как быть — им самим!
И отправился сновавниз — расплачиваться с таксистом.
И отвлечь Стаса, покараспаковываются вещи Лены, если он уже на подходе…
6
— Постойте… Якажется все понял! — воскликнул Стас.
Стас медленно шел сработы домой.
Идти не хотелось.
Пути было всего на5-7 минут.
Но настроение — хужене придумаешь.
Усталость отзатянувшейся ссоры с Леной, желание простить ее и невозможность это сделать,пересилить себя, вконец измотали его.
И он, сойдя соСтарого Арбата, петлял окольными путями.
То удаляясь, топриближаясь к дому.
В антикварноммагазине сегодня было на редкость удачное приобретение.
Несколько большихлотов античных и средневековых монет по очень выгодным ценам.
Стас сделал все длятого, чтобы клиент, лишь приценившись у них, не отправился в другой магазин,где ему дали бы, безусловно, больше.
Обрадованный владелецмагазина тут же выдал ему солидную денежную премию.
И разрешил оставитьсебе в качестве подарка маленький блестящий денарий Нерона.
Стас разжал кулак, вкотором продолжал держать эту монету.
Недоуменноприщурился.
Зачем он его взял?..
Денарий настолькоистерт — был в обращении, пожалуй, не меньше ста лет, что только благодаряхарактерному полному профилю императора можно безошибочно сказать, что это —Нерон.
Он даже хотелвыкинуть его.
Но в последний моментпередумав, положил в карман.
И без того мусора натротуаре хватает…
Где-то в лесах и налугах снег обнажал сейчас нежные, с тончайшим ароматом весны, подснежники.
А здесь из-подразъеденных дождем и нездоровым туманом сугробов вылазили — окурки, оберткииз-под мороженого, недоеденные пирожки, пустые пивные бутылки и банки…
На Старом Арбате,который старательно вычищали каждое утро, и то было не по себе от этихгнилостных запахов.
А уж тут…
Стас вернулся наукрашенный красивыми фонарями Старый Арбат, с его уличными музыкантами итанцорами, грохотом, музыкой, многолюдьем…
Чтобы как-то убитьвремя стал заходить во все попадающиеся по пути магазины и лавки.
И не переставалдумать о Лене…
Он сам не понимал,почему так упрямился, затягивая эту глупую, ни ей, ни ему не нужную, ссору.
Давно уже нужно былосделать первый шаг навстречу, причем, как мужчине — ему.
Ведь Лена, еслиразобраться по справедливости, и не отступала от него…
Значит, долженподойти к ней именно он.
Но — как?..
Едва он собиралсясделать это — тут же появлялась мысль: зачем она скрыла то, что просила у Никаденьги.
И правда, зачем?..
Стас умел мгновеннорешать самые сложные и, казалось бы, неразрешаемые задачи.
Как творческие.
Так и жизненные.
То есть, сугубопрактичные.
Взять хотя бысегодняшнего клиента, который и сам до конца не знал, чего хотел…
Но, тут, словноослепленный обидой, он не мог понять, как оказалось, самого простого!
Это выяснилось, послетого, как, зайдя в очередной антикварный магазинчик, он вдруг увидел маленькуюбронзовую статуэтку апостола с сумой на левом плече и посохом в правой руке инемедленно позвонил Владимиру Всеволодовичу.
У академика была ужецелая подборка таких статуэток, которые полтора-два века назад использовались вкачестве удобно умещавшихся в пальцах ручек для печатей.
Они договорились, чтоСтас купит ее – благодаря премии, денег у него на это хватало.
И он, найдя два-триследа коррозии на плаще и подставке, сумел еще умело договориться о немалойскидке.
Пока Стасрасплачивался, Владимир Всеволодович спросил, как там Лена и, по сбивчивомуответу почувствовав, что у них что-то неладно, принялся расспрашивать, в чемдело.
Стас, прикрываятелефон ладонью, потихоньку все объяснил.
— Ну мало ли зачем ейпонадобились деньги? — сразу встал на сторону Лены академик.
— Так попросила бы уменя!
— Но ведь ты же самсказал, что, по словам следователя, это была огромная сумма! — резонно напомнилакадемик.
— Тем более… —обидчиво начал Стас, и тут его взгляд упал на роскошное издание девятнадцатоговека.
Кожаный переплет…
Дорогое тиснение…
Золотой обрез…
Таких теперь уже и неделают!
Разве что толькоЛевон…
«Левон?!»
— Постойте… Я,кажется, понял! — воскликнул он, жестом извиняясь перед вздрогнувшим продавцомза столь бурное проявление эмоции. — Это же все наверняка из-за книги!
— Какой книги? —сразу насторожился Владимир Всеволодович. — Она что — сама тебе рассказала?
— Да нет. Это до менятолько сейчас дошло! — объяснил Стас. — Ну да, конечно! Как же я сразу до этогоне додумался? Но все равно, — тут же поджал он губы. — Могла бы ипосоветоваться перед этим. Чтобы зря не беспокоить Ника, которому и так сейчассамому до себя. Я бы ей сразу сказал, что принципиально не собираю золотыемонеты. Ну вы же знаете — потому что практически невозможно определить ихстопроцентную подлинность. А для меня самое главное, чтобы монета быланастоящей, а не подделкой!
— Самое главное, —перебил его обычно не позволявший себе такого неуважения к собеседникуакадемик, — чтобы у вас в молодой семье как можно быстрее воцарился мир! Ипорядок! Чего я от всей души и искренне вам желаю!
Деликатный ищепетильный ко всем мелочам, Владимир Всеволодович первым — что тоже бывало сним чрезвычайно редко — положил трубку.
Точно давая понятьСтасу, что он крайне недоволен им.
Да Стас и таксознавал, что во всем виноват был один только он.
Но это еще большемешало ему первому подойти к Лене.
Обнять ее.
И сказать:
— Прости…
Ну как это сделать?
Как?..
Обычно, когда у негоне было ответа на мучительный вопрос, он первым делом шел в церковь.
Так и сейчас.
Рядом был тот самыйхрам, который каждый день он видел из окна своего дома.
Тот самый, со старогомосковского дворика.
Только вместодеревянных изб вокруг него стояли огромные здания, всюду был асфальт, и окурах, свободно разгуливающих на травянистой земле, давно не было никакой речи.
Но храм внутри, судяпо какому-то особому, ни с чем не сравнимому ощущению, которое возникало каждыйраз, когда Стас переступал его порог, оставался таким же, как и в те — царскиевремена.
Старым.
Как говорят некоторыеверующие люди, особенно бабушки, намоленным.
С большими, темными —сразу видно — древними иконами.
Две из которых«Знамение» Пресвятой Богородицы и святителя Николая Чудотворца увешанныедрагоценными дарами-приношениями — были чудотворными.
Стас, триждыперекрестившись у входа в храм и оказавшись внутри него, по давней привычкевзял чистые листочки, нарисовал сверху на каждом православный восьмиконечныйкрест и, согнувшись над столом, принялся заполнять их знакомыми именами.
В первую очередь, этобыли записки об упокоении отца Тихона и всех известных ему усопшихродственников — целых четыре колена!
Два от знал отродителей.
А еще два подсказалаприезжавшая изредка в гости из далекой Сибири старенькая мама отца.
Его бабушка.
Верующая, наверное,так — как верили после Крещения Руси все русские люди.
Ну, почти все. (Какговорится, в семье не без урода).
Но все равно —подавляющее большинство.
Ведь не зря же Русьво всех концах земли называли — святой!
Все, отшедшие в иноймир, при всем своем даже самом горячем и отчаянном желании уже не моглипомолиться о себе.
И теперь только ждалиэтого от тех, кому они дали жизнь, выкормили, вырастили, и, счастье их, еслиприложили еще ко всему этому, как после смерти они ясно поняли,второстепенному, главное — зерна веры.
Которые, дав плод,помогали теперь им — там!
Денег сегодня былопредостаточно — и Стас записал всех их, в том числе и проживших свой вексродников Лены, на проскомидию.
Это когда священникдо начала Литургии зачитывает по записке имя каждого, вынимая при этом изпросфоры частицу.
А после причастияпогружает все эти частицы, соединяя их с Телом и Кровью Христовыми.
Стас читал, да не водной книге, что этого момента души усопших ждут, как величайшего праздника.
Никакой земной деньрождения, ни один самый пышный юбилей или самая высокая награда и близко неможет сравниться для них с этим!
Затем он под крестомнаписал уже не «О упокоении», а о «О здравии».
И самым первым вписалимя Лены.
Потом — свое, чтобыдаже здесь, не смотря на ссору, не разлучаться с ней.
Отца.
Своей бабушки.
Родителей Вани сЛеной.
Самого Вани.
Ника — точнее Никиты…
Владимира — имелосьввиду Всеволодовича, потому что отчество на записках не ставилось.
Зато добавлялосьиногда перед именами: «бол», если человек был болен.
«Пут» — если он находился