– Скорее всё же брата, – пробормотала я. – Помнишь, ты говорил, что Бранд будет понимать, насколько они с Эйдером разные, и пропасть между братьями будет расти. Но ведь Эйдер – особенный, он отличается ото всех твоих сыновей. Не только от младшего, но и от старших тоже.
– Возможно, так и есть, но я до сих пор ни осознать, ни поверить не могу. Мне нужно будет лично поговорить с Лэндориером, хочу услышать, что скажет он сам. Особенно после того, что рассказал Риварт. Но это завтра, когда будет получено последнее доказательство.
– Но если и так всё ясно, зачем вообще допрашивать братьев Эйдера?
– Потому что, хотя ни у меня, ни у Рэйфонда сомнений больше нет, нам нужно весомое доказательство для суда. Реальные свидетели. Если бы не было этих мальчиков, пришлось бы забираться в голову к Риварту, вытаскивать оттуда нужные сведения, а я этого не хочу. Процедура не самая приятная и безопасная, если человек так решительно против вмешательства в свою память.
– Тебе его жалко, – дошло до меня.
– Да. Несмотря на то, что он едва не сотворил. И я чувствую свою вину за то, что с ним случилось.
– Но это не твоя вина, а его отца. И… Лэндориера тоже. Но точно не твоя!
– Моя. И больше ничего подобного я не допущу. Я не стал бы помогать Брейну, он был взрослым и сам выбрал свою судьбу. Никто, кроме него самого, в его бедах виновен не был. Но невинный ребёнок не должен был страдать из-за того, что натворил его отец. Я обязательно спас бы и Риварта и его мать, если бы знал обо всём. Но я не знал. Отстранился. Поступил как эгоист. И верил, что перстни – достаточная гарантия того, что мои потомки не окажутся в беде без моей поддержки. Больше такого не случится.
– Ты можешь приставить кого-нибудь присматривать за своими потомками, – предложила я. – Чтобы, если они окажутся в беде, тебе сообщили.
– Нет. Я должен сам. Достаточно прятаться, достаточно бояться. У меня есть большая семья, и я намерен стать её частью. За последние дни я осознал, чего лишился, отстраняясь от своих сыновей. И понял, что зациклившись на боли от потери Лионриена, я забыл о том счастье, которое испытал рядом со своим сыном. Двадцать лет счастья и любви – это немало, и я мог бы испытать его снова, но так легко отказался от подобной возможности. Спасибо, что помогла мне понять свою ошибку.
– Я помогла? – такого я не ожидала.
– Прошлой ночью, держа на руках Брандерона, я внезапно осознал, что люблю своего сына. Что он стал мне безумно дорог – не меньше, чем когда-то Лионриен, чем сейчас Эйдориан. И что я сам, своими руками, лишил себя этого с остальными своими сыновьями. И что, возможно, не отстраняйся я от Лэндориера… – голос дракона прервался.
– Тшшш… Всё хорошо, теперь всё будет хорошо, – я вновь начала наглаживать беднягу. – Ты всё осознал, и теперь у тебя будет большая и любящая семья. А я… А я тебе ещё детишек рожу, чтобы их любить! – выпалила я, и тут же жалобно простонала: – Только не погодок, ладно?
Вандерик ничего не ответил, поскольку его рот оказался занят. Мой, впрочем, тоже. Ох, как же я уже люблю поцелуи моего дракона. От прикосновения его умелых губ я разум теряю и уже мало что соображаю. И мысль остаётся только одна: «Ещё, ещё, не останавливайся!»
Остановился. Не сразу, но всё же оторвался от моих губ, тяжело дыша. Я недовольно застонала и потянулась за исчезнувшими губами, только разве дотянешься, даже встав на цыпочки! Если дракон сам ко мне не наклонится, только карабкаться по нему, такому здоровенному, и остаётся.
– Не сейчас, моя маленькая, – меня поцеловали в лоб, как ребёнка. – Иначе я сорвусь, а ты пока не готова к большему.
– Может и готова, – буркнула я, понимая, что дракон прав.
– Не сейчас и уж точно не здесь. Пойдём, уже очень поздно, и тебе нужно поспать, – меня снова взяли за руку и решительно вывели из гостиной.
– А тебе? – топая следом за своим герцогом, уточнила я.
– Мне нужно просмотреть кое-какие бумаги.
– Нет уж! – я выдернула руку, остановилась и упёрла кулаки в бока. – Ты и прошлую-то ночь, считай, не спал, и сейчас планируешь бодрствовать. Свалишься же!
– Я – дракон, мы крепче вас, людей и оборотней.
– Нас? – переспросила я. – Ты уже забыл, кто я такая на самом деле? И знаешь, несмотря на это, спать я сейчас хочу просто зверски! А значит, и ты тоже.
– Прости, моя маленькая драконочка, – и меня снова легонько поцеловали, только совсем неинтересно, на полсекундочки всего. – Я и правда забыл. Но как дракон ты пока ещё ребёнок, крылышки-то не прорезались. Поэтому, должна спать много. А я – дракон зрелый, можно сказать, матёрый самец. И могу гораздо больше, чем маленькие драконочки, даже такие очаровательные, как ты.
– Драконочка? – спросил кто-то за спиной у Вандерика, и, выглянув из-за него, я увидела маркиза Рэйфонда с толстой папкой в руках. – Вы о чём?
Мы с герцогом переглянулись, он взглядом задал вопрос, я согласно кивнула:
– Ладно, ему можно.
– Только это пока секрет, поэтому… – Вандерик огляделся, вновь взял меня за руку, мотнул головой своему заместителю и другу, чтобы следовал за нами, и мы вновь вернулись в ту же гостиную. Только на этот раз драконы зажгли в ней магические светильники.
Мы даже садиться не стали – долго ли рассказать о нашем недавнем открытии? Вандерик так и вывалил на своего друга без подготовки:
– Кимми – женщина-дракон.
– Это невозможно! Они все вымерли.
– Ещё бы, – хмыкнула я. – Они же в древности жили, с того времени и драконы-самцы вымерли. Вы все – новые. И я тоже.
– Но женщины-драконы перестали рождаться много тысячелетий назад! – вишнёвый дракон решил выразиться по-другому.
– А я вот родилась, – развела я руками. – Уж извините!
– Это подтвердил лорд Питаэл, – Вандерик приобнял меня за плечи. – Если не веришь, попроси его показать тебе древнюю книгу с иллюстрациями. Мы сначала тоже не поверили, пока своими глазами не увидели.
– Вы хотите сказать, что вот это ушастое чудо, – лорд Рэйфонд развёл ладони, показывая размеры моей ящерки, – дракон? Не смешите меня.
– Это бесполезно, – я обернулась к герцогу. – Мне кажется, остальные тоже не поверят.
– Поверят, когда у тебя крылья появятся.
– Крылья? – недоверчиво переспросил лорд Рэйфонд. – У ящерицы?
– Они вот-вот прорежутся, целитель Матфес подтвердил! – я гордо задрала подбородок. – Но можете не верить, лично мне всё равно.
– Но… как такое возможно? – кажется, маркиз всё же стал верить нам, но поверить в саму ситуацию у него не получалось.
– По словам лорда Питаэла, драконы-девочки рождались только от истинной и взаимной любви, – стал объяснять другу герцог. – А перед этим та самая любовь, истинная и взаимная, пробуждала в юной драконице крылья. Точнее – поцелуй такой любви. Так что, я пробудил в Кимми крылья.
– Я ничего не понял… – покачал головой лорд Рэйфонд. – Ладно, вы друг друга любите, тут и сомнений нет у любого, кто вас рядом видит, поцелуй разбудил крылья – допустим. Но если твоя мать не была драконом… Не была ведь?
– Нет. Она была серой волчицей.
– Тогда как ты можешь быть драконом, Кимми?
– А кем была твоя мать, Мэд? – поинтересовался Вандерик.
– Человеком, тебе же это известно.
– А моя – оборотницей из песцовых. А мы с тобой – драконы. Тогда почему тебя удивляет, что волчица смогла родить драконочку?
– Но… у нас ведь рождаются только сыновья!
– Я ведь уже говорил, что, по словам лорда Питаэла, драконы-девочки рождаются только от настоящей любви, – повторил лорд Корбед. – А такое сейчас – редкость.
– Хотя, не очень-то и верится в это, – фыркнула я. – Мой, вроде как очень любящий папашка вышвырнул нас с мамой из своей жизни, едва я родилась, лишь потому, что я – не мальчик. Знаете, я вот подумала – может, я такая не одна? Может, рождались уже драконы-девочки, а отцы от них отказывались, и они так и жили где-нибудь в глуши, даже не догадываясь, что они – драконы. Потому что, некому было их крылья разбудить.
– Мэд, что-то ты побледнел, – забеспокоился вдруг герцог.
– Я просто… подумал… а что, если это действительно так? – пробормотал тот в ответ.
– Ну, может, когда обо мне станет известно, другие такие же горе-папашки вспомнят об отвергнутых дочерях? – предположила я. – И поймут, что зря от них отказались. И, может, стыдно им станет.
– Мы планируем сделать объявление во всех центральных газетах о нашей помолвке, – пояснил лорд Корбед. – Объясним, что Кимми – девушка-дракон, и что драконья раса может вновь возродиться. Напишем фамилию её матери – и, возможно, её отец объявится.
– Хорошо бы объявился, – кровожадно прищурилась я. – Тогда я смогу в него плюнуть!
– Хороший план, – кивнул вишнёвый дракон, чуть нахмурившись и глядя куда-то… вглубь себя. – Думаю, он сработает. Твоя фамилия Лиор, я верно запомнил?
– Теперь – да, – кивнула я, – но это по отчиму. А раньше была Калес.
– Калес? – практически прохрипел лорд Рэйфонд, бледнея ещё сильнее, чуть ли не до синевы. – Ты дочь Монивы?
– Да, а откуда вы?..
Я не успела договорить – вишнёвый дракон внезапно упал к нашим ногам. Несколько секунд мы стояли, застыв, глядя на него, потом Вандерик присел на корточки и приложил пальцы к шее друга.
– Он в порядке, просто без сознания, – успокоил он меня, а потом поднял глаза и криво усмехнулся. – Мне кажется, ты уже можешь в него плевать.
Глава 26. Допрос.
День пятнадцатый
– Могу плевать? – я не сразу сообразила, что имел в виду мой дракон. – То есть, ты хочешь сказать… что он и есть мой папашка?! – я растерянно оглядела лорда Рэйфонда, которого Вандерик легонько похлопывал по щекам, стараясь привести в чувство.
– А у тебя есть другое предположение, от чего мой заместитель, который, не дрогнув, прошёл многое, уж поверь, я-то знаю, вдруг рухнул в обморок, словно нежная барышня? – говоря это, Вандерик подцепил друга подмышки и, подняв, усадил в ближайшее кресло. – К тому же, он знает имя твоей матери. Так будешь плевать?