— Точно… — согласилсяон.
И наутро за завтракомслегка смущенно сказал родителям, что им с Леной в комнату срочно нужен второйдиван.
Желательно складной,чтобы не занимал много места.
— Вы что, ужепоругались? — обрадовалась свекровь, но тут же взяла себя в руки и деловымтоном хозяйки в доме уточнила: — Зачем он вам?
— Понимаете, скороВеликий Пост, — начала было Лена. — И мы, как православные люди, должны…
— Еще чего! —возмутилась, сразу все поняв, свекровь. — Перво-наперво, вы — люди молодые. Иникому ничего не должны. Разумеется, кроме вырастивших вас родителей! Хотя быдобрым к ним словом, благодарностью и вниманием. Сережа, скажи им, как врач,что природа должна брать свое. И что это, в конце концов, может пагубносказаться на здоровье Стасика! На учебе, творчестве. И — даже его психике! Ужколи на то пошло, то вам тогда вообще лучше жить в разных комнатах!
— Может, в разныхгородах или даже на континентах? — нахмурился Стас.
Сергей Сергеевичпоначалу занял их сторону.
Но спорить с женойперед началом трудного рабочего дня — у него была запланирована сложнейшаяоперация очередному безнадежно больному пациенту — не стал.
Он только жестомпоказал Стасу: не переживай, как-нибудь ее уговорим!
— Когда уговорим? — всердцах спросил Стас, когда они с Леной ушли в свою комнату. — Слушай, а давайчасть монет продадим и сами купим?
— Да ты что? Никогда!— испугалась Лена. — Они же помогают тебе обдумывать свою книгу! Я читала, чтокогда Алексей Николаевич Толстой писал роман «Петр Первый», он весь кабинетзаполнил предметами той эпохи. И они помогали ему как бы погружаться в нее…
— Ну хорошо, забудемпока про монеты, — согласился Стас. — Давай помолимся, и, как научил меня папа,предадим все в Божью волю. Если это Ему угодно, то он не оставит нас!
И надо же — неоставил!
Когда Стас пришелдомой, Олег с Ириной развернули пакеты и вернули костюм со свадебным платьем.
— Да вы что? —удивился Стас. — Мы же вам их подарили!
— Нет, — решительноотказались они. — Мы так не можем. Воспользовались на роспись и венчание — ивсе!
Олег с Ириной ушли.
Вошедшая свекровь,увидев их свадебные наряды, всплеснула руками:
— Какая прелесть!
Она взяла костюм,чтобы повесить его в шкаф, и кивнула на платье:
— Ну костюм, ладно —он еще может Стасику пригодиться!
— Например, навыпускные экзамены пойти, на олимпиаду съездить! — торопливо вставил, чтобыЛена не подумала чего другого, Стас.
— Да, — несколькозапоздало кивнула, действительно, думавшая о своем свекровь. — А с платьем чтобудете делать?
— Сегодня же дамобъявление в интернет! — ответил Стас. — Продадим. А на полученные деньги купимвторой диван!
— Ну, знаете… —вспыхнула свекровь, но возражать на это ей было нечего, и она махнула рукой: —А впрочем, вещь ваша, комната тоже — делайте, что хотите!
И Стас сделал.
Он тут жесфотографировал платье.
Лена помогласоставить его описание.
И не прошло и часа,как состоятельные люди просто их засыпали предложениями.
Такими, что уже наследующий день, накануне прощеного воскресенья, после которого, как известно,наступает Великий пост, вежливые рабочие в красивой униформе привезли из одногоиз лучших в Москве мебельных магазинов прекрасный диван и установили его вкомнате молодых православных супругов.
4
Все шло, какобычно и вдруг…
Лена по опыту хорошознала, что когда начинается Великий Пост — жди искушений.
И относилась к этомус пониманием.
И даже —благодарностью Богу.
Ведь искушения это —что?
Это своего родаэкзамен человека на духовную зрелость.
И без них простонельзя укрепиться в вере.
Это — как дереволучше укореняется, когда его раскачивает ветер.
Поэтому она былаготова к ним.
Но чтобы вдруг — датакое…
Впрочем, поначалуничего не предвещало ужасного, чего не увидишь даже в самом кошмарном, или какбы сказала Горбуша — кошкараульном — сне...
В прощеноевоскресенье Стас, Лена и Сергей Сергеевич сходили на вечернюю службу.
Где вместе со всемиостальными прихожанами попросили у священника и друг у друга прощения.
Свекровь в этот деньнапекла целую гору толстых ноздреватых блинов.
«Как никак, сегодня —масленица! — сказала она. — Верим мы или не верим, а обычаи предков нужноуважать!»
И предложила их — ктос чем желает!
С маслом.
Сгущенкой.
Сметаной.
Красной икрой.
Каждый, хоть вскореуже не было сил больше есть, попробовал — и с тем, и с другим.
Одна только Горбушапредпочитала есть одну икру, без блинов.
— Ешь! Ешь! —посмеивался над ней Сергеевич. — Завтра ее уже не увидишь! Не все котумасленица!
— А вороне икра! —поправила свекровь. — Хотя она и будет по-прежнему на столе!
Не обошлось, правда,без небольшого столкновения двух мнений относительно поста.
Между ней иостальными верующими членами семьи.
До этого, осторожновыведав под видом беседы на духовную тему у сына, что пост послабляется дляучащихся, путешествующих и больных людей, она каждый раз убеждала: что Стасучится, причем, очень интенсивно, а Сергей Сергеевич много ездит и к тому же унего проблемы с желудком.
Они, впрочем, безособого на то сожаления, вынуждены были с ней соглашаться.
Но теперь, когдапривыкшая строго поститься в святую четыренадесятницу и Страстную седьмицу Леназаявила, что не будет вкушать ничего скоромного. И даже с растительным масломесть только в разрешенные Церковью дни. Стас с Сергеем Сергеевичем сразуперешли на ее сторону.
— Ладно, будуготовить вам все, как скажете! Сухое, невкусное, одним словом, постное, —бросив недовольный взгляд на Лену, нехотя сдалась свекровь, но при этом как-тозагадочно усмехнувшись — мол, посмотрим еще, чья возьмет! — предупредила: — Носебе продолжу делать — то, что захочу. Пельмени, оладьи со сметанкой исгущенным молоком, ту же икру с маслом, котлетки… И не обессудьте, если это будеточень питательным и вкусным!
Вечером Стас с Леной,прочитав, сменяя друг друга, по очереди молитвы и затеплив на всю ночь передиконами лампаду, легли на разных диванах.
Наутро тоже все шло,как обычно.
Добавили в лампадкумасло.
Помолились, прибавляяк обычному утреннему правилу великопостную молитву святого Ефрема Сирина:
«Господи и Владыкоживота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми!(земной поклон)
Дух же целомудрия,смиренномудрия, терпения и любве даруй ми рабу Твоему! (земной поклон)
Ей, Господи Царю,даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен есиво веки веков, аминь.»
Еще один земнойпоклон.
А затем 12 раз:
«Боже, очисти мягрешнаго» (Лена, разумеется, говорила – «грешную»), с поясными поклонами.
И вновь всю молитвуЕфрема Сирина целиком, по окончании которой положили один великий — земной —поклон.
После этого всенаскоро позавтракали.
Мама, как и грозиласьнакануне, похваливая да причмокивая, любимыми оладышками мужа и сына: тонкими,румяными, со свежайшей — не поленилась чуть свет сбегать на рынок! — сметаной.
Лена — одним чаем.
А Сергей Сергеевич ссыном — кофе.
Оба — с постнымисухарями.
Лене было полегче —она привыкла поститься и к тому же почти не видела того, что находилось настоле.
Разве что слышаланевероятно вкусные и приятные запахи.
А вот им было кудасложнее!
Мало того, что всегдатрудно со скоромного сразу переходить на строго постное.
Да еще и такойсоблазн совсем рядом!
Только тут привыкшаяк тому, что дома, в Покровском, ее все только поддерживали, она постигла,наконец, смысл слов Спасителя, что «и враги человеку домашние его».
Разумеется, когда онине дают, всячески мешают, а то и просто запрещают идти к Богу!
Когда Стас, собираясьв институт, пообещал продолжить вечером пересказ книги, Лена поинтересовалась,и как это ему удается находить такие интересные сюжетные линии и неожиданныеповороты в них.
— Все очень просто, —отозвался он. — Ведь для писателя главное — что?
— Что?
— Уметь небанальнодумать. То есть, иметь нестандартное мышление.
— Как это? — непоняла Лена.
И Стас, хотя мама ужепоторапливала его из-за двери, говоря, что Сергей Сергеевич начинаетопаздывать, с озорной улыбкой спросил:
— Хочешь узнать прямосейчас?
— Конечно!
— Тогда отвечайбыстро-быстро на мои вопросы: пятью пять…
— Двадцать пять! — слегким недоумением, что все, оказывается, так просто, ответила Лена.
— Отлично! - похвалилее Стас. — Шестью шесть?
— Тридцать шесть!
— Умница! Семью семь?
— Сорок семь… Ой,сорок девять!
— Вот! —многозначительно поднял палец Стас. — Так мыслит обычный человек. А писатель, вотличие от всех других, во время обдумывания книги и когда уже пишет ее, должен