то не стоило бы нам лишать людей их денег. А ну как они сильно осерчают? Груня вдруг резко сменила направление и устремилась к столу, за которым симпатичная девушка в белой блузке с бабочкой раскладывала карты.
— Ты в эту фигню играть умеешь? — шепнула подруга.
— Нет, — поспешно ответила я, и Груня осталась довольна ответом, потому что сказала:
— Вот и отлично.
Мы подошли и проявили интерес к деятельности девушки. Груня слушала ее объяснения, а я обратила внимание на толстого дядьку возле стены напротив, который наблюдал за нами. Сердце мое учащенно забилось, и я легонько подергала Груню за рукав, пытаясь привлечь ее внимание к противному субъекту, но Груня на него даже смотреть не стала.
Дядька подбирался все ближе к нам, раздаривая налево-направо лживые улыбочки, а я продолжала волноваться. Вдруг этот мерзкий тип куда-то исчез. Я только на минутку отвлеклась, потому что Пафнутий вылез из корзины и бросился под ближайший стол, я полезла за ним и, на счастье, сумела быстро поймать кота, но, когда вылезла из-под стола, дядька как в воду канул. Каждому известно, врага лучше держать на глазах. Я даже расстроилась, потому что ясно же сразу, дядька — враг, не зря за нами следит, и морда у него на редкость противная. Наблюдать мне теперь было не за кем, и я попыталась вникнуть в правила игры.
Когда я их почти что освоила, Груня успела проиграться в пух и прах и, по-видимому, осталась очень этим довольна. Девушка нам улыбалась, Пафнутий возился в корзине, а Груня сказала:
— Пошли в бар.
И мы пошли. Тут как из-под земли возник этот толстый тип и начал приставать.
— Удачный вечер? — спросил он ласково.
— При своих, — ответила Груня, мы устроились за стойкой, и дядька пристроился рядом с нами.
— Раньше я вас здесь не видел, — заявил он.
— Зато муженек мой частенько у вас ошивается, — хмыкнула Груня. — Я ведь не мужнины деньги пришла просаживать, а посмотреть на стерву, к которой он повадился. А вам, в интересах заведения, стоило бы позаботиться о том, чтоб наша встреча произошла в интимном кругу, без большого скопления зрителей.
Дядька оценил все вышеизложенное, улыбнулся заискивающе и спросил:
— Позвольте узнать, как зовут вашего супруга?
Груня презрительно скривилась.
— Я не привыкла трепать его имя по разным притонам.
Дядька с ней вроде бы согласился и кивнул, после чего поинтересовался:
— Какую девушку вы… имеете в виду?
— Зовут ее Нинка. Она здесь ногами дрыгает, больше я ничего не знаю.
Дядька наморщил лоб, демонстрируя готовность к сотрудничеству.
— Нинка, Нинка, — бормотал он. — Может, Нинель?
— Может, — кивнула Груня.
— Тогда я должен вас заверить, что ваш супруг совершенно вне опасности. Несколько дней назад Нинель скончалась в результате несчастного случая. Отравилась газом. Так что…
— Ты мне по ушам не езди, — обиделась Груня, — мой здесь в пятницу был и вместе с ней отчалил. Это я доподлинно знаю.
— Возможно, в пятницу все так и было, но в настоящее время…
— Так я тебе и поверю, — прервала подруга дядькин монолог. Дядька вроде бы обиделся, а Груня положила на его колено зеленую банкноту и сказала хмуро:
— Хочу взглянуть на эту дрянь. Чего она такого может, что я не умею. Ясно? Увечить ее не буду, если только малость покорябаю.
Дядька жестом фокусника сунул купюру в карман и вздохнул:
— Если мы говорили о Нинель, вы с ней действительно встретиться не сможете. Несчастье случилось вроде бы в воскресенье… Но здесь ее подруга… До начала выступления еще минут двадцать…
— Веди, — кивнула Груня, и мы в сопровождении толстого поднялись на второй этаж. В длинный коридор выходило десяток дверей. В одну из них толстый постучал, и звонкий девичий голос ответил:
— Входите.
Мы вошли и увидели девушку лет двадцати пяти, совершенно голую, она сидела перед зеркалом и красила ресницы на левом глазу, правый, красноватый и заплывший, как у поросенка, с удивлением воззрился на нас.
— Рашель, — сказал дядька, как видно не испытывая ни малейшего чувства неловкости при виде обнаженной натуры, — с тобой хотят поговорить. — И исчез, оставив девицу в недоумении.
Она развернулась и уставилась на нас не мигая, одним накрашенным, другим ненакрашенным глазом, а я ни с того ни с сего хихикнула и почувствовала себя дура дурой. Груня почесала нос и спросила:
— Тебя Райкой зовут, что ли?
— Ну, — ответила девица.
— А Нинка твоя подруга?
— Ну…
— Где она?
— В морге, — глазом не моргнув, ответила Райка и тут же добавила:
— А чего?
— Как она в морге-то оказалась? — разозлилась Груня.
— Так это… газом траванулась.
— С какой стати?
— Чего? — Стало ясно, девица нам попалась на редкость тупая, вряд ли мы разживемся ценными сведениями.
— «Чего, чего», — передразнила подруга, — у нее что, горе большое? С какой стати ей травиться?
— А… Нет, горя не было. Хотя, может… у нее парень был. Вроде как не в себе. Колотил ее ужас как… Из-за ревности. Велел из казино уходить, не место ей, мол, здесь, и все такое. Уходи, говорит, из казино, а денег не дает. А чего тогда говорить? Вроде у него с башкой что-то… на войне был… А по мне — так он просто наркоман.
— Почему наркоман? — насторожилась Груня.
— Глаза дурные.
— Так ты парня видела?
— Один раз. Интересно стало, вот и пошла взглянуть. Нинка… она его всегда вроде как прятала. А может, он сам прятался. Он ее возле парка встречал, а я за деревом встала и его разглядела. Ничего особенного, дохлый такой, волосы длинные… В общем, хвалиться нечем, да еще и дерется. Я ей говорила, брось его, но она вроде влюбилась… — Тут девица перегнулась к нам и заговорила тише:
— А наши девки болтают, что Нинку убили. Не сама она, газом-то…
— Кто убил? Этот самый парень?
— Может, он, а может… — Райка испуганно посмотрела на голые стены и нахохлилась.
— А в пятницу Нинка с кем уходила?
— С мужиком.
Мы с Груней ждали, но Райка и не думала продолжать.
— С этим своим любовником?
— Не-а. Он уехал куда-то. А перед этим здорово ее избил. Она злилась, а в пятницу ей мужик в трусы двести баксов сунул, и она сказала: «Ну его на хрен».
— Кого? — растерялась я.
— Любовника. Денег-то не дает. Из казино уходи… А куда? А здесь двести баксов. Она и поехала.
— С мужиком?
— Конечно, — удивилась Райка нашей бестолковости.
— А дальше что?
— Откуда мне знать? Менты в казино позвонили и сказали, что Нинку на кухне нашли, газом отравилась.
— А мужик, с которым уехала, в шляпе был?
— Точно. Даже за столом шляпу не снял. Наверное, лысый. Невзрачненький такой мужичок… Но сами понимаете, двести баксов… А Нинке вообще на мужиков не везло. С кем бы ни поехала, непременно поколотят. Под плохой звездой родилась. Она и к чокнутому своему наверняка привязалась, потому что никого лучше не было…
— А как чокнутого зовут?
— Не знаю, она его «мой» называла, а я с вопросами не лезла, своих забот хватает.
— Значит, ни имени, ни где живет…
— Меня уже менты замучили… и еще кое-кто приезжал, интересовались мужиком в шляпе.
— Кто приезжал? — нахмурилась Груня.
— Откуда мне знать? Здоровые такие, ясно, что не менты, а много хуже. Но я правда ничего не знаю. Они меня в окно вывешивали, — заявила она.
Мы с Груней открыли рты.
— Как это?
— За ноги, — пожала девица плечами. — Думали, я заговорю. Я бы и так заговорила, да не знаю ничего.
— И как же ты… потом? — перепугалась я.
— Нормально. Сто баксов дали, чтоб не нервничала, и Борька, это хозяин наш, еще сто, чтоб шум не поднимала. А за двести баксов пусть хоть каждый день приходят.
Мы кисло ухмыльнулись и пошли к выходу. Ясное дело, ничего мы от нее не добьемся. Возле двери с той стороны пасся толстый, увидев нас, он разулыбался и спросил:
— Все выяснили?
— Все, — ответила Груня, и мы поспешили покинуть казино. Дядька проводил нас до двери, все время противно улыбаясь.
Выйдя на улицу, мы огляделись в поисках такси. Стемнело, но возле казино было светло от огней рекламы. Тут Пафнутий завозился в корзине, и Груня сказала:
— Намучился. — И решила выпустить животное. У дверей казино только асфальт и ни намека на зеленую травку, вряд ли коту это особенно понравится, так что я не удивилась, когда Груня свернула в ближайшую подворотню.
Здесь с зеленой травкой дела обстояли не лучше, но было поспокойнее, и коту должно было понравиться больше. Я выпустила его из корзины, и он начал принюхиваться. В этот момент в подворотню влетела машина. С перепугу и в темноте марку ее я разглядеть не смогла. Машина начала тормозить возле нас, а я почему-то заволновалась. Тут произошло следующее: вслед за первой машиной в подворотню влетела вторая, малость подтолкнув ее так, что первая без своего на то желания проехала еще метров десять и уперлась в стену древнего гаража, ржавого, со следами синей краски на воротах, затем двери обеих машин распахнулись и кто-то заорал:
— Ложись… — Ну и еще несколько слов, которые я здесь приводить не буду.
Крик произвел впечатление, все легли, причем даже Пафнутий, который до сего момента числился в глухих. Груня на всякий случай придерживала его, чтоб он не удрал, а я пыталась понять, что происходит.
В непосредственной близости от меня лежали двое парней и, видно, тоже ничего не понимали.
— Это ограбление? — попробовала я завязать беседу, но они молчали и только сурово хмурились. Вдруг кто-то взял меня за плечо. Я вздрогнула, повернулась и увидела Ряху, он радостно мне улыбался, радом Витька помогал Груне засунуть Пафнутия в корзину.
— Давай к машине, — шепнул Ряха и потянул меня к синей «девятке», которая была слегка помята, так как ткнулась носом в стоящий перед ней «Опель», пассажиры которого продолжали лежать, симулируя отсутствие к нам всякого интереса.
Мы устроились в «девятке». Ряха сдал назад, выскочил на проспект и понесся как угорелый. На первом же светофоре он свернул и вскоре въезжал во двор какого-то дома, где мы и бросили «Жигули», и далее добирались пешком, предпочитая дворы потемнее.