— Нет, спасибо.
С моей фигурой только пончики кушать не хватало.
— Почему? Они очень вкусные.
Поверю на слово…
— Я не люблю.
Разумовский, кажется, удивился.
— Не любишь пончики? Я думал, пончики все любят. А что ты любишь?
Я всё ещё не могла собрать свой мозг обратно, поэтому ответила то, что лежало на самой его поверхности:
— Спать люблю.
Босс улыбнулся.
— Я про сладости. Ты что любишь? Шоколад? Конфеты?
А ещё больше я люблю, когда мне не задают дурацких вопросов…
— Всё люблю, — ответила честно. — Но не ем.
— Почему?
Потому что иначе я была бы гораздо крупнее, и не смогла бы выглядеть «эстетично» даже нормально одеваясь.
Но ответить я не успела. Разумовский вдруг сказал:
— Вот ты говорила, что мой кофе — бурда.
Ну неправда, это вы сами сказали… Я только подтвердила.
— А ты какой кофе пьёшь?
По правде говоря, я кофе толком и не пила никогда. Но ещё одного «почему» я сегодня не вынесу.
— Вкусный. Со сливками. Или молоком.
— А свари мне такой, — заявил Разумовский, убив меня этой просьбой наповал. — Сваришь?
Как будто у меня есть выбор…
Выйдя из кабинета, я глубоко задумалась. Нет, не над бренностью всего сущего, а над тем, где мне взять молоко или сливки. Разумовский такой кофе не пил, поэтому в приёмной я держала только сливки для посетителей в крошечных пластиковых «таблетках», но недавно они все закончились.
Вздохнув, я позвонила Алле Михайловне, секретарю коммерческого директора. Девять утра, по идее, она должна быть на работе…
— Да, Олесь? Доброе утро.
Ой, я бы с этим поспорила.
— Доброе… Алла Михайловна, можно у вас сливки позаимствовать?
— Конечно. А что, к Владу кто-то пришёл в такую рань?
— Да нет… Это он сам хочет.
Молчание.
— Сам?
— Ну да.
Алла Михайловна кашлянула.
— Олеся… А это точно был Влад? Ты уверена? Ты ни с кем его не путаешь?
— Он, он.
— А… он здоров? Как он себя чувствует?
— Нормально он себя чувствует, — я вздохнула. — Сидит, жрёт пончик.
Молчание.
— Однако, — произнесла в конце концов Алла Михайловна. — Ну ладно. Переключи телефон на меня и приходи, дам тебе сливки.
— Спасибо! — обрадовалась я.
Минут через десять, успев сбегать в приёмную коммерческого директора, лишить секретаря пакета со сливками и сварить новый кофе по рецепту «как я люблю», я зашла в кабинет Разумовского и на секунду застыла, заметив, что шести из двенадцати пончиков уже нет.
Троглодит!
— Ваш кофе, — сказала я любезно, и босс милостиво кивнул на стул напротив себя.
— Садись.
Нашёл себе развлечение в моём лице…
Я села. Несколько секунд Разумовский разглядывал поверхность кофе, потом поднёс к лицу, понюхал. Проверяет, нет ли яда? Хотела бы отравить, давно бы уже отравила…
Сделал глоток. Подержал во рту, словно пытаясь распробовать. Дегустатор хренов…
— Вкусно, — заключил, поставив чашку обратно на блюдце, — ты молодец.
— Спасибо, — ответила я, гадая, что Разумовский сегодня ещё учудит.
— Точно не хочешь пончик? У меня их много.
Я покосилась на коробку.
— Вы и сами неплохо справляетесь…
Он улыбнулся. А потом сказал своё коронное:
— Уволю.
Я моментально схватила пончик и вгрызлась в него всеми зубами. Сахарная пудра полетела в разные стороны, заляпав мне щёки и покрыв тонким слоем подол юбки.
— Молодец, — кивнул Разумовский, достал салфетку, перегнулся через свой стол и вытер мне щёки. — Только надо аккуратнее быть. Возьми ещё один и иди работать.
Всё? Мои мучения окончены?..
— Да, кстати. Завтра утром у меня дела, так что приеду где-то к двум.
Господи, спасибо!
Посплю на час подольше…
Эх, наивная я! Вслед за чем-то хорошим обязательно следует что-то плохое. И в тот день, придя на работу к девяти (а не к восьми, ура-ура!), я обнаружила в приёмной коммивояжера — так в нашей конторе называли различных людей, которые пытались нам что-то продать. От косметики до новых лекарств, разработанных непонятно кем и неизвестно где.
Позже выяснилось, что этот прыткий молодой человек каким-то невероятным образом преодолел турникет, присосавшись к чемодану одного из посетителей. Ну а дальше — дело техники. В конце концов, табличка «Генеральный директор» на двери имеется…
— Вы кто? — я недовольно посмотрела на его грязные ботинки, которыми он стоял на любимом белом ковре босса.
— О милая дева! — возопил этот вьюнош. — Я представитель компании «Лорафарм», и у нас есть всё, что нужно таким как вы!
Хм. Больше всего мне были нужны только деньги… Вряд ли эта «Лорафарм» их печатает.
А потом я осознала, что он только что мне сказал. Господи! Разумовский меня прикончит! Босс терпеть не мог этих «мешочников», как он их называл.
А конкретно этот мешочник ещё и наследил на его ковре!
— Верёвка и мыло? — поинтересовалась я, и вредитель поперхнулся.
— Что? — переспросил он, и я повторила:
— Верёвка и мыло, говорю, есть у вас? Нету? Тогда идите отсюда, идите! Сейчас охрану позову!
Юноша вздёрнул нос и начал тараторить ещё быстрее:
— Но вы ведь ничего не видели! У нас прекрасная тушь, она делает ресницы в десять раз длиннее!
Они так за брови будут цепляться…
— И помада, с ней ваши губы будут в три раза толще… то есть, пухлее!
Спасибо, у меня в принципе лохматость повышенная. То есть, пухлость.
— А духи! О, какие у нас духи! Вы только понюхайте! — восторженно вопил коммивояжер, наклонился, собираясь достать что-то из своей сумки…
— Не надо! — воскликнула я, попой чувствуя неприятности, но куда там! Он выдернул из сумки какую-то коробочку, но дернул слишком сильно — коробочка вылетела у него из рук и издала подозрительное звяканье…
В воздухе сразу запахло жареным. И жарить точно будут меня…
— Вон! — заорала я, схватила какие-то документы с секретарской стойки и начала лупить этого вредителя прямо по голове. Он не стал заставлять долго себя уговаривать — смылся моментально, только пятки засверкали.
Эх, везёт некоторым. Можно просто убежать — и никакой ответственности. А мне что теперь делать?
Неведомая фигня — наверное, духи — разливалась по ковру, и я почти видела на нём надпись «уволена». Но это полбеды. Нет, даже десять процентов беды. Всё остальное — это абсолютно ужасный, на редкость отвратительный запах! Я бы сказала, это был не запах — это была вонь!
И что делать? Срочно звонить в чистку ковров? Ага, они с меня столько денег сдерут — вовек не расплачусь. Надо самой отмывать. В конце концов, пятна почти не видно, и оно с краю… Если что, поставлю туда что-нибудь. Столик с фикусом, например. Но запах! На него же фикус не поставишь!
В общем, три часа до прихода босса я развлекалась тем, что играла в уборщицу. Оттащила осколки и промокшую коробку из-под духов в туалет — здешние барышни будут в ужасе, но ничего, пусть терпят, — взяла ведро, наполнила его водой, и, захватив с собой тряпку и кучу моющих средств, ожесточённо тёрла ковёр.
Говорят, вода камень точит. Не знаю, как насчёт воды, но человек, три часа трущий одно и то же место, либо сам сдохнет, либо дырку на этом месте протрёт, либо добьётся того, чего ему надо. Я добилась. Ну, почти.
Запах в приёмной всё равно стоял зашибенный. Начальная нота — аромат хлорки и лимона. Нота сердца — те самые духи, смесь «Красной Москвы» и застарелого бомжатника. И наконец, конечная нота — это мой пот, коим я обильно поливала ковёр в приёмной во время его оттирания.
Я и окна открывала, и папками махала — толку было мало. Оставалось надеяться, что у Разумовского насморк.
Но у босса, конечно, никакого насморка не было. И он, как только вошёл в приёмную, застыл и начал подозрительно дёргать носом.
Я радостно улыбалась, делая вид, что совершенно тут ни при чём.
— Олеся? — в голосе пока вопрос, а не угроза. Это хорошо…
Я улыбнулась ещё шире.
— Что?
— Олеся! — вот, уже угроза. Плохо! — Что у тебя случилось?
— Ничего, — пискнула я, пытаясь не втягивать голову в плечи. В конце концов, не пойман — не вор!
— Врёшь, — заключил Разумовский. — И я хочу знать, почему в моей приёмной воняет чёрт знает чем.
Я молчала. После трёхчасового марафона с тряпкой мои мозги тоже стали похожи на тряпку, и я никак не могла сообразить, как лучше начать. А главное — как закончить так, чтобы меня не вынесли отсюда ногами вперёд. И с трудовой книжкой под мышкой.
— Уволю! — рявкнул Разумовский, и сразу сработал рефлекс:
— Мешочник приходил, разлил духи. Вонючие. Я отмывала.
Босс помрачнел.
— И кто его пустил?
— Я не знаю…
— Покажи, где пятно.
Я кивнула и подвела Разумовского к тому самому месту на краю ковра, которое я тёрла почти три часа.
Босс долго туда вглядывался, как баран в новые ворота. Потом заключил:
— Я ничего не вижу.
Ещё бы…
— Я отмыла. Запах только остался. Немножко. Но он выветрится, я думаю… Вряд ли эти духи такие уж качественные.
Разумовский хмыкнул.
— Ладно, Олеся. Молодец, что отмыла. — Я вытаращилась на генерального, и он повторил: — Молодец-молодец. А сейчас сделай мне кофе и соедини с начальником охраны. Надо теперь ему голову помыть. В следующий раз если кто сюда проберётся и ты оттереть не сможешь, будет за ковёр сам платить. Вечно спят на рабочем месте…
Конечно, спят, чем же ещё им заниматься…
Бурча, босс удалился в свой кабинет. А я вздохнула с облегчением — пронесло! И сразу же закашлялась.
Прям боюсь подумать, из чего они там делают эти духи. Натуральный продукт, ага. Натуральным тухлым мясом пованивает…
Прошло несколько дней, и я вновь оплошала. А Разумовский вновь развлёкся за мой счёт.
У босса в очередной раз кончилась ручка, он позвонил по телефону и попросил принести новую. Элитные ручки для босса хранились у меня в шкафчике под кофе-машиной. Я встала, подошла к шкафу, наклонилась, распахнула дверцы и стала там рыться.