелпродолжить рассказ о том, что было с Ахиллом и Юнием дальше.
Но Лена, как ниинтересно, судя по радостному восклицанию, ей это было, неожиданно отказалась ипопросила его не спешить.
А лучше сделать все вудобной, спокойной обстановке.
Когда они будут уже унего дома, в Москве.
Стас — авторскоесамолюбие которого в другое время и с другим человеком могло быть задето —