Макс рассмеялся.
— Да не бойся ты. Есть такая вещь, как самоизлечение, не слышал? На него-то здесь главным образом и ориентируются. На целительную силу природы.
Он обвел широким жестом покатую лужайку, стеклянные здания и горы.
— Вкусная и сытная еда. Чистый воздух. Мир и покой. Проверенные на практике методы лечения, позабытые после изобретения химических препаратов. Почему-то считается, будто для успокоения или какой другой помощи нервной системе требуются огромные усилия. Будто мы эдакие массивные стальные конструкции, которые трудно свалить и еще тяжелее поставить обратно после падения. Но ты просто задумайся, что происходит с человеком даже от небольшого стресса. Здесь, в клинике, есть несколько пациентов с нервным истощением. Видел таких хоть раз? Одна женщина просто сидит да таращится перед собой. Даже имени своего не знает. Ее приходится кормить, потому что она не помнит, как пользоваться вилкой. Можно решить, будто она стала такой из-за какой-то ужасной психотравмы — ну там, на войне или из-за пыток. Ничего подобного! Обычный стресс. Слишком многого требуют, со всех сторон давят. Даже удивительно, что для полного опустошения достаточно столь малого. Просто штука в том, что люди сами по себе конструкции довольно убогие. И свалить нас не так-то и сложно. Как и восстановить в прежнее состояние. Время. Мир и покой. Природа. Все это простые вещи, которые часто упускают из виду.
Даниэль задумчиво кивнул.
— Так, значит… ты самоизлечился?
Макс повернулся к нему с широкой улыбкой:
— По словам доктора Оберманн, уверенно двигаюсь к этому.
— Весьма рад слышать.
Брат отрывисто кивнул и звучно хлопнул в ладони, давая понять, что тема закрыта.
— Так, а вот теперь нам точно необходимо поесть!
7
К удивлению Даниэля, ресторан на вид нисколько не отличался от любого другого подобного престижного заведения. Располагался он на первом этаже главного корпуса и сразу же пленял своим интерьером: потолок с лепниной, восточные ковры, белые скатерти, тонкое стекло и льняные салфетки. Кроме престарелого мужчины за столиком в углу посетителей в зале больше не оказалось.
— Это для пациентов? — изумленно воскликнул Даниэль, когда они уселись за столик.
— Да какие еще пациенты? Здесь нет пациентов. Мы — клиенты, выкладывающие целое состояние, чтобы немного отдохнуть. И потому мы в полном праве рассчитывать как минимум на пристойную еду в приятной обстановке. Мы будем форель, — отмахнулся Макс от официантки, пытавшейся вручить им меню. — И бутылку «Гобельсбурга». Охлажденного.
Официантка по-дружески кивнула ему и удалилась.
— Так как у тебя обстоят дела, Даниэль? Или я уже спрашивал? Если да, то не помню, что ты ответил.
— Да все в порядке. Как ты знаешь, теперь я живу в Упсале. Жизнь в Европе оказалась чересчур напряженной. Под конец вообще стало совсем скверно. Развод и все остальное. Ну, сам знаешь.
— А вот и вино!
Макс пригубил налитое вино и довольно кивнул официантке.
— Попробуй, Даниэль. Я почти каждый день выпиваю парочку бокалов. Может, к каким-то блюдам оно и не подходит, но мне совершенно наплевать.
Даниэль тоже сделал глоток. Сухое вино и вправду оказалось очень хорошим и свежим.
— Так я и говорю, досталось мне изрядно, — продолжил он рассказывать о себе.
— Изрядно? Ты уже пил, что ли? — поразился Макс.
— Нет-нет. Изрядно… А, ладно. Вино просто замечательное. Свежее. Живительное.
— Живительное! Эк ты сказал! У тебя для всего найдется классное подходящее словечко, Даниэль. Впрочем, ты же лингвист.
— Не, я переводчик. Точнее, был им.
— Хм, если переводчик — это не лингвист, то кто же тогда?
Даниэль растерянно пожал плечами.
— Просто языки мне легко даются, — ответил он. — Но на самом деле я всего лишь попугай.
— Попугай? А что, в этом что-то есть. Подражать ты любишь, Даниэль. И в то же время ужасно боишься быть похожим на кого-то другого. На меня, например. Чего же ты так боишься?
— И вовсе я не боюсь. Не понимаю, с чего ты так решил, — запротестовал Даниэль, пожалуй, с излишней горячностью.
— Ладно-ладно, давай пока обойдемся без споров, как-никак только встретились. И потом, мы же не хотим расстраивать малышку Марику, а?
Он улыбнулся официантке, подошедшей с двумя тарелками.
— Давай, ставь, Марика. Выглядит он опасно, но на самом деле не кусается.
Поджаренная целиком форель подавалась с молодым картофелем, топленым маслом и лимоном.
— Милая малышка, а? — бросил Макс, стоило официантке удалиться на пару шагов. Женщине, однако, шел пятый десяток, так что едва ли она тянула на малышку.
— Не в привычном понимании, естественно, — продолжал брат. — Но есть в ней кое-что, как считаешь? Заметил, какая у нее большая задница? У всех местных женщин такая же. Можно с первого взгляда определить, родилась ли она здесь или из приезжих. Конечно же, я имею в виду семьи, что проживали здесь поколениями. У них у всех излишек подкожного жира, сосредоточенный в основном на заднице и бедрах. Мужчины тоже жирные, но у женщин это гораздо заметнее. Знаешь почему?
— Почему заметнее у женщин? Наверно, потому, что ты смотришь на них чаще, чем на мужчин, — пожал плечами Даниэль.
— Очень смешно. Я о том, почему жители изолированных горных районов толще тех, что живут внизу на равнинах. Причем так во всех горах мира. И не только в горах. Жители островов, тихоокеанских например, или глубоких джунглей Южной Америки обладают таким же плотным мясистым телосложением. Тогда как обитатели равнин — скажем, масаи Восточной Африки — высокие и худые. Почему? А потому, — Макс ткнул в направлении Даниэля вилкой, — что при наступлении голода жители равнин отправляются в поисках пищи на новые территории. Люди с длинными ногами, наиболее мобильные, выживают, в то время как толстые коротышки сидят на своих больших задницах и умирают от голода. А вот в изолированных районах длинные ноги уже не являются преимуществом, потому что все равно идти некуда. На острове, или в глубоких джунглях, или в заваленных снегом альпийских долинах мобильность уже ничего не дает. И там в голодные времена выживают как раз те, у кого имеется дополнительный слой жира, запас питательных веществ.
Даниэль кивнул. Следить за ходом мыслей Макса, уводящих на неизведанную территорию вроде этой, ему неизменно давалось нелегко.
— Звучит убедительно. — Он предпринял попытку перевести разговор в более безопасное русло: — Форель действительно отменная. И свежайшая. Как думаешь, ее где-то здесь поймали?
— Форель-то? Ну конечно. На порогах. Как знать, может, эту вот я и поймал.
— Ты?
— Ну, или кто-нибудь другой. Я ловлю больше, чем могу съесть, так что излишки отдаю в ресторан. Но ведь как интересно, а? В эпоху-то глобализации. И все равно генетические предрасположенности вроде этой сохранились. Можешь мотаться по всему миру, а природа, хоть тресни, программирует тебя на жизнь в альпийской долине, где может возникнуть необходимость выживать за счет накопленного жира. Весьма привлекательно. Женщина с большой задницей, я имею в виду. Распаляет воображение, как считаешь?
Он стрельнул взглядом на официантку, как раз проходившую мимо их столика к одинокому посетителю в углу.
— Возможно.
Марика забрала тарелки со столика мужчины и с занятыми руками вновь двинулась мимо них. Макс стремительно выкинул руку и легонько шлепнул ее по заднице. Официантка обернулась с гримаской, однако ничего не сказала.
— Это было совершенно излишне, — неодобрительно пробурчал Даниэль. Макс только рассмеялся.
— Псих просто обязан порой позволять себе кое-какие вольности. Нужно оправдывать ожидания окружающих. Тут главное — не перейти границы. Иначе и глазом моргнуть не успеешь, как тебя упакуют в смирительную рубашку, и на смену роскошной жизни придет камера пыток в подвале.
— Что, правда? — брякнул Даниэль и в следующее мгновение осознал, что то была всего лишь шутка. Чтобы скрыть досадную оплошность, он быстро продолжил: — Так почему ты здесь, Макс? На вид ты как огурчик.
Ехидную усмешку брата как рукой сняло. Он выпрямился и со всей серьезностью ответил:
— Сейчас я занимаюсь бизнесом в Италии, не слышал? Поставки оливкового масла.
— Нет, не слышал, — удивился Даниэль.
— Дело не из легких, в особенности для иностранца вроде меня. Не хочу показаться нескромным, но справлялся я весьма недурно. Вот только за успех приходится расплачиваться. Это тебе не восьмичасовой рабочий день с законными выходными. В последнее время мне приходилось вкалывать сутки напролет.
— Ох, — тихонько выдавил Даниэль. Он прекрасно знал, чем чреват подобный трудовой график брата.
— Ну я и сломался, как говорится. Как и большинство в этой клинике. В наши дни рабочий режим у администраторов просто нечеловеческий. И это я не про Швецию, она-то сущий детский сад по сравнению с остальной Европой. Здесь никому не удается долго удерживаться на вершине. В открытую об этом не говорят, но люди ломаются довольно часто. Это заложено в систему. Мы как гоночные машины «Формулы‑1», регулярно приходится заезжать на пит-стоп сменить шины да заправиться. И после этого мы снова готовы пахать.
Макс покрутил пальцем у виска и рассмеялся, довольный ввернутой в разговор образностью.
— Значит, это пит-стоп? — спросил Даниэль, окидывая взглядом зал ресторана, где уже оставались лишь они одни.
— Ага. Химмельсталь — пит-стоп. Пожалуй, лучший в Европе. Ну а теперь пора перейти к кофе и кое-чему покрепче. — Макс хлопнул ладонью по столу и добавил: — Только не здесь. Знаю тут одно уютное местечко в деревне. Идем.
Он скатал салфетку и поднялся.
Даниэль огляделся в поисках официантки. Вроде нужно было расплатиться, но он не знал, как здесь все устроено.
— В деревне? — переспросил он. — Так ты можешь запросто покидать клинику?
Макс снова рассмеялся.
— Ну конечно. В этом-то вся прелесть Химмельсталя и заключается. Запишите на мой счет, дорогая! — крикнул Макс невидимой официантке и решительно двинулся к выходу.