по всему, и я уверен, что ни у кого из нас в этом нет никаких сомнений, Ник неубивал Градова. Тот просто, обанкротив его, инсценировал собственное убийство. Поэтомунужно искать не правды в суде — а самого Градова! То есть, надо нанятьтолкового частного сыщика. И если он найдет этого Градова живым, то всеобвинения с Ника отпадут сами собой!
— Стасик, ты — гений!— восторженно покачала головой Лена. — И только теперь я поняла, что значит,нестандартное мышление!
— Да, разумная идея,— согласился Сергей Сергеевич. — И главное, такой сыщик у меня тоже есть. Послетого, как его удалось не только спасти, но и вернуть к нормальной трудовойдеятельности, он обещал, в случае надобности, отложить все, чем бы он низанимался — и помочь мне!
Сергей Сергеевич взялу Стаса телефон Риты, которая могла бы дать этому сыщику фотографии Градова,его адреса, знакомых и отправился немедленно звонить ему…
За ужином, который помоглаприготовить Ирина, Лена, как обычно, положила себе в тарелку всего самогопостного.
Заметив это, Стасдобавил туда кусок рыбы и сыр.
— Да ты что? —возмутилась Лена. — Я не буду!
— Ах, так? Забыла,что сказал тебе батюшка?
И с этими словамиСтас взял из тарелки своей мамы кусок сырокопченой колбасы и отправил его себев рот.
— Между прочим, этовпервые с тех пор, как я тоже строго стал соблюдать посты! — заметил он Лене.
Больше ничегоскоромного образцово-показательно есть ему не пришлось.
Лена оценила такойего подвиг.
Настоящей, уже неземной — а небесной любви.
Глаза ее наполнилисьслезами.
Хотелось, конечно,додержать как всегда до конца Великий Пост.
Но она пересилиласебя.
Спросила у Ирины,может, и она тоже поддержит ее?
— Нет, — смущенноотказалась та. — Нам пока еще рано…
И Лена покорно сталаодна есть все, что положил ей в тарелку Стас и еще незаметно для ееподслеповатых глаз несколько раз подкладывала свекровь…
Одно утешение и даженаграда ждала ее за это.
После того, как Олегс Ириной ушли, а отец с матерью удалились в свою комнату, Стас, не дожидаясьникаких просьб, сам стал рассказывать о том, что было с Юнием и Ахиллом дальше…
9
Ахилл вздохнул инеопределенно пожал плечами.
Апостол, как и любойдругой живой человек — тем более уже в пожилом возрасте — часто уставал.
И поэтому короткиепривалы были обычным явлением.
Но зато вечеромбеседы у костра продолжались далеко за полночь…
Как правило, Юний сЯнусом предпочитали останавливаться где-нибудь в стороне.
Лучше всего — вдеревенских жилищах.
Где было удобнее исытнее.
Но однажды Юнийнеожиданно заявил:
— А знаешь, пойду-кая к ним!
— С чего бы этовдруг? — не понял Янус.
— Да так... спать нехочется! — зевая, ответил Юний.
Спать он как разхотел, причем так, как никогда в жизни.
Но сам до конца непонимал, что это с ним.
Он подошел к кострукак раз в тот момент, когда апостол, в который уже раз начал пересказывать то,что говорил Иисус Христос во время Своей Нагорной проповеди.
И — удивительноедело!
Спать Юнию почему-тосразу же расхотелось…
Подперев щекуладонью, он лежал на боку, слушал и невидящим взглядом видел бездонный костер иискры... бездонное небо и — звезды... звезды... звезды...
***
...Те же звезды,только через отверстие в потолке атрия роскошного дворца Мурены, видел и Ахилл.
Он возлежал на ложенапротив сенатора Мурены.
На столике перед нимбыли разные виды вин и фрукты.
Еще два ложа застланыдля возможных гостей.
Мурена движениембровей приказал наполнившему кубки рабу удалиться и вопросительно взглянул нанеохотно оторвавшего взор от неба синопца.
— Ну? — недождавшись, что Ахилл начнет разговор первым, сделал он нетерпеливое движениепальцами.
Ахилл вздохнул инеопределенно пожал плечами.
Глаза сенатора началинехорошо суживаться:
— Третий раз тыприходишь ко мне без ясного и точного ответа на мое предложение! Я тебяпредупреждал, что этот день будет последним?
— Да...
— И что же?
Ахилл поднял глаза насенатора и тут же отвел их: вцепившийся пальцами в ковер на ложе Мурена в этотраз как никогда соответствовал своему имени. Казалось, он готов был броситьсяна него, словно хищная рыба...
— Я не могу! —наконец выдавил из себя Ахилл и с жаром принялся объяснять: — Не сумею...Доносить на людей — нет-нет, это не по мне!
— А что по тебе? —насмешливо осведомился сенатор. — Жить в нищете?.. Молчи! Из такого рабства, вкоторое попал твой отец, не возвращаются! Так что же — жить в своей жалкойсинопской лачуге, мечтая, без всякой надежды, не то что о сенаторской, но дажео всаднической тунике? А я предлагаю тебе, нет — Римское право предлагает:четвертую часть состояния тех, которых ты обвинишь в нарушении закона обоскорблении императорского величества! Это же сотни тысяч сестерциев, дворцы,загородные виллы, рабы, всадническое кольцо, наконец!
— Мне его ужепредлагали, не так давно... — одними губами усмехнулся Ахилл.
— Кто?!
— Да так, одиноракул...
— Вот видишь, дажеоракул предначертал тебе такую судьбу, а ты гневишь богов! Ну, соглашайся!
— Я бы и рад, но...Это же низко, подло!..
— Да. Подло. И низко,— неожиданно согласился Мурена. — Но, — поднимая кубок, на которомвыгравирована волчица, вскормившая Ромула и Рема, добавил: — это смотря с какойстороны поглядеть! Возьмем, к примеру, волков! Скажи мне: угонится ли волк закрепким, здоровым зверем?
— Не думаю!.. —отрицательно покачал головой Ахилл.
— И думать нечего:нет! А догонит, так не возьмет! А за больным и слабым? То-то! Вот он, кореньпроблемы. Вроде бы гнусная тварь этот волк, но благодаря ему зараза не поползетпо лесу. И слабые звери не народят подобного себе хилого потомства! И боятсяего все! И сыт он всегда! Понял, к чему я клоню? А если прибавить к этомузаботу о благе отечества...
— Да, но...
— Никаких"но"! Если не хочешь быть волком, станешь жертвой!
— Что ты хочешь этимсказать? — вздрогнул, почувствовав в словах сенатора нескрываемую угрозу,Ахилл.
— Всего лишь то, чтотогда я вызову городских стражников, которые, как ты, наверное, заметил,дежурят у моего дворца, и... — сенатор допил до дна кубок и, закусив виновиноградиной, докончил: — обвиню тебя самого в оскорблении императорскоговеличества!
— Но я всегда защищалвсе римское и, клянусь Юпитером, никогда не оскорблял величества римскогонарода... — с волнением в голосе, протестующе приподнялся с ложа Ахилл.
— А твои слова оБожественном Августе у Византия, помнишь? Когда ты возмутился, что он нарушилслово, данное двадцати тысячам рабов в Сицилийской войне! Мало? Так я велюразыскать одного небезызвестного тебе менялу, и тот подтвердит, что ты назвалрожей портрет ныне здравствующего цезаря. Впрочем, — поджимая губы, остановилсам себя Мурена, — достаточно и первого, чтобы удавка палача или Тарпейскаяскала навсегда освободили тебя от нищеты и бесполезных мечтаний... Всё, Ахилл!Хайре, то есть прощай, как говаривали твои предки-эллины...
Сенатор потянулся кверевочке на стене, чтобы вызвать слугу.
— Погоди! — вскочил сложа Ахилл. — Стой!..
— Ты что-то хочешьсказать еще? Что именно? — лениво поинтересовался у него Мурена.
— Только то, что«хайре» у греков означает не только «прощай», но и «здравствуй»... — опускаяголову, пробормотал Ахилл.
— Стало быть, тыпринимаешь мое предложение?
— Да...
— Что?
— Да! Да. Да...
— Прекрасно, моймальчик! Я рад за тебя. А теперь слушай меня внимательно! — снова сделалсяпохожим на готовую к броску хищную рыбу Мурена. — Через час... — Он посмотрелна водяные часы-клепсидру и поправился: — Нет, уже через три четверти часа,сюда придут двое. Сенатор и всадник. Это мои давние друзья-кредиторы. Но не отом речь. Оба они богаты, имеют приличные дома, кареты, рабов... Словом, одиниз них — твой!
— И что я долженделать?
— Ничего особенного.Только слушать и запоминать. А в нужный момент сказать, что такой-то произнесслова, оскорбляющие величество нынешнего императора, а значит, и римскогонарод!
— А если они непроизнесут ничего такого?
— Вряд ли. Они не изтех людей, которые хвалят Нерона и его начинания! А нет — сам подведи их копасной теме, например, разговором об Агриппине или, — что не может оставитьравнодушным ни одного уважающего себя римлянина, — о пристрастии Нерона кпубличным выступлениям, к его игре на кифаре в цирке... в общем, сплети сеть извопросов-веревок и, как только они зазеваются — р-раз! — Ахилл невольнопригнулся от резкого движения сенатора, имитирующего бросок опытного рыбака. —Набрасывай ее на них!
Три четверти часапрошли для Ахилла быстрее минуты. Как ни умоляюще смотрел он на часы, желая какможно дольше оттянуть неприятный момент, риска все быстрее и быстрее бежала отделения к делению и, когда достигла жирной черты, в атриум действительно вошлидвое.
Впереди сенатор.
Следом за ним —всадник.
Рабы подвели их к