— А как же! Я, кактолько узнала, что Стасик знает его почти в совершенстве, тоже стала изо всехсил изучать его, правда, увы, в отличие от него — без языковой практики!
— Я тоже когда-томечтала выучить латынь, чтобы иметь возможность лучше помогать СергеюСергеевичу… — вздохнула свекровь. — Но времени и терпения не хватило. Да и, каквыяснилось, это оказалось совсем ненужным. Наша женская доля какова: родитьребенка, максимум двух, причем, один чтобы обязательно был мальчик, то есть,наследник!
— Но ведь вы же самихотели, чтобы у Стасика была такая жена, с которой ему было бы интересно!
— Теперь другоевремя!
— Но люди-то всегдаодинаковы, — возразила Лена. — И история то и дело повторяется.
— Красиво звучит! Этокто-то из великих сказал?
— Не знаю… ПростоСтасик так любит говорить!
— Надо же! — покачалаголовой свекровь.
Посмотрела на Лену.
И в ее взглядепопеременно — как искорки вспыхивают в костре — было то одобрение, тосожаление.
Почему?
Лена не стала гадать.
И вышла из дорогойпалаты…
4
В Лене сестрымилосердия сразу признали свою…
Пока лифт спускалсяна первый этаж, Лена привычно прочитала молитву, которую положено читатькаждому православному человеку перед тем, как идти в церковь.
И чтобы дорога,несмотря на все козни лукавого — ведь трудно даже вообразить, сколькопрепятствий к храму, начиная еще до выхода из дома — управилась.
Из благоговения передсвятыней.
И чтобы все, каквсегда, было с Богом.
По Богу.
И к Богу!
«Возвеселихся орекших мне: в дом Господень по̀йдем.Аз же множеством милости Твоея, Господи, вниду в дом Твой, поклонюся ко храмусвятому Твоему в страсе Твоем. Господи, настави мя правдою Твоею, враг моихради исправи пред Тобою путь мой; да без преткновения прославлю Едино Божество,Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Молитва заняла всеголишь несколько мгновений.
Несколько мгновений…
Их можно былопроехать молча или нервничая по поводу того, что лифт останавливается почти навсех этажах, разговаривая со своими попутчиками: обсуждая последние новости иосуждая других. А можно и с пользой для души — закладывая еще один кирпичик вздание своей Вечности. Как и любой отрезок времени – начиная вот с такихнескольких мгновений, которые то и дело повторяются на каждом нашем шагу, изаканчивая всей жизнью…
Сергей Сергеевич былправ.
У кого бы Лена ниспросила, как пройти к храму, всякий останавливался и охотно объяснял.
Так она, наконец,встала перед, казалось бы, одной из многих — каким нет счета в клинике —дверью.
В кабинеты врачей,процедурные, палаты…
И тем не менее, этасамая обычная с виду дверь вела в необычное.
Возвышающееся наднашим жизненным временем и пространством.
Это был храм.
Над дверью —маленькая иконочка.
Лена сразу узнала ее.
Точно такая же была иу входа в храм областной больницы.
На ней — святыепреподобномученицы Великая Княгиня Елизавета и инокиня Варвара.
Лена, как ни ждалазвонка от Стаса — но нельзя находиться с включенными телефонами в храме изблагоговения перед ним, да и нельзя отвлекать молящихся звуками вызовов, —отключила телефон.
Трижды, как иположено перед тем как войти в храм, перекрестилась, уже с совсем краткимимолитвами.
Взялась за ручкудвери.
Но та оказаласьзакрытой…
«Ничего страшного,подожду. Времени еще целых три часа… Лучше побыть у закрытого храма, чем воткрытой, пусть самой роскошной, палате, где включен телевизор!» — решила Лена.
Справа и слева отдвери были большие информационные стенды.
С фотографиями и, ксчастью, напечатанным довольно-таки крупными буквами текстом.
Тем не менее, Лене,чтобы разглядеть все, пришлось чуть ли не вплотную подойти к одному из них.
С центральнойфотографии на нее смотрела преисполненными небесной любви и в то же времяскорбными глазами, одетая по-монашески, Великая Княгиня Елизавета Феодоровна.
Супруга ВеликогоКнязя Сергия Александровича, взорванного большевистскими террористами так, чтоодну его руку нашли по другую сторону кремлевской стены на маленькой часовнеСпасителя, а сердце — на крыше какого-то здания…
И разбросанныеостанки которого, вперемешку с кусками одежды и обуви, молча, без крика и слез,Елизавета Феодоровна собирала своими руками…
Потом на этом местебыл водружен Крест-памятник.
Который был снесенбольшевиками 1 мая 1918 года.
Причем вождь мировогопролетариата собственноручно накинул веревку на Крест — на уровне шеиизображенного на Нем Иисуса Христа…
Прочитав, все то, чтобыло на этом стенде, Лена, наконец, поняла, почему большинство храмов вбольницах освящены именно во имя этих двух преподобномучениц.
После трагическойгибели мужа Великая Княгиня Елизавета Феодоровна оставила придворную жизнь,продала свой дворец и на вырученные деньги устроила больницу, в которой самапомогала страдающим людям и ассистировала хирургам во время операций[18],детский приют и основала Марфо-Мариинскую обитель, где, приняв монашество,стала настоятельницей.
В Москве онапостоянно навещала госпитали и богадельни.
И не только в Москве.
Во время эпидемиитифа навестила она приют Серафимо-Дивеевского монастыря.
Как гораздо позднеевспоминала одна Дивеевская монахиня, бывшая тогда пяти-шестилетней девочкой:
На кроватках лежали«десятки детей с остриженными наголо головками, над которыми склонилась смерть.И вдруг открылась дверь — и вошла Она. Это было как солнце. Все Ее руки былизаняты кульками и подарками. Не было кровати, на край которой Она не присела.Ее рука легла на каждую лысую головку. Сколько было раздарено конфет и игрушек!Ожили, засияли все грустные глазки. Кажется, после Ее прихода — среди нас ужебольше никто не умирал».
А какой она былапростоты!
Накануне ее посещениядругого приюта маленьких девочек долго и строго наставляли:
— Войдет ВеликаяКнягиня, вы все — хором: «Здравствуйте!» и — целуйте ручки.
На следующий деньЕлизавета Феодоровна переступила порог и услышала хор детских голосов:
— Здравствуйте — ицелуйте ручки!
И все крошки, какодна, выставили свои ручки — для поцелуя. Пряча за улыбками слезы, ВеликаяКнягиня перецеловала — все ручки. Утешила сконфуженную директрису. На следующийдень в приют привезли уйму подарков.[19]
Удивительное дело!
Будучи немкой попроисхождению, как и ее сестра Государыня Александра Феодоровна, приняв взамужестве Православие, она стала русской по духу.
То есть, истинноправославной.
У нее былавозможность бежать от красного переворота за границу.[20]
Но она предпочла доконца оставаться на своей новой родине — Святой Руси и принять мученическуюкончину от рук ведомых дьяволом палачей.
… В крестьянскихтелегах их долго везли к заброшенному железному руднику, близ далекогоАлапаевска.
Ехали — Великий КнязьСергей Михайлович с верным слугой по фамилии Ремез, Князья Иоанн, Константин иГеоргий Константиновичи — сыновья известного всей России духовного поэта, изсмирения публиковавшего свои стихотворения под псевдонимом «КР», двадцатилетнийКнязь Владимир Палей и Великая Княгиня Елизавета Феодоровна.
Рядом с ней быларазделившая все тяготы предварительного заключения инокиня Варвара. Передказнью ей было приказано, чтобы она оставалась, так как не принадлежит кЦарскому роду. Она же, стоя на коленях, под непотребное сквернословие, умолялаоставить ее с Великой Княгиней.
Ее пытались запугать:
«А вы знаете, что ейпредстоит? Самые страшные пытки и лютая смерть. Пишите расписку…»
Но она в ответ:
«Давайте, сейчассвоей кровью подпишу все, что угодно!»
Перед шахтой, вшестьдесят метров глубиной, стены которой некогда были выложены бревнами, апотом полусгнили и торчали во все стороны, чекисты остановились.
Здесь они жестокоизбили узников прикладами, связали и повели к шахте.
Они пели ХерувимскуюПеснь из Божественной Литургии.
А их сбрасывали вшахту…
Долго потом ещеслышалось оттуда святое пение.
И когда два месяцаспустя воины Белой армии отбили Алапаевск и извлекли останки мучеников, онибыли поражены тем, что тело Великой Княгини не было поражено тлением.
Упавшая на выступ наглубине пятнадцати метров, сама изломанная и израненная, рискуя сорваться вниз,она до последнего ухаживала за Князем Иоанном. И перевязала его головулоскутами из своего апостольника…
До конца помогалаумиравшему рядом с ней человеку, как только могла, облегчала его страдания.
Крестьянин, случайнооказавшийся в этих местах, рассказал потом, что слышал, как из черного чревашахты доносилось святое песнопение.
Они отпели себязаживо…
Медленно, подвпечатлением прочитанного, Лена перешла к другому стенду.
И сразу поняла пофотографии архиерея с удивительно добрыми, мудрыми глазами, что он посвященсвятителю-исповеднику Луке (Войно-Ясенецкому), икону которого она видела в