– По радио прошла информация: в Челябинске, прямо на сцене, Виктор Ставицкий поставил на ноги парализованного мужчину…
– Я рад за моего друга Виктора Ставицкого, – с улыбкой отозвался на ходу Арбенин.
– Многие говорят, что это невозможно, что это ловкий трюк? Вы тоже так думаете?
– Почему невозможно? Все зависит от формы паралича, этиологии…
– Тогда, получается, он вас сделал?! – крикнули откуда-то сзади.
Арбенин остановился у крыльца, нашел взглядом ушлого журналиста.
– Молодой человек, у нас не бокс, не бои без правил… даже не партия в покер! Не важно, кто кого «сделал» – важно, кто кому сумел помочь.
Когда началось выступление, Николай прошел вдоль рядов, вглядываясь в лица зрителей. Так же, как и на выступлениях Ставицкого, свободных мест в зале нет. Он остановился возле красивой девушки лет семнадцати в темных очках.
– Вы слепы с рождения?
Девушка кивнула.
– Снимите очки.
Арбенин вгляделся в мутные белесые глаза.
– Вообще, ничего не видите? Никаких силуэтов? Пятен? Операции были?
– Врачи говорят: это бессмысленно, все равно не поможет…
Николай помог Рите подняться на сцену и сесть на стул. Несколько минут спустя он, крайне изможденный, уже с трудом стоявший на ногах, держал правую ладонь над головой девушки, а левую – перед ее лицом.
– Голову правее… все!.. Чуть выше.
Девушка послушно выполняла указания Николая и смотрела точно на прожектор, и лишь ладонь Николая загораживала ее глаза от яркого света. Доктор Губер, стоявший за кулисами, у самой сцены, напряженно наблюдал за Николаем.
– Сейчас ты увидишь свет… вдалеке… секундную вспышку… Должна увидеть!.. Даже не знаю, каким он будет… Расскажешь потом?
Девушка коротко кивнула. Николай правой рукой провел вниз, вдоль затылка пациентки, и резко убрал левую руку от глаз девочки. При этом, чтобы не упасть, он ухватился за спинку стула… Губер кинулся было к нему, но Николай жестом остановил: мол, все уже нормально.
– Ну, как?
Девушка растерянно обернулась на голос:
– Никак…
Николай постоял, ссутулившись и глядя куда-то в пол, потом произнес:
– Мы еще попробуем… Не сейчас… Оставьте моему помощнику адрес, телефон…
На сцену вышел Зубарев и помог девушку пройти на место, а по залу пронесся недовольный гул, послышались смешки. Арбенин окинул взглядом недовольных зрителей и устало, чуть заметно усмехнулся:
– Извините… Давайте продолжим. Передайте сюда пять… нет, десять предметов! Потом любой желающий может взять какой-нибудь предмет, а я найду их в зале.
После выступления доктор Губер, раздраженный и взвинченный, измерил Николаю давление.
– Вы обещали, Николай Ильич?! Слово дали!
– Я его не нарушил. Еще можно было…
– О чем вы?! – возмущенно перебил доктор. – Сейчас давление сто восемьдесят на сто тридцать! Представляю, что на сцене творилось! Нельзя так над собой издеваться!
– Хорошо, не буду, – равнодушно согласился Арбенин.
– Я это видел, я знаю: вы можете сделать чудо! То, что нельзя объяснить с точки зрения диалектического материализма… Да и вообще ни с каких научных позиций!.. Но нельзя поставить чудеса на поток! Вы живой человек – не робот! У вас обычный человеческий организм! Думаете, ему все это нравится?!
Доктор Губер, немного успокоившись, сел напротив Николая.
– Хотите совет? Только не надо сразу кидаться тухлыми помидорами! Нужно быть хитрее, Николай Ильич. Настя – ваш пресс-секретарь – говорит: вы легко, почти без усилий, можете делать «психологический горчичник»… А это очень эффектный трюк! Наверняка есть много таких вещей, где вам не надо особо тратиться, а для зрителей эффект будет даже сильней, чем от реального исцеления!
– Еще можно найти подсадных, как Ставицкий, – скривил кубы Арбенин. – Тогда вообще не придется тратиться.
– Вы прекрасно понимаете, что я не об этом, – с досадой вздохнул доктор Губер.
Рабочие заносили с улицы в офис коробки и доски. Юрий закончил привинчивать на дверь кабинета металлическую табличку, на которой написано: «Николай Арбенин». Из комнаты, в которую рабочие таскали коробки с досками, вышла Настя и сказала:
– Стеллажи привезли – сейчас занесут, и домой поеду… Тебя довезти до метро?
– Мне еще у входа табличку повесить, – отозвался Юра.
– Ну хватит… Долго еще дуться будешь?
– Я не дуюсь: просто начал уже – надо закончить…
– Теперь так и будем? Нельзя нормально общаться?!
– Я нормально общаюсь. Что я не так делаю? Скажи, как надо?
– Веди себя как нормальный взрослый мужчина!
– Договорились, – Юра улыбнулся Насте, взял вторую табличку и пошел к выходу из офиса.
– Не принимает еще? – спросила у него какая-то женщина на крыльце.
– С понедельника.
– А когда запись начнется?
– Не знаю. Это не ко мне.
Юра с яростью налег на дрель.
– Можно сейчас записаться, чтобы в первый день на прием попасть?
Обернувшись, Юра с нервной улыбкой проговорил:
– Это не мне решать: я таблички прикручиваю! Я похож на человека, который может хоть что-то решать?!
– Мы из Воронежа, с дочкой приехали, – женщина жалобно поморгала. – У нее тоже ДЦП, как у того мальчика… Пожалуйста…
– Как фамилия? – помолчав, глухо спросил Юра.
– Костицины… Вера Костицина!
– Приходите в понедельник, в десять утра.
На заднем сидении «мерседеса» сидел мрачный и злой Патаев и слушал радиопередачу.
«…Полным провалом закончилась сегодня попытка Николая Арбенина исцелить незрячую девушку. Одно из двух: либо во время прямого эфира он исчерпал запас чудодейственных сил, либо решил, что когда его не снимает телевидение, можно не сильно напрягаться…»
– Заткни его на хрен!
Конев выключил радиоприемник, потрясенно покачал головой.
– У меня сестра – старший экономист – говорит, у них для таких случаев даже название есть: «неудачное вложение капитала», – он обернулся к Патаеву, намереваясь продолжить, но осекся и промямлил: – А еще говорит: если сразу понять, что неудачное – все еще можно исправить!
Патаев взял трубку находившегося в машине, между передними сиденьями, радиотелефона.
– Добрый вечер. Могу я поговорить с Николаем?.. Его коммерческий партнер, Сергей Дмитриевич… Не надо, я его сам найду.
Вскоре иномарка остановилась у дома Арбениных и, когда подъехала машина Зубарева, мигнула фарами.
На одном краю длинной скамейки расположился Зубарев, на другом – Конев. Последний закурил и, покосившись на Михаила, усмехнулся:
– Хозяин твой влетел не по-детски… Седого нельзя злить.
Зубарев не обратил на слова ни малейшего внимания, с безразличным видом пожевывая травинку.
– Слышь, баран, хорош траву жрать – я с тобой говорю!
– Это у тебя хозяин. У меня – друг… А за барана ответишь. Не сейчас. Позже.
Конев расплылся в улыбке, явно довольный таким развитием ситуации.
– Ого! А че такой борзый?..
В салоне «мерседеса» шел свой разговор.
– Не только себя – ты меня подставил! – процедил Патаев.
– Я ничего не обещал. Это – коммерция; всегда есть коммерческие риски.
– Думать надо, чтоб рисков не было! Не уверен, что сможешь – не делай!
Повисла пауза. Патаев и Арбенин уставились друг другу в глаза, и водитель толкает Николая в плечо.
– Э?.. Чего пялишься?!
– Все нормально, – кивнул ему Патаев и обратился к Николаю: – Значит, так!.. Это было последнее китайское предупреждение: не надо так больше делать.
– Мне казалось, мы – равные партнеры?
Патаев, уже спокойный и уверенный, посмотрел на Николая с чуть снисходительной усмешкой.
– Даже среди равных партнеров есть тот, кто чуть-чуть равнее…
– Значит, так, – негромко проговорил Арбенин. – Все, что касается моих выступлений, я буду решать сам.
Он открыл дверцу и вышел из машины. Зубарев, выплюнув травинку, встал со скамейки и шагнул к нему.
Конев, лежавший на земле, пошевелился, приходя в сознание…
В комнате отдыха Николай, Юра и доктор Губер смотрели телевизор.
В своей комнате на диване сидит девушка, рядом – ее мама. С ними беседует Ярослав Гудовский.
«…От него какая-то сила – я ее чувствовала!»
«Однако обещанного света вы так и не увидели?»
«Может, увидела? Секундную вспышку… Я же не знаю, какой он?..»
Гудовский задумчиво кивает, с сочувствием глядя на девочку:
«Или просто очень хотели увидеть?»
Ведущий стоит на улице и проникновенно говорит в камеру:
«Нет ничего более жестокого, чем вселить в детскую душу надежду, а потом разрушить ее…»
– В «Вечерке» тоже статья… – сказала вошедшая в комнату отдыха Настя и положила на стол газету. На первой полосе – крупный заголовок «Слепая вера в чудо» и фотография девушки в темных очках.
– Шустрые ребята, – зло усмехнулся Юра, выключив телевизор, – лупят по всем фронтам: газета, радио, телевидение…
– Теперь уже не только здоровьем рискуете, – заметил доктор Губер Николаю. – Стоит еще раз оступиться – в порошок сотрут.
– Скоро в конторе начнем прием, консультации, – задумчиво проговорил тот. – Тоже надо быть осторожней – вдруг кто-то из пациентов интервью даст?
– При чем здесь это?! – в сердцах воскликнул Юра. – Там одно – тут другое!
Доктор Губер скептически покачал головой:
– Николай Ильич, что вы все время утрируете?.. Я правда не пойму: зачем каждый вечер так рисковать, когда есть десятки способов покорить зал?
– Как Ставицкий?
– А Ставицкий при чем? – пробурчал Юра. – Тебя никто не просит «подсадных» в зале рассаживать!
– Сговорились? – старший Арбенин хмуро посмотрел на Юру, потом на Настю и Губера.
– Да нет, – пожала плечами Настя. – Просто очевидные вещи… У вас была остановка сердца; теперь журналисты только и ждут, когда снова что-то пойдет не так, чтобы сделать из вас посмешище…