О том, что случилось с отцом Джека, особо гадать не приходилось. Скорее всего, утопили его в болоте, да и дело с концом. Может, хоть для его сына это хорошим уроком станет, поможет ему исправиться? Но нет, Джек свою историю выдумал, будто вовсе не умер его отец, а улетел высоко в небо, в далёкую страну, где был объявлен королём. Правит он своей страной, подсчитывает богатства, каждый день радуется тому, что вырвался из когтей жёнушки, и ждёт, когда к нему присоединится его сын.
– Дурак ты, дурак, – говорит ему мать.
– Однажды он вернётся за мной, – настаивает на своём Джек. – Вот увидишь.
Ну что после этого остаётся вдове? Только стиснуть зубы и продолжать намазывать маслом хлеб для мальчишки, который ещё большим дураком будет, чем его отец, это уже и сейчас видно. Ни одна девушка замуж за такого дурня не пойдёт, это тоже ясно, а значит, жить им вдвоём до седых волос, до самой старости.
Много ли сыну отцовского обаяния досталось? Мать считает, что нет. Разве что зелёные глаза, да ухмылочка кривоватая, да ещё копна каштановых волос.
А во всём остальном и взглянуть не на что. Одежонка мало того что бедная, так ещё и мятая, грязная всегда. Шнурки на ботинках вечно развязаны, и ходит Джек как-то вприпрыжку на своих длинных тощих ногах, да при этом задом виляет, словно никто его правильно ходить не учил. Мать постоянно ворчит, пилит Джека, но он молчит, потому что знает, что спорить с нею бесполезно. Всё, что накопилось у него на сердце, Джек своей Белянке выкладывает, когда вдвоём с ней в сарае остаётся. Старая корова вежливо слушает его. Когда-то чистенькая, молодая, она пришла сюда с хорошей фермы, а теперь отощала, состарилась и едва-едва несколько струек молока может дать перед тем, как устало вздохнуть и снова задремать, лениво сопя и покачиваясь. Дряхлая, костлявая, но Джек обожает её, прижимается к животу Белянки так, словно это она его настоящая мать, которая никогда не кричит на него, не осуждает и не ругает. За это Джек почти каждый вечер приносит корове половину своего скудного ужина.
– Если бы ты обо мне так заботился, как об этой своей корове, – ворчит по привычке мать. – Работу нашёл бы, чтобы хоть себя самого прокормить, не сидеть у меня на шее. Пустое место, Джек.
– А вот Белянка меня пустым местом не считает, – возражает Джек.
– Белянка, Белянка… – продолжает мать. – Много она о себе думает. Вот перестанет молоко давать, продадим её на мясо.
Но Джек только посмеивается и отвечает матери, что Белянка не простая корова, а волшебная, а у волшебных коров молоко никогда не переводится.
Но всё-таки наступает день, когда Джеку не удаётся выдоить из Белянки ни капли молока ни утром, ни днём, ни вечером. Лежит себе на сене, свернувшись калачиком, и молча ждёт своего ужина, хотя и не заслужила его. Нет, Джек и в тот день Белянку покормил, конечно, но его мать решает, что пора кончать со всем этим.
Сыну пора взрослеть, а корове отправляться к мяснику.
На следующее утро она накидывает на шею Белянки верёвочную петлю и говорит.
– Всё. Продаём Белянку. Отведу её к мяснику, надеюсь, он неплохие деньги за неё заплатит.
– Нет! – кричит Джек. – Я найду работу! Сегодня же! День и ночь работать буду, что угодно делать, только корову не продавай!
– Да? Ну что ж, иди, попробуй, – подзадоривает его мать.
И Джек идёт искать работу, но только не нужен он никому. Ни кузнецу, ни мельнику, ни пекарю, потому что все они помнят его отца, да и самого Джека хорошо знают. Один только дворник жалеет Джека и предлагает ему работу – за два медяка навоз с улицы убирать, который проезжающие лошади оставили. Джека на этой работе только до обеда хватило – уж очень противное занятие. А ведь где-то на небе отец сейчас своё королевское золото пересчитывает…
Итак, домой Джек возвращается с пустыми руками, а на следующее утро мать решительно выводит Белянку за ворота.
– Позволь, я сам её отведу, – умоляет Джек, загораживая матери дорогу. – Иначе Белянка поймёт, куда её ведут, и испугается слишком сильно.
Вдова решает, что так, пожалуй, даже лучше для всех будет. Ведь ей же с сыном ещё жить да жить под одной крышей! Пусть уж своими руками корову к мяснику отведёт, вопросов меньше будет.
– Хорошо, отведи её сам, – соглашается она. – Но только смотри, меньше чем за десять серебряных монет отдать корову не соглашайся, иначе тебя такая взбучка ждёт!
Вот и пошли на свою последнюю прогулку паренёк и его волшебная корова, у которой кончилось молоко, но никогда не кончалась любовь к своему единственному другу. Пройдут они несколько шагов, Белянка остановится и смотрит на Джека огромными остекленевшими глазами, а он целует её в нос и чешет за ухом. Постоят и дальше идут.
Джек ведёт себя так, словно они с Белянкой останутся вместе до самого конца света, где их в волшебной небесной стране ждёт его отец. У Белянки мысли мрачнее. Что-что, а запах мясника она чует за много вёрст.
До конца этого печального пути им остаётся совсем немного, когда Джек замечает какую-то женщину. Она стоит в траве у обочины дороги, сложив руки на груди. На женщине белая блузка и цветастая, вьющаяся на ветру лёгкая юбка. Кожа у женщины гладкая, шоколадного цвета, губы ярко-красные, карие глаза в зелёных крапинках. Золотые браслеты на запястьях, золотые серьги в ушах.
– Привет, моя хорошая, – говорит она, глядя на корову, и добавляет уже для Джека: – У некоторых животных древние, мудрые души.
– Это моя Белянка, она очень славная, – отвечает Джек. – Думаю получить за неё десять серебряных монет.
– Десять? Серебряных? Нет-нет, что ты, она гораздо больше стоит, – хмурится женщина, она подходит ближе, гладит Белянку и продолжает: – Продай её мне. Я о ней хорошо позабочусь, и ни к кому на тарелку она не попадёт.
Джек замирает, ему очень нравится, что Белянка не пойдёт под нож.
– А обратно вы мне позволите её выкупить, когда у меня появятся деньги? – спрашивает он.
– Ну только если твоя цена будет такой же справедливой, как моя, – отвечает женщина.
– А сколько вы за неё заплатите?
Женщина достаёт из кармана пять крошечных зелёных стручков. Они переливаются на солнце как изумруды.
– Бобы? – усмехается Джек.
– Волшебные бобы, – поправляет женщина.
– Э… – начинает Джек, но женщина уже наклонилась к нему и шепчет, положив руку ему на спину:
– Посади их в своём саду, и они вырастут выше облаков. Поднимешься по ним до самого неба, и там тебя ждут чудеса, а все беды твои позади останутся…
Её взгляд гипнотизирует, её дыхание сладко пахнет ванилью.
«Небо… – думает Джек. – Папа…»
А дома у вдовы масло кончилось. И хлеб засох.
Джек влетает домой радостный, взвинченный, словно вырвавшийся из тюрьмы на волю заключённый. Коровы с ним нет.
– Молодец, – вздыхает его мать. – Сколько ты за неё получил? Десять? Пятнадцать?
Джек раскрывает ладонь.
– Волшебные бобы! Они вырастают, и…
Договорить Джек не успевает, мать набрасывается на него с кулаками и лупит, лупит, а потом прогоняет прочь, даже чёрствой корки ему не дав.
Уйдя в свою комнату, Джек ложится на кровать и плачет. Возможно, материнские колотушки вложили парню немного ума, и он начинает трезво соображать, что ему вскоре исполнится пятнадцать лет, а нет у него ничего – ни коровы, ни девушки, ни уважения, а одна лишь пригоршня каких-то бобов. Та женщина, наверное, с одного взгляда поняла, какой он дурак и как легко его можно облапошить. Белянку у него забрала. Может, хоть корове теперь хорошо будет? Или та женщина сама её мяснику продала? Бедная старая Белянка! Он подвёл её! А отец его самого обманул. Нет на небе дворца никакого, и волшебных бобов тоже не бывает. И выходит так, что мать его права, а он кругом в дураках остался.
Джек вышвыривает бобовые стручки в окно и прячет голову под подушку. Завтра ему придётся в городок возвращаться и с высоко поднятой головой браться за работу – конский навоз с улиц убирать.
Обычно каждое утро начинается для Джека с того, что его будит ударивший в глаза солнечный луч. Затем слышится голодное мычание Белянки – и покатил очередной день. Но сегодня никто не мычит, и солнце в глаза не бьёт – густая тень висит за окном, позволяет ещё немного поваляться в постели, позевать, потянуться. И тут Джек вдруг понимает, откуда взялась эта тень.
А поняв, скатывается с кровати и начинает прямо на бегу натягивать штаны.
Выбежав за дверь, Джек не справляется со штанами и валится лицом прямо в грязь, а когда затем медленно поднимает голову, то упирается взглядом в колоссальный зелёный столб. Шириной с двух слонов в обхвате, он уходит высоко за облака, так высоко, что верхушки его не видно. Рядом со стеблем стоит мать Джека и несколько соседей, сбежавшихся поглядеть на это чудо. Все они молча, приставив козырьком ко лбу ладони, смотрят вверх, словно ожидая, не упадёт ли что оттуда. А может, ждут, не рискнёт ли кто-нибудь залезть по этому стеблю.
«Я залезу, – решает Джек. – Это должен быть я. Ведь это мои волшебные бобы, верно? Так что же, выходит, та женщина, что Белянку взяла, правду мне сказала? Да, но если она сказала правду о бобах, тогда и обо всём остальном тоже?»
Джек с разбега прыгает на бобовый стебель и начинает карабкаться по нему, хватаясь руками за жилистые выступы на стебле.
– Нет, Джек, нет! – кричит снизу его мать, но как-то слабо кричит, без особого волнения, словно чужому.
Потихоньку, понемногу юноша взбирается наверх, вдыхая запах бобового стебля – спелый, свежий, и оживает, начинает трепетать сердце Джека в предчувствии загадочной, удивительной жизни, которая ждёт его впереди, такой непохожей на ту прежнюю жизнь, которую он оставил далеко внизу, в городке своего детства. Джек чувствует голод – ведь он не ужинал вчера и не завтракал сегодня, – но он продолжает карабкаться дальше. Птицы кружат над Джеком, клюют его, не понимая, кто он: враг или друг, – но он продолжает продвигаться вперёд. Один раз Джек оскальзывается, но успевает вовремя схватиться руками за шершавый выступ стебля и в эту секунду понимает, что впервые в жизни удача улыбнулась ему.