– Не думал, что вы догадаетесь, – заметил Феликс.
Тон, которым это было произнесено, заставил сердце Найджела сжаться: казалось, что Феликс немного обижен, словно Найджел обнаружил изъян в сюжете одного из его детективов.
– Вы возвращаетесь к этой теме позднее, когда пишете: «Я не испытываю ни малейших угрызений совести, собираясь отправить на тот свет Джорджа Рэттери». Вы хотите убедить читателя, что не совесть движет вашими поступками, но именно это читается между строк вашего дневника. Надеюсь, вы не против, что я продолжаю? Мне хочется разобраться во всем до конца.
– Как вам угодно, – ответил Феликс, снова криво усмехнувшись. – Чем дольше, тем лучше. Вспомните Шахерезаду.
– И тогда я решил, что если вы собирались подсунуть дневник Джорджу, значит, ваш план убийства на реке был отвлекающим маневром. Вы не стали бы излагать его в таких подробностях, зная, что Джордж прочтет дневник. Поэтому я спросил себя: ради чего вы все это задумали? И мой ответ таков: чтобы выбить из Джорджа признание. Я прав?
– Да, правы. Кстати, я уже догадывался, что Джордж проглотил наживку. Однажды я обнаружил, что кто-то сдвинул дневник в тайнике. Очевидно, Джорджу было недостаточно того, что я – отец убитого им ребенка. Он не осмелился открыться, пока не запахло жареным, поэтому позволил мне довести свой план почти до конца, и только когда я предложил ему руль, вышел из себя. Разумеется, он считал, что подстраховался, отослав дневник поверенным. Для нас обоих эти часы на яхте стали настоящим испытанием. Джордж гадал, хватит ли у меня духу осуществить мой план, я размышлял, осознает ли он грозящую ему опасность, и заставлю ли я его признаться в убийстве. Должен сказать, мы оба сидели как на иголках. Если бы он согласился взять руль, это означало бы, что он не читал дневника, и тогда, вернувшись, я вылил бы яд.
– В конце концов он дрогнул?
– Когда я предложил ему руль, он взвился и начал орать, что отослал мой дневник поверенным и что им поручено прочесть его, если он умрет. Затем стал шантажировать меня, предлагая выкупить дневник. Это был решающий момент. Я почти не сомневался, что он убил Марти, иначе бы он не зашел так далеко. Так что я не единственный преступник, чью вину выдает нерешительность. Однако у меня по-прежнему не было прямых доказательств. И только когда я сказал ему, что дневник не менее опасен для него, чем для меня, потому что там я обвиняю его в смерти Марти, он выдал себя. Джордж мог притвориться, что знать не знает никакого Марти, однако он согласился, что положение опасное, и тем косвенно признал свою вину. Как говорится, подписал себе смертный приговор.
Найджел встал и подошел к окну. Кружилась голова, побаливало сердце. Сказывалось эмоциональное напряжение разговора.
– Теория о том, что ваш план убийства на реке задумывался для отвода глаз, единственная объясняет другое противоречие, – заметил он.
– Какое же?
– Боюсь, мне снова придется упомянуть Лину. Если бы вы и впрямь задумали утопить Джорджа, в ходе расследования всплыло бы ваше настоящее имя. Лина поняла бы, что вы отец Мартина Кернса, и заподозрила, что происшествие на реке – не трагическая случайность. Как вы отважились доверить свою судьбу в ее руки?
– Я долго старался не замечать, как сильна ее привязанность, – грустно сказал Феликс. – Я начал наши отношения с обмана, поэтому мне было удобно думать, что она тоже меня обманывает, что ей нужен не я, а мои деньги. Это лишний раз показывает, насколько я никчемный человек. Моя смерть не станет потерей ни для меня, ни для мира.
– С другой стороны, вы понимали, что ваш дневник свидетельствует против вас и история Фрэнка Кернса в конце концов выйдет наружу. А раз вашим планам помешала только осведомленность Джорджа, кто заподозрил бы, что на самом деле вы задумали в тот же вечер его отравить?
– Именно.
– Превосходная идея. Признаться, вы обвели меня вокруг пальца. Однако для Блаунта слишком хитро. Икс хочет убить Игрека, Игрек убит, значит, его убил Икс. Примерно так он рассуждает. Опасно переоценивать интеллект полицейского – или недооценивать его здравый смысл. И еще: вы дали полиции слишком мало зацепок, чтобы подозрение пало на кого-то другого.
– Послушайте, не такой уж я подлец! – вспыхнул Феликс. – Неужели вы думаете, что я позволил бы им обвинить непричастного?
– Тем не менее некоторые пассажи в вашем дневнике позволяют заподозрить миссис Рэттери, да и версия Блаунта о виновности Фила также опирается на ваши записи.
– Я бы не возражал, если бы Этель Рэттери повесили. Она превратила жизнь Фила в ад. Однако мне и в голову не приходило, что мои записи можно так истолковать! А что до мальчика, то я скорее умер бы, чем причинил ему зло. В некотором смысле, – продолжил Феликс глухо, – Фил действительно убил Джорджа Рэттери. Я мог струсить и отступиться, но мне было невыносимо видеть, как этот негодяй мучает беззащитного ребенка. Для меня это было равносильно тому, как если бы он издевался над Марти. Господи, неужели все зря? А если Фил…
– Ничего с ним не случится. Я уверен, он разумный мальчик, – сказал Найджел как можно убедительнее. – Но как вы собирались объяснить смерть Рэттери?
– Самоубийство, как еще? Увы, Лина взяла склянку, а Фил ее спрятал. Поэтическое возмездие.
– А мотив?
– Джордж вернулся с реки вне себя, и его настрой не прошел бы незамеченным. Коронер всегда спрашивает, не отличалось ли поведение жертвы от его обычного поведения. Полиция решила бы, что он совершил самоубийство в состоянии аффекта, от страха, что ему придется отвечать за смерть Марти… А впрочем, мне было все равно. – Феликс помолчал. – Как странно. Последнюю неделю я места себе не находил, а теперь, когда все кончено, я спокоен.
– Мне жаль, что все так обернулось.
– Вы и так со мной намучались. Когда Блаунт арестует меня?
– Он еще ничего не знает, – медленно промолвил Найджел. – Блаунт до сих пор думает, что убийца Фил. Что не так уж плохо – тем ревностнее он будет его искать. Для Блаунта это дело чести.
– Блаунт не знает? – Феликс встал и подошел к столу, встав спиной к Найджелу. – Пожалуй, ваши мучения со мной еще не закончились. – Он открыл ящик стола, резко обернулся, и его глаза лихорадочно сверкнули. В руке Феликс сжимал револьвер.
Найджел спокойно сидел на стуле. Он ничего не мог сделать – их разделяла целая комната.
– Утром я зашел к Рэттери за Филом – его не было, он сбежал, – и нашел револьвер Джорджа. Решил, вдруг пригодится.
Найджел прищурился, глядя на Феликса с легким нетерпением.
– Вы же не думаете стрелять в меня? Все равно…
– Найджел, дорогой мой, – Феликс печально улыбнулся, – право, я этого не заслужил! Нет, эту игрушку я приберег для себя. Однажды я уже присутствовал на суде по делу об убийстве, второго раза мне не вынести.
Подумать только, размышлял Найджел, чего ему это стоит, какого напряжения воли, какой силы духа. Гордость и чутье истинного художника не позволяют ему испортить финал, дают силы подняться над ситуацией, подавить дрожь плоти. В невыносимых обстоятельствах все мы склонны к красивым жестам – это наш способ примириться с реальностью, смягчить агонию.
– Послушайте, Феликс, – произнес Найджел, – я не хочу отдавать вас Блаунту, потому что не считаю смерть Джорджа Рэттери потерей для человечества. Однако я не могу оставить все как есть. Прежде всего мы должны подумать о Филе, к тому же мне не хочется предавать доверие Блаунта. Если вы напишете признание – во избежание недоразумений будет лучше, если я вам его продиктую – и бросите в гостиничный почтовый ящик для Блаунта, то сегодня я лягу спать спокойно. Мне нужно поспать, голова раскалывается.
– Истинно британский дух компромисса, – сказал Феликс, насмешливо глядя на Найджела. – Я должен благодарить вас, но чувствую ли я благодарность? Да, безусловно. Это лучше, чем револьвер, мерзкое, нечистое орудие. Пойти на дно, сражаясь, – это по мне.
Глаза Феликса снова зажглись. Найджел смотрел на него вопросительно.
– Я мог бы добраться до Лайм-Реджис, где стоит моя яхта. Меня не станут там искать.
– Феликс, у вас нет ни единого шанса достичь…
– А я и не собираюсь. Моя жизнь кончилась вместе с Марти. Теперь я это понимаю. Я воскрес на несколько недель, чтобы спасти Фила. Мне нравится мысль умереть в море, сражаясь с честным противником – ветром и волнами, но дадут ли мне уйти так далеко?
– Момент благоприятный. Полицейские ищут Фила. Если Блаунт и следил за вами, то сейчас наверняка отозвал своего человека. Берите автомобиль и…
– А еще я сбрею бороду! Помните, в тот вечер я сказал, что сбрею бороду и проберусь через все кордоны?
Феликс сунул револьвер обратно в ящик стола, взял ножницы, бритву и приступил к работе. Затем под диктовку Найджела написал признание и бросил письмо в почтовый ящик. Несколько минут они постояли в молчании.
– Мне потребуется часа три с половиной, чтобы добраться до места.
– Я намекну Лине, чтобы не поднимала шума.
– Спасибо, я вам очень благодарен. Вот только Фил…
– Мы за ним присмотрим.
– И Лина… скажите ей, что так будет лучше. Нет, скажите, что я любил ее, хотя и не заслуживаю ее любви… Что ж, прощайте. Завтра утром мне наступит конец. Или после смерти есть что-то еще? Если бы я знал, откуда в мире берутся мерзости, – он коротко улыбнулся Найджелу, – тогда я был бы Felix qui potuit rerum cognoscere causas[34].
Найджел услышал, как завелся автомобиль. «Бедняга, я верю, у него все получится, вот и ветер крепчает», – подумал он
И отправился на поиски Лины.
Эпилог
Выдержка из «Глостершир ивнинг курьер»:
Филипп Рэттери, мальчик, вчера утром сбежавший из дому в Севернбридже, найден сегодня в Шарпнессе. В интервью нашему корреспонденту его мать, миссис Вайолетт Рэттери, сказала: «Филипп спрятался на барже, его обнаружили в Шарпнессе, когда баржу начали разгружать. Он не пострадал. Мальчик переживал из-за смерти отца».