Кривцов, в свою очередь, подослал потом к нему как минимум десяток своихзнакомых!
— Тогда, может, ненадо? — испугалась Лена.
Сергей Сергеевичжестом показал жене, что могла бы это и не говорить.
А вслух, с нарочитойстрогостью, сказал:
— Надо, Лена, надо!
И добавил:
— К тому же, ведь онпришлет страдающих людей, которые нуждаются в моей помощи.
— А нам что прикажешьделать сейчас, целых… — свекровь взглянула на свои маленькие золотые часы. —Четыре часа?! Может, показать ее еще невропатологу, терапевту, лору, хирургам…
— Да я и без них тебескажу, что наша Леночка совершенно здорова. Молодой возраст, жизнь в сельскойместности, полноценное правильное питание. Наследственность не отягощена.
— Ну, это еще каксказать… — покачала головой свекровь, всем своим видом показывая, что хочетдать понять этим. Но от слов удержалась и едко напомнила: — А зрение?
— Ну, разве что сэтим у нас имеются пока некоторые проблемки… Пока! — многозначительно поднялуказательный палец Сергей Сергеевич. — Которые, я надеюсь, мы с ВладленомИвановичем сумеем быстро и навсегда устранить!
— За определеннуюмзду! — уточнила свекровь.
— Ну, не без этого,разумеется. Ведь он же у нас — бес-ценный! — на этот раз четко разделяяпоследнее слово, кивнул Сергей Сергеевич.
— Ой, да делай здесьу себя все, что хочешь! — отмахнулась от него жена. — Только скажи, где нам сЛеной это время побыть, причем, так, чтобы у меня была возможность накормитьее.
— Накормить? —переспросил Сергей Сергеевич и с загадочным видом сказал: — Вот что! Сегодня уменя есть возможность создать самые комфортабельные условия для вашегоожидания. И, пожалуй, я с радостью ими воспользуюсь!
Галантным жестом онпредложил женщинам выйти из его кабинета первыми, он затем обежал их и, вежливоздороваясь со всеми, повел по своему отделению, где в многоместных палатах подкапельницами лежали — некоторые под заботливым контролем родственников —больные.
На застекленном постудежурной медсестры Сергей Сергеевич взял висевший на большом планшете — внекотором отдалении от остальных — ключ, легко открыл им дверь и пригласил:
— Прошу!
Войдя в палату, Ленас изумлением обошла ее.
Это была не палата, ацелые апартаменты!
Надо же: две комнаты,причем вторая, огромная, как холл, с большими пальмами и удобным диваном скреслами, в которых можно утонуть.
И еще — кухня: с плитой,холодильником столом — букетиком цветов в вазочке, приборами и салфетками нанем.
Свекровь тоже, судяпо всему, была здесь впервые.
— Теперь я, кажется,начинаю понимать, почему ты так любишь задерживаться на работе! — с легкимподозрением взглянула она на мужа.
— Да будет тебе! —приобнял ее тот и объяснил: — Эта палата предназначена для самыхвысокопоставленных правительственных чиновников. Но они здесь почти не лежат:предпочитают свои кремлевские клиники с отличным питанием и сервисом. Меня тудатолько вызывают для консультаций и на консилиумы. Но, тем не менее, здесь заредчайшим исключением, как сейчас, никогда не бывает пусто!
— А кто же тогда вней лежит? — не поняла Лена.
— Так скажем — люди,которым это по карману! — ответил ей Сергей Сергеевич. — Или, «свои человечки»от нашего главного. Но сегодня, она, словно для вас — к вашим услугам! А мне,извините, пора… Уже 10 часов 000 минут!
3
— И чего же это,интересно, я не расслышала? — удивилась свекровь.
На кухне свекровьделовито развернула свои пакеты, налила из термоса чай и приказала начавшейбыло отказываться от всего этого Лене:
— Ешь! А то ты мигомпревратишься из здоровой сельской жительницы в болезненную москвичку!
Вздохнув, Ленапослушно взялась за бутерброды…
Сергей Сергеевич былправ.
Она действительносильно переживала.
Все ее мысли были там— в Лондоне.
Стасик, наверное,сейчас еще только встает, представляла она.
Может быть, тоже ужезавтракает вместе со всеми, пока еще многочисленными участниками олимпиады.
И тоже только идумает о том, каким будет для него результат отборочного тура.
Заботила ее ипредстоящая консультация у окулиста.
Точнее, разговор сосвекровью после нее.
Потому что, в отличиеот лондонских итогов, она еще до начала осмотра у профессора прекрасно знала,чем он закончится…
Конечно, их областнуюбольницу, где она лежала по настоянию своей мамы, никак нельзя сравнить с этойклиникой.
И ее лучшего окулиста— с бесценным Кривцовым.
Но тот врач былпо-настоящему безценным, обладающим огромным опытом человеком, состарившимся насвоей работе — а он прямо сказал:
«Диагноз твой, дочка,на первую группу инвалидности. И, к моему великому сожалению, по всем врачебныммеркам, уверен, любых специалистов — уже до конца твоих дней… Если, конечно, непоможет тебе Господь! Чего я от всей души тебе желаю и о чем, обещаю, будумолиться…»
Да и сердце необманешь.
Она чувствовала, чтосо зрением у нее все слишком серьезно…
Позавтракав поднеусыпным взглядом свекрови, Лена вместе с ней перешла в уютную комнату, которуюона сразу прозвала пальмовой.
Увы, она пересталабыть оазисом, как только свекровь увидела телевизор.
Она тут же включилаего.
И Лене сразузахотелось бежать как можно дальше от замелькавших на экране кадров.
Куда?
Конечно же, в храм!
Но показывалиновости, в которых ведущий сказал всего несколько язвительных — чем-то похожихна укусы — слов в адрес Церкви.
И свекровь непреминула прокомментировать это Лене:
— Вот видишь?Видишь?! Что в вашей церкви творится! Какое безобразие! А вы туда еще ходите!
— И будем ходить! —твердо ответила Лена.
— Да у тебя что, ужеи со слухом не все в порядке? Или ты не поняла, что он сказал?
— Почему? Отлично всеслышала, — стараясь говорить как можно спокойнее, хотя внутри все так ивскипело, ответила Лена. — Даже то, чего не слышали вы!
— И чего же это,интересно, я не расслышала? — удивилась свекровь.
— А голос за кадром!
— Какой еще голос?Чей?!
— Суфлера. А еще идавнего заказчика нападок — от кровавых до таких вот словесных — на Церковь.Если хотите, могу прямо сказать — сатаны! Этот ведущий, который читает потексту, и журналист, готовивший этот текст — лишь его слепые орудия. Они дажене понимают, что творят! Тявкают, словно жалкие шавки на то, о чем не имеют нималейшего представления. Потому что если бы имели, ну хоть граммулечку, то низа что бы не стали делать такого. Побоялись бы. Ведь Бог поругаем не бывает. Иза каждое слово им — и не только им, но и тем, кто с одобрением слушал и послеповторял все это, — придется понести страшный ответ. Больше того — возмездие.Не здесь, так там!
Лена — она самаудивлялась, и откуда только у нее только такие слова берутся! — с благоговениемпоказала глазами наверх и продолжила:
— Церковь-то нашусоздал – Сам Христос! Да так, что, по Его словам, даже врата адовы не одолеютее. Что уж говорить о жалких потугах телеведущих, журналистов, да и всех тех,кто оплачивает им всю эту страшную, в первую очередь, для них же самих, музыку!
— Но ведь они —правду говорят! — попыталась вставить, несколько озадаченная таким незнакомо-увереннымдля нее тоном невестки свекровь. — По справедливости обличают!
— Какую там правду! —отмахнулась Лена. — Да даже если бы оно так и было, ну ведь нет же людей,которые живут и не ошибаются, которые совсем не грешат. Один Христос был безгрешным!И вообще, других за подобное — только хвалят. Называют уважаемыми,предприимчивыми, достойными подражания людьми, чуть ли не героями. А тут закуда более меньшее — просто мешают с грязью! Ищут самый ничтожный повод,зачастую просто выдумывая его, чтобы оклеветать самое высокое, чистое и святое,что только есть на Земле — Христову Церковь! А вы еще говорите осправедливости!..
Сказав все, чтодумала по этому поводу, Лена поднялась и решительно направилась к выходу изпальмовой комнаты.
— Куда ты? —окликнула ее свекровь.
— В храм! — даваятоном понять, что стояла, стоит и будет стоять на своем, ответила ей Лена.
Уже взялась за ручкудвери.
Но тут зазвонилтелефон.
— Стасик! —обрадовалась она и, услышав, что Стас говорит с ней по-английски — очевидно,просто забыв перейти с языка, на котором теперь общался с окружавшими еголюдьми, бойко стала отвечать ему.
Стас рассказал о том,что уже встал, позавтракал и вместе со всеми едет сейчас к месту проведенияолимпиады.
По тону голоса —волнуется.
Да так, что дажесразу не заметил, что Лена говорит с ним на английском.
А когда понял, тотолько несколько секунд ошеломленно помолчал и выдохнул:
— Ну ты даешь!
— Стасик, — сообразивв свою очередь, что неуважительно разговаривать при человеке на языке, которыйтот, возможно, не понимает, попросила Лена. — Давай лучше на русском! А ещелучше, поговори с мамой сам!
Лена протянула свойтелефон свекрови.
Та поговорила ссыном.
И возвращая телефонневестке, изумленно спросила:
— Как… ты еще ианглийский понимаешь?