в путешествии.
«Воин» — когда он былна военной службе.
Стас невольнозаметил, как заполняет свою записку вставший рядом с ним человек, и понял, чтоеще можно писать: «закл.»
Заключенный, каксразу понял он.
Этих заключенных былцелый столбик.
Стас недоуменноподнял глаза на писавшего.
Они встретилисьвзглядом.
И сразу узнали другдруга.
Это был… тот самыйоперативник из следственного кабинета.
Он хотел сказатьчто-то Стасу.
Но — в храме грешноразговаривать.
И лишь чиннопоклонившись, понес отдавать свои записки в иконную лавку.
Стас последовал егопримеру.
Затем купил на сдачу,по совету продававшей свечи и иконы матушки, маленький бумажный образок«Феодоровской» иконы Божией Матери, память которой чтилась именно в этот день.
И встал на своелюбимое место.
Около иконы святителяНиколая.
Ему всегда хорошо иуютно было здесь.
Но сегодня сразустало не по себе…
Что-то мешаломолиться.
Думать о Боге иВечном.
Да и даже простостоять!
Что?..
Неужели — эта егоразмолвка с Леной?
«Ну да, конечно!», —привычно проанализировав ситуацию, вздохнул Стас.
Что тут долгоразмышлять?
Бог есть — Любовь.
Не та, земная,которая, как правило, только копни ее глубже — эгоистична, из-за чего многие вдругом человеке прежде всего любят самого себя, делая его несчастной жертвойтакой любви, капризна, ревнива, излишне страстна, коварна, способна на все,только бы добиться своего…
А та, что не требуетничего взамен, все терпит, никогда не заносится, не гордится, не превозносится,не бесчинствует, не осуждает, не помнит никакого зла, наоборот, тут же прощаяобидчика и воздавая ему даже за самое страшное зло — добром…
И все, что противитсяэтой Любви, больше того, сеет зло, обиды, не хочет прощать другого — чужеродноЕй.
И в первую очередьздесь, в храме, месте особого присутствия Божьего!
И вот совесть — этотГлас Божий, живущий в каждом человеке, укорял теперь Стаса.
Призывал как можноскорее последовать закону Любви.
Да он бы и сам былрад тому.
Но как…
Как это сделать?
Переступив черезсебя…
Стас с понуроопущенной головой вышел из храма.
Побрел, куда глазаглядят…
Он собрался былопойти по второму кругу вдоль Старого Арбата.
Но только тутзаметил, что уже подошел к самому дому.
И — больше того — уподъезда, словно поджидая его, стоит отец…
7
— Ленка, это что —правда?! — ворвавшись в прихожую, закричал Стас.
Трудно былопредположить, что Сергей Сергеевич вышел подышать свежим воздухом.
Его просто не былоэтим мартовским вечером на Старом Арбате.
Кроме того, онтерпеть не мог всей его пестроты и шума, из-за чего несколько раз хотелпереехать в другой, более спокойный район.
Но жена былакатегорически против.
Такое жилье казалосьей достойным и престижным для академика и такого светила медицины, как он.
В итоге СергейСергеевич вынужден был ограничиться установкой таких окон, сквозь которые непроникал ни один посторонний шум.
И открывать их,проветривая квартиру, только когда все постепенно стихало, то есть, ночами.
А уж если он вышел истоит вот так здесь — то дома явно произошло что-то из ряда вон выходящее.
«Не с Леной ли что?Или — с мамой?..» — подумал Стас и даже похолодел от этой мысли.
Но виду не подал, акак шел, так и продолжил идти.
Сергей Сергеевичпожал его вялую руку крепче обычного.
И это толькоподтверждало, что Стас, кажется, не ошибся.
Но не успел он задатьвопрос, как отец опередил его, причем таким тоном, что сразу стало ясно — еслии есть новости, то не из разряда страшных:
— Чего это ты бредешьтак, словно вчерашний день ищешь? — спросил он.
— Да я и сегодняшнийпотерял! И вообще… — Стас безнадежно махнул рукой.
— Ну! Ну! — остановилего отец. — Нельзя тебе так раскисать. Тем более, теперь!
— А что — сегодняпраздник какой? — огрызнулся Стас.
— Да для всехостальных людей, вроде бы, нет! Пятница, — ответил отец и как-то загадочноулыбнулся: — Но для тебя… Ты ведь все же мужчина. Можно сказать, почти уже самотец!..
— Что?!
Стас с изумлениемвзглянул на Сергея Сергеевича.
— Ты что это серьез…
— Да, причем, безвсяких «но»!
— Вот это да!
Стас, с трудомпопадая магнитным ключом в кружок, едва дождался, когда откроется дверь, ирванулся наверх.
Прыгая черезступеньку.
Через две…
Через три…
— Лифт же есть! —донеслось снизу.
Но он уже был начетвертом этаже!
Ворвался в прихожую.
И с трудом переводядыхание, уставился на вышедшую из их комнаты Лену:
— Ленка, это что,правда?!
— Что? — на всякийслучай уточнила Лена.
— Ну, то что ты, чтоу тебя, то есть у нас — будет ребенок!
— Да...
— Ну ты даешь! Что жеты раньше-то ничего не сказала?
— Да я сама толькосегодня узнала… — веря и не веря тому, что ее Стасик снова стал прежним,прошептала Лена.
А тот, словно междуними и не было многодневного охлаждения, восторженно обнял жену.
Потом испуганноотстранился:
— Ой, с тобой женельзя, наверное, уже так…
И, подхватив на руки,как был — в обуви и верхней одежде, понес в комнату.
— Стасик, ты с умасошел! — отчаянно заверещала, болтая в воздухе ногами, Лена. — Отпусти сейчасже!
Но голос ее былсчастливым.
Гордиев узел не нужнобыло ни развязывать.
Ни разрубать мечом.
Он распался сам!
Не нужно было ничегообъяснять.
Оправдываться.
Лукавить…
Вышедшая из зала нашум свекровь заглянула к ним в комнату и, слегка нахмурившись от увиденного,официальным тоном сказала:
— Стасик, Лена,быстро приводите себя в порядок. Успокаивайтесь, и прошу вас на ужин, во времякоторого будет серьезный семейный совет!
— Сейчас, мы тольконемного пообщаемся! — попросил Стас. — А то целый месяц не разговаривали!
Лена тоже умоляющепосмотрела на свекровь, словно прося не лишать ее такой долгожданной радости.
Стас, не зная кудадевать себя от волнения, осторожно усадил Лену на диван, а сам принялся ходитьпо комнате.
Потом остановилсяоколо святого угла.
Перекрестился,беззвучно шевеля губами.
«Благодарит Господа!»— поняла не сводившая с него влюбленных глаз Лена.
И, достав изнагрудного кармана купленный образ Пресвятой Богородицы, прислонил его к иконеСпаса Нерукотворенного.
— Вот… А это мыположим сюда!
— Ой, «Феодоровская»!— радостно всплеснула руками Лена и слегка капризно посмотрела на Стаса. — Тычто же, выходит давно уже все знал? И даже не позвонил?!
— Не-ет, мне толькосейчас, у подъезда отец сказал, — покачал головой Стас. — И даже не сказал, атак, слегка намекнул. Чтобы окончательно не выдавать твою тайну. Вдруг ты самазахотела бы мне ее открыть…
— И открылабы!
— А тогда,собственно, в чем дело? Почему ты вдруг так удивилась? И спрашиваешь об этом!
— Да потому, чтоперед этой иконой будущие мамы молятся о благополучных родах!
— Надо же… — удивилсяСтас. — А я знал только то, что ею благословляли на Царство Михаила ФедоровичаРоманова. И с тех пор она была небесной покровительницей этой династии.
— Тогда почему же тыкупил ее?
— Все очень просто —ведь сегодня ее день! И матушка в храме посоветовала приобрести.
Стас умолчал в такойторжественный, как он сердцем чувствовал, момент — что на сдачу…
— Господи! —прошептала Лена.
И ее глазанаполнились слезами.
— Что с тобой? —встревожился Стас. — Тебе же нельзя теперь волноваться!
— Глупый! Да как жеты не понимаешь? — подбегая к иконке и целуя, целуя ее, принялась объяснятьЛена. — Ведь это чудо! Самое настоящее чудо! Я узнаю о том, что беременна —именно в день Феодоровской иконы. И больше того — она сразу приходит к нам вдом! Ты даже не представляешь, как успокоил меня этим! Теперь мне ничто,никакой семейный совет не страшен! Слышишь — никакой!!!
— Никар-кой!Никар-ркой! — тут же поддержала ее ворона.
— Ой, вон и Горбушаголос подала! — обрадовалась Лена.
— Может, она и естьуже хочет? — с готовностью спросил Стас.
— Икар! Икар-р-р! —согласилась ворона.
— Сейчас, погоди!
Стас сбегал на кухнюи вернулся с целой пригоршней красной икры.
Они вместе, теплоприжимаясь плечом к плечу, принялись кормить ею ворону.
Та деликатно, чтобыне обижать никого, поочередно брала лакомство то у одного, то у другого…
И так продолжалось дотех пор, пока у мамы не лопнуло терпение.
Единст