— У меня своя мамуля есть, — подумав, ответила я. — Может, махнем все вместе к ней в буддист-і ский монастырь?
— В монастырь? — насторожился Витька и замотал головой:
— Нет, я уж лучше здесь… А вы поезжайте.
— Что-то у меня живот разболелся, — промямлила я. — Слушай, Витя, а могу я домой зайти? Переодеться? У меня дома и деньги есть. Правда, немного…
— Я бы не советовал, — серьезно ответил Витька. — Конечно, может, повезет и проскочишь, но может и не повезти.
— Понятно, — вяло согласилась я, а домой мне захотелось еще больше.
Вдруг разом зазвонили оба сотовых: парни торопливо достали их и дружно ответили:
— Слушаю… — После чего лица их приобрели зеленоватый оттенок, а глаза сфокусировались в какой-то точке на стене напротив. Что говорят неведомые собеседники, мне услышать не удалось, но Ряха с Витькой через мгновение преобразились, демонстрируя недюжинное актерское мастерство.
— А хрен его знает, где мы, — пьяным голосом заявил Витек и полез к Ряхе:
— Ряха, где мы?
— В ресторане.
— В каком?
— Можно узнать. Вон речка под окошком, травка… брат, пойдем на травку.
Пока я моргала и хмурилась, слушая всю эту тарабарщину, Груня подскочила к парням и противным голосом запричитала:
— Мальчики, хочу еще шампанского… — И далее в том же духе. — Подай голос, — шепнула мне Груня, и я загнусила:
— Тоже шампанского хочу… — Мое желание внести посильную лепту в наш спектакль было столь велико, что я всецело сосредоточилась на порученной мне роли, и на то, что делают другие, внимания обращала мало. Наконец оба сотовых полетели на стол, Витек вытер пот со лба, а Ряха разулыбался более обыкновенного.
— Выключи его к черту, — сказал Витька и тяжело вздохнул. Я поняла, что спектакль окончен, и тоже вздохнула с облегчением.
— Что делать-то будем? — спросил Витька дружка.
— Ничего. Отсидеться надо. В запой уйти. Глядишь, тут что-нибудь да прояснится. Я Шляпу не трогал и Кролику в багажник его не засовывал. Гад, что это сделал, должен как-то себя проявить.
— А если не проявит? — нахмурилась Груня. — Может, стоит его поискать?
— Как же, найдешь, — отмахнулся Ряха и неожиданно загрустил.
Я посмотрела за окно, там уже смеркалось. Домой потянуло с непреодолимой силой.
— Пойду… — робко сказала я, поднимаясь.
— Может, тебя проводить? — предложил Ряха, но я с благодарностью отказалась. Только киллера мне и не хватает… третьего по счету.
Груня вышла из кафе вместе со мной, решив немного погулять с Пафнутием.
— Может, тебе с нами остаться? — грустно спросила она, наблюдая за котом. — Мой-то хоть и дурак, но в этих делах смыслит. Не стоит тебе домой идти. Наверняка ждут.
— Не могут они там двадцать четыре часа в сутки сидеть, — с надеждой сказала я.
— Кто их знает, — пожала плечами Груня. — Поосторожней, ладно? Если что, звони на мобильный. Номер помнишь?
— Ага.
— Ну, пока…
— Груня, — сделав несколько шагов, я притормозила, — давай я тебя у Земфиры пристрою. Там не найдут.
— А Витька? И Ряху жалко. Он с виду придурок, а вообще-то добрый.
— Он же киллер? — удивилась я.
— Ну и что. Работа сама по себе, а человек сам по себе. Они с Ёитькой с десятки лет дружат, и он мне все равно что брат.
— Давай тогда Пафнутия у Земфиры оставим. Она хорошая, не обидит.
Груня посмотрела на кота и заплакала:
— Конечно, лучше б было знать, что он в безопасности. А вдруг из города удирать придется? Что ж я его, больше никогда не увижу?
Я обняла ее, и мы немного поплакали. Потом поймали кота, усадили его в корзину, Груня вернулась в кафе, а я побрела домой. Поначалу я рада была, что избавилась от киллерской компании, но через пять минут почувствовала печаль, а потом отчаяние, ну и одиночество, конечно. Я переживала из-за Груни, Пафнутия, даже из-за Витьки и улыбчивого Ряхи. Угораздило же его в киллеры податься…
Чем ближе подходила я к дому, тем тревожнее и печальнее становилось на душе. Я уже подумывала вернуться к ребятам, но решила для начала попробовать проникнуть в квартиру. В самом деле, надо переодеться… Да и деньги лишними не бывают. Входить во двор через арку я поостереглась и пошла гаражами. Сердце при виде родных окон учащенно забилось. В кухонном окне маячила бабка с какой-то белой тряпкой в руке. Я взглянула на часы. Наша бабка спать ложится рано, и в это время ей положено видеть сны, а не метаться по кухне.
Я притормозила и внимательно осмотрела двор. «Девятка» возле подъзда выглядела крайне подозрительно и «Опель» возле площадки тоже. Впрочем, «Опель» Клавдиной внучки, а вот «мерсу» что здесь понадобилось? И бабка с полотенцем мечется… ой, не к добру… Я направилась к домику на детской площадке, откуда могла бы преспокойно обозревать весь двор. Согнувшись, протиснулась внутрь и вскрикнула от неожиданности: в домике кто-то сидел в самом углу, он тоже вскрикнул, и я узнала Юрасика.
— Юрик, — позвала я тихо, — ты чего здесь? Уснул, что ли?
— Ой, Васена, — зашептал он, поднялся, ударился затылком о низкую крышу и снова сел. —
Меня бабка послала. Вторую ночь на посту. Опять крутые приезжали, тебя ждут. Бабка велела передать, иди к папе. Папа все знает, он подскажет, как дальше жить.
— Уже подсказал, — вздохнула я.
— Вот, — обрадовался Юрик, — а домой тебе никак нельзя. Бабка говорит, выследят, ироды. Она тебе и сумку собрала. — В самом деле, в ногах Юрика стояла моя спортивная сумка, плотно набитая.
— Спасибо, — вздохнула я.
— Какой разговор, мы ж не чужие. Тут бабка денег положила, в боковой кармашек, мы их в шкафчике нашли, и бабка своих добавила. Честное слово. Вот тебе и Варвара, а мы ее мымрой звали. Человек, Васена, в беде познается. Нет, не мымра наша бабка, а большой души человек… Я, Васена, пятьдесят рублей взял. Своих-то нет, а по ночам здесь сидеть холодно. Ты уж это… не сердись.
Я извлекла из сумки деньги, дала Юрику еще пятьдесят рублей и попросила передать привет бабке.
— Пусть не беспокоится.
— К отцу пойдешь?
— Пойду, — вздохнула я, подхватила сумку и направилась к гаражам, не рискнув пересекать двор. Возле гаражей я торопливо переоделась. Избавившись от Груниного платья и туфель, я почувствовала себя несколько лучше, но все равно на душе было скверно.
«У человека должен быть дом, — с тоской рассуждала я. — Иначе это не человек вовсе. Вот взять меня, к примеру. Иду темной ночью — куда, зачем и что ждет меня за поворотом?»
За поворотом, то есть за ближайшим гаражом, меня ждал мужик в ветровке. Ухватился рукой за сумку и загробным голосом вопросил:
— Жить хочешь?
— Уже не очень, — вздохнула я. Мужик сумку отпустил, забежал немного вперед и поинтересовался:
— А чего так?
— Да задолбали все, — в сердцах ответила я. — Киллеры, мафия, трупы в багажнике. Домой не могу попасть, бабка полотенцем машет, Юрик в домушке сторожит. Не жизнь, а детектив какой-то.
— Да, — уважительно протянул мужик, — не позавидуешь… Куда идешь-то? — вздохнув, спросил он.
— Прямо. Говорю, домой не могу попасть. А мне спать охота.
— Ну, это не проблема. Бутылку купишь? Пойдем ко мне, я здесь рядом живу. Выспишься, и уж точно никакая мафия тебя там не достанет.
Предложение показалось мне дельным. Я кивнула, и мы потопали к гастроному. По дороге познакомились. Звали мужчину Стасик, и он как две капли воды был похож на нашего Юрика. Я хотела было расспросить его на предмет их возможного родства, но передумала, потому что доподлинно знала: никакой родни у Юрасика и в помине нет.
Маленький, юркий, нечесаный и по меньшей мере год не мытый, Стасик был восторженным оптимистом. Быстро рассказал мне собственную жизненную историю и посоветовал не падать духом. История его оригинальностью не блистала: был женат, пил как все, потом Райка, стерва, сбежала с хахалем и пацана увезла. Замуж вышла за крутого, живет за городом, в собственном доме, не дом, а домище, а хоть бы раз взаймы дала, ни-ни. И пацана против отца родного настраивает. Не помнят люди добра.
— Ну да ничего, — бодро закончил он, — мы и без них проживем.
В гастрономе мы купили две бутылки водки, и Стасик стыдливо попросил:
— Ты это, бутылку красненького купи, нечего на Ирку водку переводить. И закуски, на худой конец, хлеба. Понимаешь, Ирка тоже в запое, потому не работает, а если Ирка не работает, то жрать нечего.
Я кивнула, купила хлеба, колбасы, яиц и каких-то консервов. Довольный Стасик принял пакет и, улыбаясь, сообщил:
— Тут до меня пять минут. Потопали.
На углу гастронома мы свернули, и вскоре в глубине двора я увидела хлипкое деревянное строение, похожее на барак. Оно бараком и оказалось. На сегодняшний день в нем проживало пять семей, причем все запойные, это с гордостью сообщил мне Стасик. Не успели мы войти в длинный коридор, как я увидела бабу лет пятидесяти, огромную, сплошь покрытую синяками, с ярко-красными патлами и почему-то в одном белье.
— У-у, нажралась до чертиков, — с обидой прошипел Стасик, аккуратно обходя ее, и взял меня за руку. — Проходи, Василиса.
Баба проводила нас мутным взглядом и громко икнула.
Стасик распахнул ближайшую к нам дверь, пошарил рукой по стене, нашел выключатель, свет вспыхнул, а я огляделась. Комната оказалась вполне уютной, шторы на окнах старенькие, но не грязные, круглый стол, три стула, шифоньер, кровать в углу, застеленная покрывалом с кистями, и диван, на котором в настоящий момент спала женщина без возраста, кутаясь в клетчатое одеяльце. Серое личико с острым носом выглядывало из-под одеяла, субтильного вида дама храпела так, что стены дрожали. Я вздохнула и пристроила сумку возле свободной стены, а Стасик начал вынимать покупки из пакета.
— Ирка, — позвал он зычно. Ирка не откликнулась, он окликнул ее еще дважды и в конце концов заявил:
— Черт с тобой.
Тут дверь открылась и в комнату вошел парень в линялых джинсах, босиком и в тельняшке. Волосы его торчали в разные стороны, а левый глаз больше походил на щель из-за синяка гигантских размеров.