Вокруг него стоялиугрюмые германцы-телохранители, солдаты преторианской гвардии и разномастная —от вольноотпущенников до наместников провинций — ближайшая свита.
На почтительномотдалении от всего этого находился Ахилл. Он во все глаза смотрел наимператора, прижимая к груди послание Совета Синопы, и прислушивался кразговорам вокруг.
Римляне нарочитогромко, чтобы слышал благосклонно внимающий им Нерон, восхваляли его.
Но при этомприглушенным шепотом говорили друг другу совершенно противоположное.
— О! Троянский герой?— раздался вдруг над самым ухом Ахилла знакомый голос. — Как там тебя…
Ахилл недоуменноповернул голову и к своему удивлению увидел стоящего рядом сенатора Мурену.
— Ахилл!.. — свежливым поклоном напомнил он.
— Верно — Ахилл! Япомню, что ты назван в честь героя Троянской войны, но какого именно — хотьубей! — позабыл! Рад тебя видеть, рад!
— Я тоже! Вдвойне!Втройне, клянусь Юпитером!
— Давно в Неаполе?
— Только что прибыл…
— А я уже неделю какздесь! Хожу в героях. Как же — бывший противник Агриппины! Кстати, надеюсь, тыне потерял в дороге послание?
— Как можно? Что ты?Вот оно!
— Очень хорошо! Аглавное — вовремя! Цезарю сейчас как никогда нужны хорошие новости! Погодиминутку…
Мурена отошел кважному сенатору и стал что-то говорить ему, показывая глазами на Ахилла.
Тот понимающе закивали быстрыми шагами направился к императору.
Вернувшись, Муренакоротко сказал:
— Как только будетудобный момент, тебя сразу же представят цезарю!
— Хвала богам! Да незнает твое благополучие и счастье — границ! — не знал, как и благодаритьсенатора, Ахилл и спросил: — А кто это?
— Кто?
— Ну, тот, с кем тысейчас разговаривал!
— Согласнореспубликанским законам, высшее государственное лицо — консул! А на деле — одналишь броская вывеска. Однажды он имел неосторожность сказать несколько словпротив налогового проекта цезаря и теперь не знает, как загладить свою вину. Ябы и помог ему, да как? Казна полупуста. Надежды на огромный клад тирскойцарицы Дидоны не оправдались… Я предложил ему кое-что, но все это, хоть иодобрено цезарем, лишь полумеры… А надо бы нечто такое… — Мурена пошевелилпальцами, словно игрок, перебирающий кости перед решающим броском… — Такое,чтобы…
— А это кто? —осторожно перебил его Ахилл. — С красивым гребнем на шлеме?
— О-о! Это сампрефект претория, то есть, личной гвардии императора — Афраний Бурр!
— А рядом с ним?
— Это — бери ещевыше! Учитель цезаря — Сенека. Философ по мысли, купец по делам! Да… Если бы неэти двое, нашего цезаря никто бы уже не смог удержать!..
— А кто во-он тот,который все время шутит, военный?
— Легат Веспасиан.Так — ничего любопытного… Бывший погонщик мулов!
— А это —императрица? — показал глазами Ахилл на красивую, в самой роскошной одежде,женщину.
— Нет, императрица,дочь прежнего, божественного императора Клавдия — Октавия осталась в Риме. Аэто — Поппея!
Сенатор произнес имяПоппеи так весомо, что Ахиллу сразу стало понятно, что красивая женщина —неофициальная императрица.
— А вон, видишь,худенькая, в розовой тунике? Это — Акта, первая любовь цезаря. Ее привезли вРим рабыней, но вскоре сделали вольноотпущенницей. Нерон души в ней не чаял,хотел даже жениться, но Агриппина не дала. Несмотра на то, что Акте составилиродословную, будто она из рода пергамских царей! Цезарь не стал бороться засвою любовь или просто разлюбил ее… Теперь у Акты только роскошные виллы вИталии и Сардинии, свои рабы… А Нерону затмила сердце Поппея!
Ахилл во все глазасмотрел на Акту, на Поппею, на цезаря…
— Хвала богам, — счувством сказал он, — здесь говорят о цезаре совершенно без опаски бытьпреданным суду за нарушение закона об оскорблении императорского величия. А впровинции меня чуть было не наказали за это!
— У тебя были ещеприключения? — с удивлением посмотрел на него Мурена.
— Ничего похожего нато, что мы испытали на «Палладе»! Просто один меняла в Эфесе придрался к моимсловам: «Что за рожу ты даешь мне на своей монете?». Оказалось — это былпортрет Нерона… Благо, я догадался сказать, что если в Риме возобновят действиезакона об оскорблении величества, то я сам подам донос на весь Эфес за то, чтоони так изобразили римского императора!
— Что? Как ты сказал?— неожиданно заинтересовавшись, вцепился жесткими пальцами в локоть АхиллаМурена. — Ну-ка, повтори!
— Портрет…императора… — не понимая, в чем дело, растерянно перечислил тот. — Если возобновитдействие закона…
— Вот оно! —торжествуя, воскликнул сенатор. — Слушай, мальчик, ты, кажется, дарован мнебогами для того, чтобы приносить удачу! Во всяком случае, уже второй раз тывыручаешь меня.
— Я? Тебя?
— Да, первый раз,правда, спасая свою шкуру от пиратов. А теперь — даже сам не подозревая этого!Если возобновят действие закона… Прекрасно! Прекрасно! Только не если, а —когда! — знакомо пошевелил пальцами Мурена. — Теперь я знаю, что делать!
Он снова направился кконсулу, принялся что-то ему говорить.
Объяснять.
Доказывать.
Тот сначалаотрицательно и даже с возмущением стал качать головой, потом, понемногусоображая, задумался и, наконец, начал часто-часто обрадованно кивать.
Заинтересовавшийсявсем этим Ахилл с нетерпением дожидался Мурену, чтобы расспросить, в чем жезаключается его помощь.
Как вдруг к немуподошел человек в красной одежде.
Шевеля губами, чтобылучше запомнить, он уточнил его имя, наличие римского гражданства, город,откуда прибыл, и приказал следовать за ним.
Человек в краснойодежде вел Ахилла мимо всадников и сенаторов — дальше преторианцев, дальшесвиты.
Он остановился прямоперед пологом и сообщил на ухо императору, все, что только узнал об Ахилле.
Скучающее лицо Неронаоживилось.
— Номенклатор сообщилмне, что ты прибыл сюда из Синопы? — приветливо спросил он.
— Да, цезарь! —преклоняя колени, дрогнувшим от волнения голосом ответил Ахилл.
— С посланием?
— О, да! — протянулсвиток папируса Ахилл.
Человек в красномвзял его из рук синопца и передал императору.
Нерон поднес к глазамлорнет с огромным изумрудом.
Изучил сначалаАхилла.
Потом — послание…
Взгляд его привычноскользил по строчкам и вдруг остановился на имени матери.
Рука с лорнетомневольно опустилась.
Ближайшее окружениепочтительно смолкло.
Еще бы!
Император погрузилсяв раздумья.
Но это были неразмышления о государственных делах, а воспоминания.
Только они, в отличиеот спокойных и величественных воспоминаний апостола, были, суетны, лихорадочны,трусливы…
…Без малого пять летназад, когда ему шел семнадцатый год, было объявлено о кончине императораКлавдия.. На ступенях дворца его приветствовали императором, на носилкахотнесли в лагерь преторианцев, оттуда, после его обращения к солдатам, — всенат, а из сената он вышел, осыпанный бесчисленными почестями…
…Матери он доверилвсе свои общественные и частные дела, и в первый же день правления назначилтрибуну телохранителей пароль: «Лучшая мать»…
Он дал ей всё, чтотолько мог дать: на монетах ее изображение стояло рядом с его профилем…греческие города Малой Азии воздавали ей божеские почести, сооружали памятники,ставили статуи в ее честь.
Агриппина давалааудиенции иностранным послам, посылала письменные приказания правителямпровинций и подвластным Риму Царям.
Когда он, Нерон, долженбыл являться официально на публике, она всегда сопровождала его, бывало, что еенесли в носилках, а он, император, шел подле пешком в ее свите.
«Чего ей не хваталоеще?..» — поморщился Нерон.
Сенаторы, и те былисозываемы на заседания во дворце, так как Агриппина не могла являться в курию,и из другой комнаты, отделенной только занавесью, она слушала их совещания…
Но ей, помимо всегоэтого, хотелось властвовать над сыном, а он не мог позволить ей этого…
Однажды, в порывегнева, она стала грозить, что раскроет перед народом преступления, которымипроложила сыну дорогу к престолу, и сказала, что истинный и законный наследникотцовской власти — Британник, которому шел тогда четырнадцатый год…
Британника вскореудалось отравить.
Яд Лукусты сделал своедело прямо за императорским столом…
Обедавшее обществонесколько минут смотрело в оцепенении на это ужасное происшествие, но онсказал, что смерть Британника произошла от падучей болезни, и приказалпродолжать пир…
После того какАгриппина не дала ему развестить с Октавией, чтобы жениться на Поппее, и когдасама Поппея сообщила, что Агриппина хочет лишить его жизни, он решился накрайние меры…
Притворясьпочтительным и любящим сыном, он пригласил мать в Байи и заманил навеликолепный корабль, который был построен так, что часть его должна былаотвалиться и раздавить свинцовым потолком или утопить Агриппину.
Он так нежно обнималее, сажая на корабль…
Но план не удался.
Агриппина получилалишь легкую рану, и подплывшая лодка перевезла ее на берег, откуда она