кабинете Сергея Сергеевича.
Хотя он не былказнен, как многие архиереи того времени — власти вынуждены были ценить его,как искуснейшего хирурга и великого ученого — довелось ему испытать аресты, всеужасы лагерей.
То есть претерпетьмучения за веру.
И стать ееисповедником.
На снимке внизу онбыл уже, судя всему, совсем ослепшим.
Лежащим на скромнойкушетке.
Подложив руку подголову…
«Святой Лука, помоги!— обращаясь к нему, мысленно взмолилась Лена. — Ты ведь сам знаешь, каково бытьслепым. И поэтому имеешь особое дерзновение просить Господа о помощи таким, какя… как мы с тобой! Ведь я не ради себя прошу, сама я ради Христа готова все этоперенести. А — ради Стасика, чтобы не мешать ему, а наоборот помогать писатькниги, которые на доступном и понятном языке будут нести даже далеким от верылюдям свет Истины! И… чтобы не огорчать его маму…»
Едва Лена закончилаэту, идущую от самого ее сердца молитву, как в коридоре показались две сестрымилосердия.
В руках у них былиобъемные, но легкие сумки.
Они открыли храм.
И когда,переговариваясь, стали выкладывать из них пустые кастрюли, банки и судочки,Лена поняла, что они ходили по палатам, раздавая больным специальноприготовленную по их заказам пищу…
В Лене сестрымилосердия сразу признали свою.
Поинтересовались — неиз родственников ли ее кто здесь лежит.
А то они могутпопросить священника, чтобы он прособоровал и причастил его.
Узнав, вкратце — Ленане смогла не поделиться с ними, такими добрыми и отзывчивыми, своей бедой — онитут же вписали ее (и по ее просьбе Стасика, то есть, Вячеслава) в список дляособых, сугубых молитв.
Затем Лена вошла вхрам.
Приложилась клежавшей на аналое иконе.
Справа, на ЦарскихВратах, была большая — в полный рост — икона преподобномученицы Великой КнягиниЕлизаветы.
На стене — собор новомученикови исповедников Российских.
По краям этой иконы —эпизоды казней и мучений, которые им пришлось понести…
Сестры милосердияначали читать акафист святым преподобномученицам.
Лена стала тихонечкоподпевать им.
И тут, как и вИверской часовне, ее подозвали поближе.
Так, что она могла ипеть, и молиться.
После акафиста сестрымилосердия ушли в другую комнату готовить обед для священника, который скородолжен был вернуться после причащения больных.
Лена осталась одна.
Думала постоятьминутку, а затем выйти из храма и подключить телефон, чтобы узнать — не звонилли Стас.
Но вместо этого сновапринялась молиться.
И, как это было с нейвсего раз или два, в самые трудные моменты жизни — потеряла ощущение времени ипространства.
Очнулась она от того,что кто-то осторожно тронул ее за локоть.
Оглянулась.
И глазам своим неповерила.
Позади стояла…свекровь.
— Леночка, Стасикволнуется! — с трудом скрывая недовольство, сказала она. — А ты все здесь…
— Ой! — шепотомспохватилась Лена. — У меня же телефон отключен, а я его, глупая, даже непредупредила. Ну — как он там?
— Вышел вчетвертьфинал! — тоже невольно переходя на шепот, ответила свекровь.
— Слава Тебе,Господи! — с облегчением выдохнула Лена.
— Сейчас как разпроходит второй тур.
Свекровь огляделась ис удивлением покачала головой:
— А у вас тут,оказывается, и правда, хорошо! Тихо, уютно. И… как-то спокойно, я бы сказала —даже сладостно на сердце!
— Вы быперекрестились! — посоветовала ей Лена.
— Да я даже не знаюкак! — ответила та. — Да и мне, наверное, это не положено.
— Почему?!
— Я же ведь некрещенная!
— Вы?! — ошеломленнопосмотрела на свекровь Лена.
И только тут поняла,что она впервые в жизни пришла в храм!
«Надо же, —подумалось ей, — какими удивительными путями ведет Господь каждого человека вцерковь. Делая это так вовремя, своевременно, нет, точнее сказать — воблаговремении!»
Умиление у свекровидлилось всего несколько мгновений.
После этого ее словнокто начал выталкивать из храма.
Она нервно задвигалаплечами.
Оглянулась, ищавыход.
И нетерпеливосказала:
— Пойдем отсюдаскорей! Я ведь к тебе по делу!
— Давайте-давайте! —охотно согласилась Лена. — Выйдем и поговорим! А то в храме нельзяразговаривать!
Они вышли в соседнююкомнату, и тут свекровь объяснила причину своего прихода:
— Мне, собственно,нужна не столько ты, сколько твой медицинский полис. Чтобы у Сергея Сергеевичане было лишних неприятностей!
Как выяснилось, вклинике как раз в это время проходила серьезная проверка, и на некоторых врачейза то, что лечили своих людей без оформления или оплаты, завели уголовные дела.
До консультации былоеще больше часа.
Лена вспомнила протелевизор в пальмовой комнате, перевела глаза на ведущую в храм дверь исказала:
— А он у меня впаспорте! В моей сумочке. Вы его сами возьмите и отдайте Сергею Сергеевичу!
— Чтобы я рылась вчужой сумке?! — возмутилась свекровь.
— Да какая ж оначужая? Мы ведь уже свои! — улыбнулась Лена и попросила: — А я можно еще здесьнемного побуду?
— Ну хорошо! — пожалаплечами свекровь и предупредила: — Только, смотри, на консультацию не опоздай!
Лена с радостьювернулась в храм.
И тут ее словнообожгло.
В паспорте вместе смедицинским полисом была и справка об инвалидности.
«Что я наделала?! Ееневозможно там не заметить!!!»
Первым желанием Леныбыло немедленно выбежать и помчаться вслед за свекровью.
Но словно кто-тоудержал ее от этого.
И она, успокоившись —«В конце концов, это все равно когда-нибудь бы стало известно и на всё — воляБожья!», осталась в храме.
Благодарить Господаза первый успех Стаса, молиться за его второй тур, за то, чтобы после комиссиине было неприятностей у Сергея Сергеевича, о Ване, своих родителях, о том,чтобы крестилась свекровь.
А главное — об их исвоем вечном спасении!
5
По глазам свекровибыло видно: справку об инвалидности она видела…
Не зря в народеиздревле живет поговорка: надежда умирает последней.
Что бы там ни говорилЛене добрый старичок, областной доктор, как бы не предупреждала ее опытнаямедсестра-мама о том, что такая болезнь глаз неизлечима и, увы, может теперьизменяться только в худшую сторону, а в глубине души она чувствовала — неоставит ее милосердный Господь во мраке на этой, пусть и грешной, но светлойземле…
Надеялась на чудо.
На то, что в этойклинике иные возможности, более современное оборудование, приборы и, как знать,новые лекарства, о которых еще не знают в глубинке.
Поэтому стояла имолилась…
Молилась — да необидится Стасик, потому что это было намного важнее для них обоих любойолимпиады — в первую очередь об исцелении ее глаз.
И снова ушло время…
Исчезло пространство…
А когда вернулись —то было уже без четверти два!
— Господи, помилуй! —ахнула Лена.
Сдерживая себя, хотьи заторопилась — ибо хорошо знала, что проклят всякий, творящий Божии дела снебрежением, — она благоговейно приложилась к иконе, трижды неспешноперекрестилась с поклонами, вышла из храма.
Подключила телефон.
И тут уже не простопошла, а побежала по длинному коридору.
Как назло, передлифтом стояло и сидело в креслах-каталках столько человек, что с первого разаей вряд ли бы удалось уместиться в него.
Да и опять он,кажется, останавливался на каждом этаже.
Поэтому Лена толькомахнула на него рукой.
И — благо сердцедействительно у нее было крепким, бегом, через ступеньку помчалась на седьмойэтаж.
На третьем этаже вкармане кофты зазвонил телефон.
— Стасик! — подносяего к глазам, обрадовалась Лена.
Очевидно, увидев, чтоЛена подключилась, он тут же набрал ее и первым делом торжественно сообщил:
— Рубикон перейден!Отборочный тур — позади!
— А я уже знаю!
— Мама сказала?
— Да! Я, прости, вхраме была. Телефон отключила…
— Вот и хорошо, чтобыла! — одобрил Стас. — Я даже чувствовал, как твоя молитва мне помогала!
— Погоди, — дажеприостановилась Лена. — А почему ты звонишь? Ты ведь сейчас на четвертьфиналедолжен быть!
— Все, он ужезакончился! — засмеялся Стас. — Завтра — объявление итогов. Но честно говоря,теперь это не столь важно. Главное для меня было пройти отборочный тур. Адальше, как говорится — дело техники!
Такая самоуверенностьнасторожила Лену.
Она собралась былопредупредить Стаса, как бы тот не был наказан за эту гордыню.
Но тот, опередив ее,принялся расспрашивать, как идет обследование.
Лена, продолжив путь,на ходу отвечала.
Так она миновала четвертыйэтаж…
Пятый…
Шестой…
А на седьмом сталоуже не до серьезных разговоров.