Я как-то не придала этому значения, но ведь Натка и мне говорила то же самое – мол, прости, дорогая, сейчас нет никакой возможности встретиться, но скоро мы обязательно увидимся, и тогда ты будешь приятно удивлена.
Я‐то подумала, что сестра просто прикупила мне какую-нибудь тряпочку на свой вкус, и приятное удивление у меня должна вызвать очередная бешеная фуксия. Но если то же самое она говорит Таганцеву, который совершенно равнодушен к обновкам…
Нет, не понимаю.
Я снова посмотрела на часы, прикинула, что уроки у моей десятиклашки уже закончились, и позвонила ей. Натка так не хочет расставаться с молодостью, а Сашке настолько приятно считать себя взрослой, что они в последнее время общаются не как тетка с племянницей, а как две подружки. Даже не знаю, нравится мне это или нет.
С одной стороны, хорошо, что две мои самые любимые девочки прекрасно ладят. С другой – я начинаю чувствовать себя третьей лишней. Но сейчас на доверительных отношениях Натки и Сашки вполне можно было сыграть, и я намеревалась это сделать, пусть даже совесть потом упрекнет меня за манипуляции близкими людьми.
– Мам? – басовито вопросил голос в трубке.
Я сделала себе пометочку: Сашка говорит низким голосом, который считает очень соблазнительным и эротичным, стало быть, она сейчас не одна.
– Отойди на минуточку туда, где тебя не смогут услышать, – попросила я. – У меня к тебе деликатный вопрос.
– Вот прям срочный деликатный вопрос? – переспросила дочь.
Я услышала скрежет отодвигаемого стула и приглушенный топот массивных подошв. По-моему, это дурацкая мода – хорошеньким девушкам носить зверовидные ботинки-тракторы.
– Прям не знаю, что и думать, – нормальным голосом сказала Сашка, утопав куда-то. – Если тебе соседская бабка донесла, что мы с Фомой целовались на лестничной площадке, то это не повод для срочного звонка…
– Плевать на бабку, – грубо сказала я, опомнилась и заметила: – Хотя целоваться там, где это видят другие люди, просто неприлично!
– Ладно, мы будем это делать в моей комнате, – радостно согласилась Сашка.
– Я дверь твою с петель сниму! Будешь с открытым проемом жить!
– Вот видишь? Фактически сама гонишь несчастных влюбленных на лестницу!
Я спохватилась:
– Саша, давай мы ваши поцелуи обсудим позже? У меня к тебе срочный вопрос: что происходит с Наткой, ты в курсе?
– Ой, теть Наташа в своем репертуаре! Чем бы дитя ни тешилось… – Сашка засмеялась – снисходительно, как будто мы говорили о несмышленом малыше. – Она проходит какую-то антиэйдж-программу, хочет помолодеть на двадцать лет разом и поразить всех своей неувядающей красотой.
– Что за программа? Это ты ей рекомендовала?
В тусовке бьюти-блогеров постоянно обсуждают косметику, средства для ухода, гимнастику для лица и прочие темы, которые живо интересуют мою сестрицу. Натка с Сашкой могут болтать об этом часами. Я в их беседы стараюсь не вступать – не хочу напрашиваться на участие в смелых экспериментах. Сашка то и дело ищет, на ком бы испытать очередную вонючую масочку или тошнотворный коктейльчик.
– Нет, это она сама нашла. Не в интернете, а где-то в офлайне увидела-услышала, – юная блогерша фыркнула, выражая свое отношение к таким допотопным каналам продвижения, как «одна тетенька сказала».
– Как называется программа?
– Не помню. Там какое-то женское имя – Элли или типа того. – Ботинки-тракторы снова шумно затопали. – Мам, меня люди ждут, у тебя все?
– Да.
Связь оборвалась. Я положила мобильник на стол и крепко потерла лоб. Какая-то Элли… Какая еще Элли?! Мне вспоминалась только девочка с собачкой, унесенная ураганом вместе с домиком. И почему-то крепло ощущение, что я знаю эту девочку – на самом деле ее зовут Натка. Во что она снова вляпалась? Элли…
«Может, не Элли, а «Эльвен»?» – вкрадчиво подсказал вдруг внутренний голос.
Я подпрыгнула на стуле:
– Ну, конечно! «Эльвен Бьюти», чудо-средства для вечной молодости и красоты!
Я вновь схватила телефон и позвонила Таганцеву:
– Костя, ты далеко ушел?
– В трех кварталах уже, а что? Могу вернуться.
– Ладно, не возвращайся, просто слушай. Узнай, что сможешь, про «Эльвен Бьюти» – это такая марка разных средств для красоты.
– Это связано с Наткой?
– Кажется, да. Я точнее узнаю и тогда сообщу.
– Есть.
Я опять положила телефон и тут же снова его схватила.
«Заеду к тебе вечером, надо поговорить, после 19:00 нормально будет?» – написала я Натке в мессенджере.
«Сегодня не получится, давай на следующей неделе», – отозвалась она.
Моментально ответила, значит, ничем не занята. А от встречи со мной уклоняется… Это подозрительно.
«Ладно, тогда приеду в следующий вторник или среду», – написала я.
Натка в ответ прислала набор смайликов: улыбающаяся рожица, поднятый большой палец, сердечко, – значит, настроение у сестрицы хорошее.
Надеюсь, оно не испортится, когда я все-таки заявлюсь к ней нынче вечером, уже без предупреждения. Разведка боем – проверенный способ добыть информацию.
На пороге квартиры своего детства, где теперь живут Натка и Сенька, я стояла в 19:20. В руках у меня была большая квадратная коробка с логотипом пиццерии, и я подняла ее повыше, прикрывая лицо. Не то чтобы я думала, что Натка при виде невесть откуда возникшей пиццы утратит бдительность и распахнет дверь без расспросов, – я просто надеялась, что угощение умерит ее возмущение моим невиданным коварством.
Держа заградительную коробку одной рукой, другой я нажала кнопку звонка. Судя по шорохам внутри, в квартире кто-то находился. Поскольку Сенька все еще гостил у Сизовых, это могла быть только Натка. Она повозилась за дверью, отчетливо брякнула заслонкой глазка, но открывать не поспешила.
– Можешь даже крикнуть: «Никого нет дома!», как Кролик Винни-Пуху, я все равно не поверю, – громко оповестила я сестрицу-затворницу. – И не уйду. Открывай, Наталья, нам надо поговорить.
– Терпеть не могу, когда ты называешь меня Натальей, – сказала Натка, впуская меня в квартиру. – У тебя голос очень похож на бабушкин, ты в курсе? Когда я слышу это твое «Наталья!», у меня попа горит и чешется, как будто по ней уже нахлестали крапивой.
– Бабушка никогда не била нас крапивой! – возмутилась я, топая с пиццей на кухню.
– Но вечно угрожала это сделать, – напомнила Натка и проревела грозным голосом (совсем не похожим на мой!): – «Наталья! Немедленно положи мою помаду и смой все то, что ты нарисовала на лице, пока я не взялась за крапиву!»
– Право, жаль, что она за нее так и не взялась. – Я положила коробку на стол и развернулась к сестрице. – Колись, что ты натворила?
– Я? Что? Когда?
– Не верю, – не повелась я. – Когда ты врешь, то всегда косишь глазами влево, вот как сейчас. Лучше честно признайся, что за кашу заварила, и мы сразу же перейдем к фазе ее расхлебывания.
– Гос-с‐споди, что ты за человек?! – Натка перестала косить глазами и закатила их.
– Ты к кому сейчас обращаешься? – спросила я уже из комнаты.
Я решила пройтись по квартире, проверяя, что и как.
– Что ты ищешь? – сестра пошла за мной.
– Даже не знаю… Нильского крокодильчика в качестве нового домашнего питомца? Мужика в наколках, выписанного прямиком из зоны? Следы бурной попойки, ведьминского шабаша, ритуала вызова демонов, плантацию марихуаны в керамических горшочках?
– Ты думаешь, я на такое способна? – Натка удивилась, кажется, приятно.
– Думаю, ты способна на такое, чего я даже не придумаю, – честно сказала я. – Поэтому, раз крокодильчика и демонов я не вижу, будет лучше, если ты сама мне все расскажешь. Ну? Почему ты отказываешься встречаться с родными и любимыми? И что за программу проходишь, сидя тут взаперти?
– Сашка проболталась? – Натка вздохнула. – М‐да, «не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды».
– Сенька все-таки учит «Вересковый мед»? – я узнала цитату.
– И декламирует мне по телефону, – кивнула Натка. – Пойдем на кухню, там же пицца… Чай будешь?
– Если без психотропных препаратов, то да.
– Что за странная мысль? Ты же видишь, у меня нет плантаций наркотиков.
– Ой, это из другой песни, прости, – я сочла нужным извиниться, а то примчалась, накричала, обвинила бог знает в чем! – У меня просто по одному делу проходят ловкачи, которые всучивали доверчивым женщинам дорогущие снадобья, опаивая их чайком с психотропами.
Натка затормозила так резко, что я толкнула ее в спину.
– Что за ловкачи? – обернулась сестра.
– Ты их не знаешь, – я было отмахнулась, но оценила выражение лица сестрицы и мигом растеряла всю уверенность. – Или знаешь? Натка!
– А расскажи-ка мне про это свое дело, – она тяжело опустилась на табурет.
Я вкратце пересказала ей суть исков пострадавших гражданок.
– Мать вашу так, – выслушав меня, уныло проговорила Натка. – Так вашу мать! – Она вскочила и забегала по тесной кухне, едва не наступая мне на ноги. – А я‐то думаю, что ж волшебного эффекта все нет и нет! Я ж и пилюльки глотаю, и сборы пью, и мазючки кладу в три слоя, а все как было, так и осталось!
– Ты красивая, – осторожно заметила я, еще не вполне понимая причину бурного волнения сестрицы.
– А должна уже быть прекрасной! Неотразимой! Самой-самой!
– Кому должна?
Натка остановилась и вздохнула, а потом сбегала в комнату, вернулась с какой-то коробкой и поставила ее передо мной, подвинув пиццу:
– Вот.
Я узнала золотой логотип.
– Ты купила хваленые средства «Эльвен Бьюти»?
– Как видишь. – Натка села и запустила руки в волосы. – Отдала за них почти двести тысяч.
– Ско-о‐олько?!
– Сколько было, столько и отдала!
– С ума сошла?! Или… А, я поняла: тебя тоже поили сомнительным чаем?!
Натка кивнула:
– Я две кружки выпила. Чай, кстати, вкусный был. И такой… веселящий.
– Где это было? В каком салоне?
– Ни в каком. Мне по телефону сказали, что они не работают с салонами, и я их вызвала сюда.