— Ой… простите, здесь темно, а вы в шапке Деда Мороза, — светски сказала Ирка, будто они не посреди дороги, а на вечеринке.
А на дороге стоит джип «Патриот». С одной стороны, все просто, реальное положение дел таково: пока Лёвочку в туалет водили, наконец-то остановилась проезжая машина, джип «Патриот». С другой стороны, выглядит как чудо: вошли в лес в полном отчаянии, а вышли из леса — на дороге Дед Мороз прилаживает фаркоп.
«Патриот» взревел, зарычал — и потащил рейнджровер. Все стоят, восхищенно смотрят — и быстро шмыг в мазду. «Патриот» втащил рейнджровер на опушку, мазда съехала вслед. Водитель «Патриота», спаситель, не только отбуксировал, но уже кому-то из местных позвонил: за ними приедут. Не сразу, конечно, встретят Новый год и часа в три ночи приедут. Им остается только ждать, здесь, на опушке.
А дальше произошло странное и даже отчасти неприличное. Все начали ссориться. Каждый успел сказать что-нибудь неприятное соседу справа, слева, напротив и наискосок (кроме Олега, который ничего не заметил).
— Я не так хотела встречать Новый год! Что я скажу маме? Как я объясню маме, что мы справляем Новый год с бывшими женами?.. — Ольга, не смогла сдержаться,
— Мы тут все культурные люди, культурные люди дружат со всеми. А ваша мама в своей деревне ничего не узнает, если вы ей не расскажете, — Алена, не смогла сдержаться, она сначала думает, потом говорит, потом переживает.
Вроде бы вежливо, но обидно. Алена намекнула на социальную пропасть между ними и Ольгой. Ирка, к примеру, из старой петербургской семьи, где связи не рвутся, а сохраняются. Ольга — из другого круга, где с бывшими мужьями и женами бурно ссорятся навсегда.
— У нас с Олегом своя семья, а вы… вы картошку в оливье не кладете! — Ольга, у них с Иркой принципиальные расхождения в рецепте оливье.
— А давайте съедим ингредиенты оливье по отдельности? Пусть каждый съест то, что считает нужным для правильного рецепта, — Ирка, невинным голосом, с отработанной поколениями петербургской полуулыбкой.
— Кстати, между нами и вами у него была еще одна жена, если что, вы — четвертая, — Алена.
— Но для себя Ольга первая, — Ирка, примирительно, пытаясь быть объективной.
— А ты не лезь под руку, ты должна быть на моей стороне! — Алена не может остановиться, теряет самообладание. — Молчи и записывай за всеми, мы же для тебя подсобный материал!
— Ты думаешь, твоим друзьям и знакомым приятно обнаружить себя в твоих детективах в качестве убийц или маньяков? — Аркадий, холодно. — Надеюсь, меня это не коснется.
Ирка испуганно помотала головой — конечно, нет! В новой книге Ирка выписала чувствительного деликатного отравителя, отравившего бабушку ради портрета Лили Брик кисти Григорьева. Ирка разбирается в истории живописи: портрет такой существовал и потерялся.
— Между прочим, я тоже совсем не так хотел встречать Новый год. За сотни километров от дома с неблизким по духу человеком, мне все это не нужно, и даже мучительно, во всем идти против себя, — Аркадий.
Аркадий намекает, что они с Олегом общаются по необходимости. Олег гедонист, любит жизнь во всех проявлениях: вкусную еду, быстрые машины. Аркадий гедонист в смысле духовных наслаждений: музыки, поэзии, живописи. Ресторан или музей, пляж или опера? Олег командует, Аркадий подчиняется. И это они еще не говорят о политике.
Мартышон не могла поверить своим глазам и ушам. Посреди дороги от всех требовалось только одно — держаться, и все держались. А теперь всё, приехали, ждите на опушке… Опушка — это не экстрим, а трудности. Экстрим — это круто, трудности — не круто, можно позволить себе ссориться из-за прототипов и оливье.
— Ах вот вы как? Думаете, я вот так хотела встречать Новый год?! У меня конкурсы, призы, я хотела веселиться! — Алена, уже почти плача.
— Знаете, что я вам скажу?.. Прекратите всё это. У нас ребенок, — Ольга, решительно.
Все переглянулись — ах вот оно что, ребенок?..
— У нас Лёвочка. Ребенку нужен Новый год. Новый год через полчаса. Давайте встретим как люди.
Через полчаса?.. Мгновенно перестали ссориться, будто и не было ничего. Пошел мягкий снег, мороз немного спал. Водитель «Патриота» остался с ними. Хороший человек, ехал встречать Новый год в шапке Деда Мороза, спас их на дороге. На самом деле бросить их было бы… ну не обречь на смерть, конечно, но почти: рейнджровер давно превратился в большой холодильник, мазда не простоит заведенной несколько часов. Без него они просто замерзнут в лесу, а если он останется, греться будут в «Патриоте».
Разожгли костер, подтащили хороший пенек, на пеньке шампанское. Вокруг пенька сели в кружок, в рейнджровере и в «Патриоте» нашлись по два походных кресла, остальные присели на поваленное дерево.
— У нас просто связаны руки: в лесу ничего нельзя. Петарды нельзя, бенгальские огни нельзя… Оливье не сделать, — горестно перечисляла Алена. — Давайте хотя бы истории рассказывать. У кого какие были дорожные происшествия? Или нет, лучше давайте про случаи, которые изменили жизнь. Или нет, лучше так: чего вы боялись, но это не случилось, а случилось совсем другое? А можно про чудо, у кого какое новогоднее чудо случалось. В общем, рассказывайте кто что хочет, только побыстрей.
Первым вызвался Лёвочка.
Лёвочкина история про то, как он боялся, но случилось совсем другое. Лёвочка хотел на Новый год игровую приставку и электровелосипед. Боялся, что если подарят велосипед, то игровую приставку уже не подарят. А если подарят приставку, то, наоборот, велосипед уже нет. Оказалось, он боялся зря. Ему подарили два велосипеда и две приставки.
— Зачем? — спросила Ляля немного завистливо.
— Мама боится, что я буду больше папу любить, папа боится, что маму. Мои родители развелись, и у меня теперь всего по два. Два велосипеда, две приставки, два звездных неба. Звездное небо вешают на потолок, лежишь, смотришь на звезды, думаешь, что совсем не того боялся. Надо было бояться, что родители разведутся.
— Его родители идиоты, я с ними разберусь! Я им покажу покупать по два! Я сам куплю ему все, что он хочет! — рявкнул Олег.
Ольга сказала: «Третье звездное небо?» — обняла Лёвочку и принялась что-то ему шептать. Она учительница, должна знать, как объяснить Лёвочке развод.
Вроде бы ничего не случилось, и развод для всех дело обычное… но Лёвочка словно тронул какую-то ноту, и в каждом проснулось доброе. Но может быть, и нет, могла быть другая причина — лес, снег, костер. Звезды.
Рассказывали и даже не часто ходили в «Патриот» греться, будто грелись от собственной откровенности.
Олег рассказал, как в детстве однажды не получил подарок на Новый год, потому что его мама забыла сдать деньги на подарок, все получили, а он нет. Всем стало немного неловко, а он даже не понял, насколько открылся. Ирка шутливо погладила его по голове, Алена погладила его по голове, и Ольга погладила его по голове, их руки встретились.
Ирка застенчиво рассказала писательскую историю:
— Вот только что было: роман совсем не получается, и я думаю — а кому это вообще надо? Никому не надо. И в тот момент, когда уже решила все бросить, закрываю комп и думаю: «Моя жизнь кончена», получаю сообщение. Какая-то женщина пишет: читала ваши детективы в больнице, они меня спасли от депрессии. И у меня тут же сюжет пошел! Это же чудо! Не смейтесь, ну что вы смеетесь, вам не понять…
Ирке не поверили, смеялись: Ирка сто миллионов детективов написала, пусть не врет, подумаешь, чудо!..
Водитель «Патриота» рассказал свою историю. Его слушали вежливо, не перебивали, не смеялись, над незнакомцами-спасителями не смеются.
— Это было двадцать пять лет назад. Мы с моей невестой приехали в кемпинг. Поставили палатку. На соседнее место приехала компания, среди них была девушка, младше меня, почти подросток. Как описать ее? Она была в красном платье. У нее было такое лицо… Она смотрела на все с восторгом, распахнутыми глазами, как будто происходит что-то, чего она наконец-то дождалась. Помните Наташу Ростову в кино, на первом балу?.. Как объяснить? Меня не просто потянуло к хорошенькой девушке, это было другое, как будто я увидел ее душу. Мы не сказали друг другу ни слова. Потом она задремала, я смотрел на нее. Знаете, я потом прочитал у одного писателя: «Никто не смотрит на спящих людей, но только у них бывают настоящие любимые лица…» Утром они уехали.
— А дальше что? Вы же не могли думать об этом всю жизнь? И думать, что это ваша судьба, а вы прошли мимо? — спросила Ольга.
— Дальше ничего. Но так ведь не бывает, увидеть кого-то случайно — и переменить свою жизнь… Конечно, я не думал об этом всю жизнь, но… У того же писателя сказано: «Достаточно чувствовать любимого человека постоянным жителем своего сердца». …Если честно, мне до сих пор стыдно, — ответил водитель «Патриота» как послушный ученик начальной школы.
— За что же вам стыдно? — не отставала Ольга, вот же въедливая учительница.
Кто-то включил в телефоне музыку и после первых же тактов тактично выключил.
— Стыдно, что не решился рискнуть. Я, как разумный человек, боялся так легкомысленно поступить, но, если подумать, нужно было бояться проскучать всю оставшуюся жизнь.
Ирка сказала: «Да ладно вам, как говорит Платонов, на свете ничего нету хорошего и все дела известны… Вы увидели поэтичную девочку и подумали — вот родственная душа, с которой вы будете счастливы. Но знаете, как у того же Платонова, „не расти, девочка, затоскуешь“… Она стала бы противной взрослой тетей, и все было бы то же самое». Вышло обидно, водитель «Патриота» смутился. Аркадий взглянул на Ирку с упреком — иногда писателю лучше писать, чем говорить.
У Аркадия столько историй, чего он боится, он не знает, с какой начать. Когда он начал рассказывать вторую историю, Ирка ушла греться в мазду и Мартышон за ней увязалась.
— Все глупые, да? — спросила Мартышон. — Все, кроме меня. У тебя было красное платье? Это ведь ты?
— Прошло двадцать пять лет, он забыл. Это мы приехали раньше, поставили палатку, а потом он приехал. На старом серебристом мерседесе, поцарапанном, будто его кошки драли. Места в кемпинге были отделены одно от другого веревочкой по щиколотку, место для машины и для палатки. Он вышел из машины, посмотрел на меня и замер, и я замерла. В его машине играла музыка из «Шербурских зонтиков». Представь: две машины рядом, две палатки, две замершие фигуры по обе стороны веревочки — нужно переступить через веревочку, всего один шаг, и будет другая жизнь. Но ведь так не поступают, это нельзя, невозможно… Мы весь вечер были рядом, но не сказали друг другу ни слова. Он только один раз спросил, что я читаю, я молча показала книгу, я читала Платонова. А утром я вышла — машины нет, он уехал. Прошло двадцать пять лет, он забыл, что первый уехал.