й стержень. Миниатюрный тягач дрогнул, и они двинулись в путь.
Вскоре дорога пошла вверх. Даниэль узнал местность. Здесь-то они с братом и ловили рыбу. Из-за елей доносился шум порогов, в этой части долины неистовых и пенящихся. Уклон меж тем стал еще круче, дорога более ухабистой, и ему стоило немалых усилий удержаться на прицепе.
Теперь они ехали мимо отлогих пастбищ, где под дождиком неподвижно стояли светло-коричневые коровы, и Даниэль расслышал знакомый трезвон колокольчиков. Трактор поднимался все ближе к Карьеру. Пронзавшие туман ели вокруг были выше и тоньше своих шведских родственниц — пресловутая европейская элегантность.
Наконец трактор остановился.
Они оказались возле симпатичного сельского домика — окна со ставнями, балкончик с изящными перилами, резные наличники. Вот только был он эпатирующе выкрашен в розовый цвет, мелкие детали подчеркнуты ярко-желтым и пурпурным, а ставни щеголяли чернобелым узором зебры. На перилах на веранде висела огромная, выведенная от руки вывеска «Дом Тома».
Мужчина в ковбойской шляпе слез с трактора, и Даниэль спрыгнул на землю и огляделся, разминая одеревеневшие от долгого держания за металлический стержень пальцы.
Напротив дома располагалась небольшая пилорама, а во дворе лежали штабеля лесоматериалов, распространяя аромат свежей древесины. Веранду украшали гротескные скульптуры, вырезанные из искривленных стволов и пней.
Мужчина поднялся по ступенькам и скрылся в доме. Может, гадал Даниэль, пошел за ключами от машины побольше? Или позвонить кому? Он подождал немного, но когда незнакомец так и не вернулся, нерешительно последовал за ним внутрь.
Он очутился в помещении, некогда явно служившем гостиной, но постепенно превратившемся в мастерскую. Среди грязных мягких кресел затесался верстак, а потертые персидские ковры обильно устилали опилки и стружка.
Диковинные скульптуры стояли и здесь, а в дальнем конце помещения было свалено несколько пней, по-видимому ожидающих своей участи превращения в произведения искусства. Из-за тумана и окружающих дом елей в комнате царил вечерний сумрак. В комнате ощущалась прохлада, равно как и устойчивый запах табака.
— Есть что на продажу? — спросил мужчина в ковбойской шляпе. Он уже устроился в кресле, набивка которого выпирала из ветхой ткани, подобно облюбовавшему расселины скалы мху.
Даниэль в замешательстве покачал головой:
— Нет, мне только доехать.
Мужчина фыркнул и стянул с головы шляпу. Под ней он носил разноцветную вязаную повязку, украшенную маленькими кисточками. Грязную замшевую куртку и ковбойские сапоги снимать он не стал. Затем, включив торшер, мужчина принялся ковыряться ножом в одной из незавершенных скульптур.
— Милые вещицы вы делаете, — вежливо заметил Даниэль.
Ответа не последовало, и тогда он продолжил:
— Может, знаете кого, кто смог бы подбросить меня до автобусной остановки или железнодорожной станции? Естественно, я заплачу.
Хозяин определенно был слишком сосредоточен на работе, чтобы отвечать. Даниэль молча ждал. Наконец ответственный момент миновал, и мужчина поднял взгляд.
— Ты чокнутый. Чокнутый на всю башку. Я всегда это знал, — скривившись, произнес он, ухитрившись выразить интонацией одновременно и насмешку, и сочувствие.
Даниэль сглотнул.
— Вы, наверное, спутали меня с моим братом. Ничего удивительного. Мы близнецы. Вы познакомились с ним в деревне? С Максом, я имею в виду.
Мужчина снова фыркнул и вернулся к резьбе.
— Я навещал его в клинике, и теперь мне пора, — добавил Даниэль.
Хозяин соскользнул с кресла и встал на колени возле чурбана. Сощурившись, он принялся осматривать заготовку с разных сторон, то отстраняясь от нее, то приближаясь. На протяжении осмотра губы его беспрестанно шевелились, однако слова были такими тихими и невнятными, что Даниэлю пришлось сделать пару шагов, чтобы расслышать бормотание:
— Чокнутый на всю башку, чокнутый на всю башку, чокнутый на всю башку…
Он отшатнулся. За мыслями, чтобы такого уместного сказать, взгляд его перебегал с одной причудливой скульптуры на другую. Работы одновременно впечатлили и обескуражили Даниэля. Фигуры были вырезаны с таким мастерством, что создавалось впечатление, будто они существовали в структуре древесины изначально, а нож скорее просто убрал лишнее, нежели создал их.
Некоторые имели подчеркнуто утрированные черты, другие выглядели как эмбрионы — свернувшиеся, с закрытыми глазами, приплюснутыми носами и несформировавшимися ручками. За дверью стояло изваяние старика размером с пятилетнего ребенка, в чьем образе чувствовалась некая вялость и неполноценность — налитые тяжестью веки, отвисшая челюсть, что образовывала чашу, которая использовалась, очевидно, в качестве пепельницы.
Даниэль прочистил горло и спросил:
— Вас зовут Том?
Вопрос определенно был излишен. Имя попадалось на глаза где только возможно. Вырезанное прописными буквами на каждой скульптуре и выжженное на всех инструментах, развешанных над верстаком. И даже выгравированное на деревянной стойке торшера, заметил вдруг Даниэль, — подобно рунам на магическом посохе, оно повторялось снова и снова от пола до самой лампочки. Наибольшее впечатление, однако, производили ярко-розовые прописные буквы, выведенные из баллончика на спинке старого дивана. «ТОМ». Именем, судя по всему, был помечен каждый предмет в помещении. Как будто хозяина тревожило, что их у него могут украсть. Или же из-за проблем с памятью ему нужно было постоянно напоминать собственное имя.
— Ладно, Том. Меня зовут Даниэль.
Он протянул хозяину руку.
Тот взглянул на нее как на какой-нибудь листик, или облако, или нечто в подобном роде, на что толком и не реагируют, даже замечая.
— Вообще придурок конченый, — пробормотал он и снова принялся за резьбу.
— Восхитительные работы. — Даниэль опустил руку и кивнул на комнату. — Вы художник?
— Я работаю с деревом, — процедил Том.
— Это я понял.
Еще Даниэль понял, что помощи от этого чудилы ему не дождаться. Зря он вообще поехал с ним. Пожалуй, нужно убираться отсюда как можно скорее. Теперь от деревни находился он далеко, но сориентироваться можно будет и по реке. Надо просто спуститься по ней в долину.
Даниэль подобрал свой рюкзачок с пола, отряхнул от опилок и закинул за спину.
— Интересно было посмотреть ваши работы, Том. Теперь мне нужно возвращаться в долину и искать там попутку. Часом, не знаете, где здесь ближайшая станция?
Мужчина оторвался от работы, какое-то время изучал гостя с дружеским участием, затем осведомился:
— Что, вправду все так плохо?
— Да нет, все хорошо, в общем-то. Дело в том…
— Тебе точно пошло бы на пользу, если бы ты был сделан из дерева. Тогда я смог бы придать тебе более-менее приличный вид. Твой подбородок.
— Мой подбородок? — отшатнулся Даниэль.
— Он же кривой. Выпирает влево. Не, погоди. Начинается слишком высоко. Даже чересчур.
Том прищурился и вытянул в сторону Даниэля руку с ножом, примеряясь к его чертам. Затем последовала серия замысловатых движений, словно бы он вырезал воображаемую скульптуру.
Даниэль нервно потер подбородок и откашлялся.
— Как я уже сказал, Том, интересно было посмотреть. По-настоящему впечатляющие работы. Что ж, бывайте!
Он уже стоял на пороге, как хозяин вдруг гаркнул:
— Это ты спер мои дрова?
Даниэль удивленно обернулся.
— Что вы сказали?
— Из моих запасов у порогов пропали дрова. Это ты их украл?
Перед мысленным взором Даниэля предстала поленница возле порогов, где они с Максом рыбачили. Намалеванные из баллончика буквы «ТОМ». Он еще тогда решил, что это какая-то аббревиатура. А Макс сказал, мол, все в порядке, он знает этого фермера.
Так вот что это за фермер. Старый хиппи-параноик, в свое время перебравший с кислотой и в итоге обосновавшийся в Швейцарских Альпах.
Да в той заначке было не меньше сотни поленьев! Даниэль взял всего-то пять-шесть. Неужто Том все их пересчитывает?
— К вашим дровам я не прикасался, Том, — ответил он, постаравшись придать словам подобающую твердость и правдоподобность.
— Я перережу глотку любому, кто прикоснется к моим дровам, — ровным голосом сообщил Том, подкрепив угрозу иллюстрирующим жестом. — Все дрова в долине — мои. Я единственный имею право рубить лес. Если нужны дрова — покупай их у меня.
— Непременно, — с готовностью отозвался Даниэль. — Непременно. Я запомню.
Хозяина это как будто успокоило. Он подошел к древнему проигрывателю в углу и поставил на него пластинку. Мгновение спустя две колонки громогласно объявили о своей работоспособности, и помещение наполнили насыщенные вибрирующие звуки гитары Джими Хендрикса.
Том одобрительно закивал, добавил еще больше громкости и вернулся к резьбе. Ссутулившись, он принялся скалиться и корчить рожи, подергивая головой, словно курица, в такт музыке. Он явно целиком погрузился в свой собственный мир, в котором Даниэлю не было места.
23
Ему потребовался почти час, чтобы добраться назад до деревни. Долину уже целиком окутал туман, как будто сказочный исполин попытался замазать шпатлевкой провал между горами. То и дело в белой пелене образовывалась прореха, в которой, словно чудесное видение, отчетливо обнажалась часть пейзажа.
Секунды две Даниэль наблюдал, как высоко на склоне горы, прозванной им Карьером, едет машина. О дороге в той местности он по-прежнему ничего не знал. Спустя некоторое время снова послышался шум автомобиля, на этот раз незримо движущегося в противоположном направлении с другой стороны порогов. Или же это была та же самая машина? Спустилась в деревню, а теперь возвращается по другому маршруту?
Как бы то ни было, до обеих дорог ему еще идти и идти. А уже вечерело, и он основательно проголодался. Потому Даниэль сдался и решил провести в коттедже Макса еще одну ночь. А завтра он снова попытается поймать попутку. Пересечет реку по мосту в восточной части долины, чтобы с самого начала оказаться на нужной стороне и пойти по главной дороге.