Здесь — вообщеслышался какой-то непонятый пустой набор быстро-быстро проговариваемых поднадсадно повторяемую мелодию слов…
Неприятно поразилаогромным скоплением народа, праздно идущего в нескольких направлениях иобразующего самый настоящий людской водоворот, куда сразу втянуло и их соСтасом…
Напугала страшнойтолчеей, которая едва не разнесла их в разные стороны…
Вначале Лена, повыработанной с детства деревенской привычке, здоровалась с каждым встречным.
Но вскоре сама, безподсказок деликатно выжидавшего Стаса, поняла, что здесь это не принято.
Больше того —неуместно.
Да и невозможно!
Оглушенная,подавленная и растерянная Лена шла, плотно прижавшись к идущему, словно ни вчем не бывало, Стасу.
И только время отвремени просила его приостановиться около талантливо играющих на самыхразличных инструментах уличных музыкантов…
Фокусника собезьянкой…
Около известногоактера, выступавшего на фоне театра перед телевизионной камерой, собраласьтакая толпа, что им пришлось, уже крепко взявшись за руки, протискиватьсясквозь нее.
Особое внимание Леныпривлекла одиноко стоявшая в сторонке маленькая девочка-скрипачка, в раскрытомфутляре от скрипки которой лежала мелочь и две-три скомканные денежные бумажки.
Судя по цвету —копеечные рублики.
Лена подложила к нимаккуратно развернутую — свою.
Из самых крупных,которые у нее были.
Чтобы это невыглядело просто, как милостыня, она немного послушала, как, даже неоживившись, продолжает водить смычком по струнам девочка.
Дальше людей былопоменьше.
Хотя начиналасьнастоящая ярмарка с большими и маленькими матрешками, ярко расписаннымидеревянными ложками и балалайками, палехскими шкатулками с изображением храмови хороводов, всякого рода хохломой — и прочими русскими сувенирами дляиностранных туристов.
Включая потертыеофицерские и солдатские шапки, кожаные планшеты, пионерские галстуки,гимнастерки, если не военных, то первых послевоенных лет и даже копии старыхбуденовок.
Все это совсем незаинтересовало Лену.
Зато около лотка сканцелярскими принадлежностями она придержала Стаса за локоть.
— Тебе что-то здесьнужно? — спросил он и попросил: — Ты только говори, не стесняйся! Я сразукуплю!
— То, что нужно, покасразу не надо, — как-то неопределенно ответила Лена. — А вот батарейки длядикто… то есть, плеера нужны! — быстро поправившись, сказала она. — И чембольше, тем лучше!
—Хочешь слушатьмузыку, чтобы не скучать, пока я буду в отъезде? — понимающе улыбнулся Стас.
Лена неопределеннопожала плечами и честно ответила:
— Скучать я и такбуду!..
— Хорошо, купим, нотолько не здесь, а там, где продают настоящие!
— И не сейчас, —торопливо добавила Лена. — Все будем делать только после благословения. Темболее, на такое дело!
— Какое еще дело? —насторожился Стас, заметив, что она закусила губу, и начиная чувствовать, чтоЛена что-то явно не договаривает.
— Не торопи! Придетвремя, увидишь, — умоляюще поглядев на него, попросила она. — Я ведь и сама ещене знаю, что у меня получится…
— Хорошо, — слегканедоумевая, согласился Стас.
И почти сразу забылоб этом.
Потому что и так былвесь в мыслях о том, в какое агентство им лучше зайти за билетами на самолет, опредстоящей олимпиаде, наконец, — что из столичных достопримечательностейпоказать Лене в первую очередь после Иверской часовни…
Попросив Ленуминуточку подождать, он забежал в стеклянный магазин у станции метро.
И вскоре вышел стремя огромными красными розами.
— Стасик! — увидевих, обрадовалась Лена, но тут же вздохнула: — Спасибо тебе, конечно. Но ведь яже просила — все только после благословения!
— А это вовсе и нетебе! — продолжая держать цветы у себя, деловито ответил Стас. — Тебе я позжекуплю!
— А кому же?! — вовсе глаза уставилась на него Лена.
И услышав:
— ПресвятойБогородице! Поставим в вазу перед ее чудотворной иконой!
Радостно подхватиламужа под руку.
И продолжила путь почужой, незнакомой Москве…
2
Стас с пониманиемсмотрел на жену…
На первую ступенькуэскалатора, ведущую глубоко вниз, Лена ступила сприсущей для многих, до этого ни разу не ездивших в метро людей осторожностью.
И даже страхом.
Но, еще теснееприжавшись к Стасу, вскоре ничего, привыкла.
И даже приняласьразглядывать проплывающие справа-слева наверх, так и бросающиеся сами в глаза,яркие щиты с рекламой.
Их вид и содержаниеей явно не нравились.
Лена слегканахмурилась.
В вагоне метро, кудаони втиснулись и где их уже, наоборот, люди прижали друг к другу, увидевжурналы и книги, которые читают сидящие пассажиры, она только покачала головой.
Нахмурилась ещебольше.
Прикрыла глаза.
И только легкоешевеление губ выдавало то, что она в это время творила молитву.
Стас с пониманиемсмотрел на жену.
Что она видела вПокровском, кроме дома и храма?
Особенно после того,как закончила школу.
И теперь, вмноголюдной, шумной Москве, где каждый идет словно сам по себе, не замечаядругого, с ее постоянным потоком машин, пестротой лиц и одежд, неожиданнопугающим щелканьем то и дело меняющих изображения баннеров,напоминала рыбку, которую выбросили из воды на берег.
«Золотую рыбку!» —улыбнулся Стас, глядя на желтую куртку жены с лисьим воротником.
И уже начинаяпосматривать на привычную для него Москву ее глазами…
Только в Иверскойчасовне, хотя та и была совсем небольшой по сравнению с огромным метро, Лена,наверное, снова почувствовала себя рыбкой, брошенной в спасительную воду.
Тем более что имудивительно повезло.
Как раз читалсяакафист Иверской иконе Пресвятой Богородицы.
Сама икона, большая,удивительно красивая, на которой Божия Матерь была изображена в окруженииапостолов, была густо увешана благодарственными приношениями.
Сделанными из серебраи золота — маленькими серебряными ногами — от людей, которые после молитвыперед ней вновь обрели возможность ходить.
Такими жесимволическими руками — в благодарность за чудесное избавление от болей инеподвижности.
Кольцами, очевидно,за возвращенное семейное счастье.
И, наконец, наручнымичасами — за продленную, как говорили раньше, на покаяние, жизнь…
Акафист, судя повсему, был хорошо знаком Лене.
— «Радуйся, БлагаяВратарница, двери райские верным отверзающая!» — по привычке стала тихонькоподпевать она.
Священник, заметивэто, кивком пригласил ее подойти ближе и петь громче, вместе с двумяпомогавшими ему певчими.
Стас тем временемкупил свечи.
Половину отдал Лене.
Половину поставил самна подсвечниках.
Купил два одинаковых— очень талантливой, тонкой работы — серебряных образка с изображениемчудотворной иконы.
Две цепочки.
Себе длинную.
Лене — покороче.
Тоже, с надеждойпоглядывая на священника, стал все громче подпевать:
— «Аллилуйя!»
Но его батюшка уже неподзывал.
Поняв, что навыковдля церковного пения у него не так достаточно, чтобы вот так сразу подключитьсяк опытным певчим, Стас смирился.
И, подпевая теперьпро себя, молча, так и остался стоять немного в стороне от Лены.
Хотя ему даженесколько минут не хотелось быть без, как оказалось, больше всего на землесогревающего тепла ее плеча...
И он пока даже непредставлял, как будет без нее пару дней, причем не в двух-трех шагах, каксейчас, а в сотнях верст — за границей!
После акафиста Ленатоже поставила свои свечи.
Они подошли кчудотворной Иверской иконе.
Положили перед ней потри земных поклона.
Приложились,благословляясь, Лена — на пребывание в Москве и известную только пока ей одной в деталях помощь Стасу вработе над книгой.
А он на продолжениепребывания в столице — уже в качестве главы православной семьи.
— Ну вот иблагословились! — с облегчением выдохнула Лена, когда они вышли из часовни.
Радостно взяла уСтаса образок.
Тут же надела его насебя.
И, подхватив мужа подруку, спросила:
— Куда пойдем?
Вместо ответа Стаспровел ее на Красную площадь.
Здесь они зашли вКазанский храм.
Помолились в нем,глядя на старинные иконы.
Посмотрели издалекана стоявший в конце площади, казалось бы, маленький и, при этом, необычайновеличественный собор Василия Блаженного.
— Тоже, как и у нас,— Покровский! – с гордостью сказала Лена и, не обращая внимания на идущих мимолюдей, широко перекрестилась и низко поклонилась, словно резным изразноцветного камня, куполам с крестами.
— Надо же! — удивилсяСтас. — А я и не знал…
Из всей самой Краснойплощади Лену заинтересовал лишь один серый камень на всей брусчатке.
На мавзолей она дажесмотреть не стала.
Так как он, по ее