– Она у меня висит на самом видном месте, – мягко улыбнулся Клим, – я на нее каждый день смотрю.
– Вот так странно бывает, – поразилась пониманию превратностей судьбы Полина. – А теперь я еду к тебе в гости и снова могу увидеть свою картину. А ведь мы с ней расстались около двух лет назад, и я думала, что больше никогда ее не увижу.
– Сейчас увидишь, – подтвердил Ставров и уведомил: – Мы уже приехали.
Они въехали в поселок и по главной улице проехали его насквозь, свернули на боковую улицу, еще раз повернули и оказались на самом краю поселка перед великолепным кованым забором, за которым стоял большой двухэтажный с мансардой дом из мощных массивных бревен с широкой просторной террасой сбоку от центрального входа. Вдали, слева, виднелись какие-то пристройки из таких же бревен, наверняка баня, и еще что-то на внушающем почтение участке земли, на котором все это хозяйство расположилось.
– Это твой дом? – впечатлилась Полина.
– Мой, – подтвердил Ставров, наклонился через коробку передач и поцеловал девушку в щеку, – посиди, я ворота открою.
И вышел из машины. А Полина все смотрела на дом в состоянии некоего шока и чувствовала себя очень странно. Дом и участок с высоченными соснами-елями, березами с рябиной и с совсем молоденькими деревцами и этот фантастический кованый забор с какими-то волшебными птицами и сказочным лесом ей понравились с первого взгляда, словно совпадали с ее внутренним миром. Но только сейчас Полина осознала в полной мере, что Ставров обеспеченный человек, даже скорее богатый, раз у него такой дом! И это напрягло Полинку в момент.
Но развить эту мысль она не успела, Клим вернулся в машину, заехал на участок, вышел, обошел джип и открыл дверцу с Полиной стороны, подал руку и помог выбраться из машины.
И тут на Полю опустилась пыльным мешком ужасная неловкость. Девушка не знала, что говорить и делать в такой момент и…
– Нам что-то надо забрать из багажника? – спас ее снова Ставров от маетной тревоги и неловкости обычным бытовым вопросом.
– Да! – обрадовалась она и улыбнулась. – Два больших бумажных пакета с продуктами, их надо срочно в холодильник пристроить.
Он достал пакеты, взял их в одну руку, захлопнул багажник и, подхватив Полину под локоток, повел вперед.
– Проходи, – пригласил, когда они поднялись по ступенькам, Ставров и открыл дверь.
Полина переступила порог, чувствуя снова подкравшуюся неловкость и хватающуюся за нее скованность, осмотрела большую светлую прихожую. Ставров вошел следом, закрыл дверь и двинулся вперед, по пути снова подхватив Полю под локоть.
– Тогда давай сразу на кухню, распорядишься, что и куда убирать, – предложил он и уже тянул растерянную девушку за собой.
А она семенила за ним, хотела что-то сказать и не знала, что. Все сейчас было у нее плохо, и она чувствовала себя глупо и потерянно… пока они не вошли в кухню… и Полина увидела Печь. Именно так, уважительно, с заглавной буквы. Настоящую большую русскую печь в великолепной старинной изразцовой плитке, стоявшую в дальнем правом углу просторной стильной и современной кухни. Впрочем, кухню Полина не рассмотрела, ничего уже не замечала, кроме этой красавицы, и, высвободив руку из пальцев Ставрова, как зачарованная пошла к ней.
– Ах ты, матушка-печенька, – проговорила Поля нараспев, восхищаясь. – Какая красавица, – похвалила девушка и дотронулась до выпуклых картинок на изразцовых плитках пальчиками, рассматривала изразцы, поглаживала.
А Клим засмотрелся на Полину, так и стоял посреди кухни с пакетами в руке и не мог глаз отвести от светящейся нежной радостью девушки. И такое творилось у него внутри… Она вдруг повернулась к нему и похвалила, сияя глазами:
– Клим, какой же ты молодец, что сделал печь! Какой же ты необыкновенный молодец! – и рассмеялась своим серебристым тихим смехом. – Почему ты ее поставил? Сейчас же вообще никто русской печи не ставит в современных домах.
– Мне хотелось, – ответил он и направился к большому холодильнику, открыл, запихал, не глядя, пакеты, захлопнул дверцу и стремительно прошагал к Полине, обнял с ходу двумя руками за талию и заглянул в ее глаза. – Я сразу решил, что у меня будет печь. Не знаю почему, но вот так решил. У меня в голове такое видение дома всегда было, с настоящей печкой. К тому же я знаком с одним гениальным печником, который ее и сложил.
– Это здорово, – утопая в его зеленых, переполненных желанием глазах, тихо отозвалась Полина.
– Мне тоже так кажется, – в тон ей ответил Клим, уже переходя совсем в иное измерение, наклонился и поцеловал.
И целовал, целовал, целовал, а она растворялась в этом поцелуе, почти до потери сознания, и хваталась за него, обнимала. А Ставров оторвался от ее губ, что-то сказал негромко, еще раз коротко поцеловал, обнял за плечи и куда-то повел. Поля начала хоть что-то соображать, выходя из этого дурманящего состояния, только когда обнаружила, что они стоят у огромной кровати с великолепным кованым изголовьем.
Они остановились друг напротив друга и молчали. Клим протянул руку, погладил ее, едва касаясь, по щеке и тихим, хрипловатым от желания голосом сказал:
– Ничего не бойся, – пальцы его руки переместились на ямочку у нее на горле.
– Я не боюсь, – так же тихо ответила Полина.
А он творил свое колдовство и осторожно, медленно ласкал ее кончиками пальцев, спустившись ниже, к ложбинке между грудей, и прошептал:
– Я хочу на тебя посмотреть.
И притянул к себе, поцеловал, снова окуная ее в потрясающий чувственный водоворот, отстранился и стал неторопливо стягивать с нее футболку. Но Полина вдруг сама начала ему помогать и заторопилась, чтобы уже не передумать и вообще ни о чем не думать, принялась дергать «молнию» на своей длинной юбке – расстегнула, и та стала соскальзывать вниз по бедрам, высвободилась из футболки, которую Клим с нее тянул. Схватилась за его футболку, торопясь, а Клим помог, ухватив как-то так ловко одной рукой и стащив ее одним резким движением. Поля сунулась было к ремню его брюк и отдернула вдруг руки, словно обожглась, только тут сообразив, что творит.
– Ничего, – сказал Ставров, улыбнувшись, обнял девушку, спасая от неловкости, и поцеловал нежно в висок. – Все хорошо.
И снова поцеловал, помогая ей разгореться вновь, раскрепоститься, а когда Полина почувствовала, что у нее подгибаются ноги, оторвался от ее губ, медленно расстегнул и снял с нее бюстгальтер, кинул его куда-то в сторону, отошел на шаг и смотрел… А Полина начала краснеть, и совершенно непроизвольно ее руки потянулись прикрыться извечным женским жестом невинности.
– Не надо, – попросил Клим севшим в момент голосом. – Ты великолепна. – Он протянул руку, очень нежно дотронулся до груди девушки и прошептал: – Прекрасна. Русалка, которая вышла на берег в ночь на Ивана Купалу на мою погибель.
– Или на счастье, – сказала шепотом Полина.
– Или на счастье… – повторил он, лаская ее грудь.
– Я не русалка, ты же трогаешь меня, чувствуешь, что я живая.
– Чувствую, – согласился Клим, медленно притянул девушку к себе и прижал, так что Полина ахнула тихонько, ощутив, как ее грудь касается его торса, а он улыбнулся и прошептал: – Но у тебя русалочьи глаза.
– Всем известно, что у русалок зеленые глаза, – наставительно прошептала Полина в ответ.
Клим наклонил голову, поцеловал и вдруг резко оборвал поцелуй, подхватил Полю на руки и очень осторожно, с особой нежностью уложил на кровать, лег рядом на бок и облокотился на руку.
– Нет, – сказал он и нежно провел пальцами по ее щеке. – Серые, как речная вода…
Медленно наклонился и поцеловал совершенно гибельным поцелуем, а Полина выгнулась, прижалась к нему, обняла и потащила за собой на дно в свое русалочье царство, совершенно потеряв голову…
Не понимая и не видя больше ничего вокруг, не желая ничего, кроме этой незнакомой жажды и стремления вперед, кроме его рук, губ, тела и того огня, что Клим дарил ей, она рвалась ко всему этому незнакомому навстречу… Он куда-то вдруг делся, оторвавшись от нее, оставив одну, и Поля, недоумевая, позвала:
– Клим?
– Я здесь, здесь, – вернулся он к ней.
И прижал к себе, и снова поцеловал, возвращая ее в их глубины, в которых они добровольно тонули. А она плавилась, плавилась в его руках, познавая себя новую, иную и почти не почувствовала боли, которая тут же забылась, вытесненная непреодолимым стремлением вынырнуть из этих вод – туда, к солнцу, скорее. И они рванулись вверх, выскочили из их реки, держась друг за друга, под слепящие солнечные лучи!
Клим проснулся в один момент и не сразу понял, где он и что происходит. Ничего не происходит, через пару секунд сообразил Ставров.
Просто он спал, почему-то днем, а его разбудил громкий хлопок двигателя соседского тарантаса, который умудряется как-то ездить при полной теоретической невозможности этого процесса для такой колымаги, лютой ненависти соседей и непрекращающейся борьбы против данного условно транспортного средства главы администрации поселка.
Ставров усмехнулся и собрался было встать на «автопилоте» и… вот только сейчас проснулся окончательно, в один яркий, ослепивший воспоминаниями момент осознав все, и повернул голову налево.
Полина спала, лежа головой на его руке, длинные пряди волос рассыпались вокруг, край махровой простыни прикрывал ее от талии и ниже, оставив его взору прекрасную девичью грудь.
Клим рассматривал девушку и улыбался.
Он хотел ее с того момента, как увидел первый раз идущей впереди его машины. Нормальное здоровое мужское желание, но как бы умозрительное, то есть: хочу и даже картинки себе в голове рисую, как у нас с ней… но есть определенные правила, запреты и условия этих отношений. Но с того момента, когда они оказались в машине, отрезанные от мира ливнем, и Поля рассказывала о своем детстве, это желание стало конкретным и устойчивым, и Ставров смотрел на нее, слушал и понимал, что обязательно постарается заполучить эту девушку.
А уж когда он поцеловал Полину на холме под березой, то все остальное время ему пришлось серьезно контролировать и как-то справляться с желанием, находясь рядом с ней. Он каким-то непонят