– Думаю, стоит.
– Я тоже так думаю, – Губер улыбнулся, сделал последнюю запись и взглянул на столбцы цифр. – Ну что… Все цифры на месте, можете снова себя гробить.
– Уже угробил…
Доктор Губер непонимающе посмотрел на Николая.
– В последнее время ничего не могу: не вижу, не слышу, не чувствую… Куда-то все делось.
– Когда это случилось?
– Не сразу, постепенно…
– Наверняка перешли ту черту! Я предупреждал, помните? Знаешь, что уже нельзя, а все равно делаешь!.. Это когда девушке ногу спасали?
– Не в этом дело!.. Я эту черту уже сто раз переходил!
– А в чем?!
Николай хотел что-то сказать, но остановил себя, лишь пожал плечами.
– Не думаю, что это навсегда, – решительно проговорил доктор. – Зачем-то же вам дан этот дар?.. И чтобы вот так, просто, куда-то делся?
– Кем дан?!
– Вы же не думаете, что вся эта жизнь – цепь совпадений, нагромождение случайностей?
– Знать бы точно…
В дверь постучали, и в комнату заглянула Анна Владимировна.
– Ну что, мы идем? Уже полшестого.
– Куда идем? – растерялся Николай, но дверь уже закрылась.
– Я тут, – смутился доктор Губер, – вашу маму в театр позвал… Она попросила узнать: вы не против?..
– При чем тут я?
– Ну-у… не знаю, – у доктора даже скулы покраснели от смущения. – Она попросила…
– Я не против, – улыбнувшись, кивнул Николай.
На даче Гудовского – полный сбор: Ставицкий, Мальков, Леня Гузак, адвокат Астанин и сам хозяин дачи смотрели репортаж с места событий.
– Зачем он это сказал? – недоумевал Гузак.
– Это нам на руку! – довольно откинулся на спинку стула Астанин. – Полностью подтвердил нашу версию!
– Я знаю, что он сделал! Не понимаю: зачем?
– Издевается, – бросил Гудовский.
– Да нет, не похоже, – Мальков покачал головой. – Витя, что ты молчишь?
– Я хочу знать, где мой сын.
– Самое время! – фыркнул Гудовский. – Может, сначала разберемся со всем этим?
– По большому счету, какая разница: разберемся – не разберемся?.. Без работы не останусь – всегда будут те, кто мне верит. Сейчас я хочу одного: вернуть сына.
Вскоре Леня Гузак писал на листочке явку с повинной. Адвокат Астанин диктовал:
– Это была моя идея: обвинить Николая Арбенина в смерти Пети Хрулева. Ставицкому я ничего не сказал: он бы, конечно, не согласился…
– Пропиши отдельной строкой: Ярослав Гудовский тоже ни о чем не знал, – вставил Гудовский. – Я попросил его помочь по старой дружбе, не посвящая в подробности.
Леня перестал писать, поднял взгляд на Астанина.
– Меня точно не посадят?
– Я же сказал: условный срок!.. У-сло-вный! Ты никого не убил, не ограбил.
– В крайнем случае, посидишь годик, – усмехнулся Гудовский. – Через год уже на свободе!
– Год в тюрьме?! – вскинулся Гузак.
– Это – в самом крайнем случае! – поспешно сказал Астанин. – Но я уверен, до этого не дойдет!
– Даже если дойдет, Леня! – Гудовский проникновенно посмотрел Гузаку в глаза, явно испытывая садистское удовольствие от глумления над адвокатом. – Зато спасешь общее дело!
– А почему я? – дрогнувшим голосом пролепетал Гузак. – Есть еще Гена…
– Потому что у Гены семья: жена, сын, – пояснил Мальков. – Гена их любит! А ты – одинокий старый еврей, который любит деньги! Мы тебе их дадим, Леня! Много!
– На чем мы остановились? – вернулся к делу Астанин.
Мальков встал и вышел на веранду, где, облокотившись на перила, смотрел на лес Ставицкий.
– А этот Арбенин – молодец, не сломался, – проговорил Мальков. – Кажется, все уже, обложили…
– Молодец, – медленно кивнул Ставицкий. – Ничего, еще не вечер. Можно даже сказать, раннее утро.
– Будем продолжать?
– Он сам этого хочет, – Ставицкий едва заметно усмехнулся. – Правильно, что ему еще делать? Он же один в этом мире – вообще, никого нет! А я не один, у меня есть сын.
– Что-то я не совсем понимаю, – нахмурился Мальков.
– Тебе и не надо понимать… Гена, найди мне сына!
В гараже Реваза вновь был накрыт «стол»: на капоте стояла почти полная бутылка водки и лежала немудреная закуска.
– …А утром, когда девчонке ногу спас, знаешь, какая первая мысль?.. «Все, я его сделал!» – и такая радость в душе!.. Не оттого, что ей ногу не отрежут, а оттого, что сделал его… Ставицкого!.. Я!
Реваз потрясенно покачал головой.
– Это плохо, Коля… Так нельзя.
– Знаю, Реваз… Знаю.
– И то, что знал: она умереть может, но все равно к ней пошел – это еще хуже!
– И это знаю, – Николай совсем опустил голову. – Главное, сам не знаю, когда началось!.. Сначала просто хотел помочь: пацану на коляске… Так радовался, когда он стал пальцами шевелить – это было самое главное! Не то, что я это сделал, а то, что он теперь на коляске сам может ездить! А потом, в какой-то момент… И ведь не могу отследить этот момент!..
– Не надо следить! Зачем?.. Главное – понял, что это не правильно.
– А что, если Илья Игоревич прав? – прошептал Николай. – На самом деле есть кто-то, от кого я получил этот дар… А теперь он его назад забрал!.. Это он меня так наказал.
– Он простит, обязательно! – с чувством проговорил Реваз. – Он же видит, какой ты хороший человек!
Вернувшись от Реваза, Николай увидел стоявшую у двери большую дорожную сумку. Чуть не плача, из гостиной вышла Анна Владимировна.
– Коля, Юрка уезжает!
– Куда?
Николай поспешно зашел в гостиную следом за матерью. Юра, сидевший у стола, с улыбкой ответил:
– В Бердск. Такой городок в Сибири… Есть там Народный театр – с перспективой стать профессиональным… Однокурсник зовет, говорит: там у них настоящее творчество! – Юра улыбнулся еще шире. – Хочу сыграть Гамлета в возрасте Гамлета, а не как у нас обычно… Вот, зашел попрощаться!
– А Настя?
– Что Настя? Разлюбил… Такое случается.
– Он ей даже ничего не сказал, представляешь?! – пожаловалась Анна Владимировна.
– Мам, чьи это слова: «О себе надо думать, сынок. А все эти вертихвостки…» – Юра подошел и обнял мать. – Все, надо ехать. Вечером поезд, а мне еще нужно заскочить в одно место.
– Подожди, надо поговорить, – растерянно сказал Николай.
Юра встретился взглядом с братом.
– Не надо ни о чем говорить.
По дороге на вокзал Юра заехал в кооперативный ресторан. Он занял столик и принялся ждать. Вскоре к нему подошел Виктор Ставицкий.
– Можно внушить человеку, что он любит кого-то? – задумчиво спросил Юра. – Заставить полюбить?
– Конечно. Хотите, чтобы я это сделал?
– А вернуть все обратно?.. Чтобы было, как раньше.
– Тоже не проблема.
Юра достал из кармана листок и положил его на стол, перед Ставицким.
– Здесь адрес девушки. Надо снять внушение… Обещайте, что снимете, и я скажу, где ваш сын. Прямо сейчас.
– Почему брата не попросите? – помолчав, спросил Ставицкий.
– Не хочу.
Ставицкий вгляделся в лицо Юры.
– Не боитесь, что обману?
– Вы такой же, как он, – проговорил Юра, – как мой брат… А он бы не стал обманывать.
– Вопрос, конечно, спорный, – чуть заметно усмехнулся Ставицкий. – Но я вас не обману. Обещаю. Где мой сын?
– Домик лесничего, километров сто двадцать по Ленинградке: там у отца друг жил, – Юра достал из другого кармана еще один листок. – Здесь схема, как доехать.
На улице уже совсем стемнело. Юра курил у вагона с табличкой «Сибиряк».
– Юра? – окликнула его Настя.
– Кто позвонил? – сухо поинтересовался он. – Мама? Коля?
– Мама.
После недолгого молчания Настя спросила:
– Значит, все?
– Извини…
– Уедешь, – девушка шмыгнула носом. – Вот так меня бросишь?
– Я уже извинился! – Юра отвел взгляд.
– А помнишь… как нам хорошо было вместе? Как мы…
– Все, Настя, прощай! – Юра решительно шагнул в тамбур и обернулся. – На днях к тебе заедет Ставицкий, ничему не удивляйся.
– Он уже заезжал…
Юра растерянно замер:
– Когда?
– Только что. Я из квартиры выхожу, смотрю – он…
Ничего не понимающий Юра шагнул на перрон.
– И что он сказал?
– Не знаю… Я не помню!.. – Настя растерянно заморгала и потерла лоб. – Странно… Вообще не помню! Зачем он приезжал?
– Мужчина, в вагон заходим?! – высунулась из двери проводница. – Сейчас поедем уже!
– Юра, не уезжай, пожалуйста? Я люблю тебя!
– Мужчина, вы меня слышите?! Никто вас ждать не будет!
В подтверждение этих слов поезд дернулся и пополз по рельсам.
– Эй! – раздраженно гаркнула проводница. – Ты вообще едешь?!
Юра достал из пачки сигарету:
– Как ты сказала? Не расслышал… Ты меня что?
– Люблю.
– Как-то вяловато, – покачал головой Юра и чуть улыбнулся. – Не верю! Добавь эмоций – ты же человеку в любви объясняешься! Давай еще раз?
Настя, улыбнувшись, подошла к Юре и нежно обняла его.
Проводница, высунувшись из вагона набирающего скорость поезда, кинула на перрон дорожную сумку и крикнула:
– Сумку забери, придурок!
Юра стоял, ничего не слыша и крепко прижав к себе Настю.
За окном лил дождь.
Николай сел в постели и посмотрел в окно. Вера приподнялась на локте и негромко, чтобы не разбудить спящего в соседней комнате сына, сказала:
– Помнишь, в детском саду ты сказал, что я не сама… это он заставил меня его полюбить?
Николай кивнул.
– Теперь я его не люблю. Совсем. Скорей, ненавижу. Может такое быть, чтобы, – она поискала подходящее слово, – чтобы «само прошло»?
– Или я это сделал?.. Ты это хочешь спросить?
– А ты сделал?
– Я просто снял внушение.
Вера, зажмурившись, потрясенно покачала головой.
– Не надо было? – сухо спросил Николай.