– Ты о чем?
– Я слишком многих люблю. И не могу от них отказаться. Я не так жестока, как ты.
– Не хами, – огрызнулся колдун.
Девочка схватила отравленный кофе и вышвырнула чашку в окно.
Ее трясло от страха. Она едва не превратилась в него – человека без сердца, который не умеет любить. В человека, чьи глаза видят лишь собственное отражение, кому и в голову не придет поставить себя на место другого.
Она выбежала из комнаты. Колдун что-то кричал ей вслед, но она вылетела из квартиры и ринулась вниз по лестнице, прочь из дома.
25
Бен рассмеялся, когда я призналась, что пыталась убить Джона.
– Ну да, конечно.
– Нет, правда, я сделала ему отравленный кофе.
Бен посмотрел на меня с таким ужасом, что у меня зачесалась голова. Я устремила на него долгий взгляд. «Пожалуйста, не бойся меня», – мысленно взмолилась я.
– Но ведь он его не выпил? – наконец уточнил Бен.
– Я подумала, что Айрис будет горевать.
– То есть, нет. – Он подвинулся, чтобы дать мне пройти. – Заходи.
Бен провел меня через кухню. На стене весело тикали часы, в окна лился маслянисто-желтый цвет.
– У вас прямо как в церкви, – заметила я.
– Это еще почему?
– Тихо и мирно, как в рождественской сказке.
– Ты что, под кайфом? – спросил Бен.
Я обернулась и улыбнулась. Не так-то просто было заставить себя улыбнуться, но я не хотела, чтобы он меня выгнал. Куда мне идти?
– Нет, правда, вид у тебя дикий. – Бен впился в меня взглядом.
Я улыбнулась его красивым рыжим волосам, блестящим, точно каштаны, его веснушкам, словно нарисованным карандашом, и рассказала, что провела ночь на кладбище, просила помощи у мертвых, они подсказали, как убить Джона, я набрала ядовитых грибов и добавила ему в кофе, а в целом все в порядке.
– Лекс, блин, ты серьезно?
Было приятно, что он так обо мне беспокоится. От его заботы пробирала сладкая дрожь.
– Я не уверена, что набрала нужных грибов. Многие виды навозников вполне съедобны. Как думаешь, это послужит мне оправданием, когда меня арестуют?
– Да никто тебя не арестует. Ты же сама сказала, что Джон не выпил кофе. Он, поди, вообще ничего не заподозрил.
– Я выбросила чашку в окно. Что само по себе очень подозрительно.
– Но это еще не значит, что ты убийца. – Он взглянул на меня с любопытством. – Ты всю ночь была на кладбище? И никто тебя не хватился?
– Мама же в Брайтоне, забыл?
Он раздраженно вздохнул.
– Но как же Джон тебя отпустил?
– А он и не отпускал. Я ему вообще ничего не сказала. Сбежала, и все. Так что, если его спросить, знает ли он, где я, он ответил бы, что не знает и очень за меня тревожится. Вранье, разумеется.
Я села на диван, откинулась на подушки. На потолке плясали странные тени – одна походила на рожицу, другая – на птицу. Потом у рожицы выросли рога, птица съежилась, и я зажмурила глаза.
Бен уселся рядом со мной.
– Он отдал тебе телефон? Хочешь, я попрошу маму, чтобы позвонила твоей маме?
– Это еще зачем? Чтобы я поскорее ушла?
– Я думал, тебе интересно, где твоя мама.
– А твоя где? Может, тоже сбежала. – Я обвела рукой комнату. – Тот, кого нет рядом, может оказаться где угодно.
– Наверное. Хотя я лично уверен, что мама пошла в магазин за молоком.
Меня охватила такая зависть, что я даже притопнула по ковру, лишь бы не представлять, как Мерьем ходит с корзинкой по магазину и выбирает всякие вкусности Бену на завтрак.
– Да, здорово, – ответила я. – Повезло тебе.
Он неуверенно улыбнулся, словно был со мной согласен, но не хотел в этом признаваться, потому что сравнивать наши семьи было бы неделикатно. Кухонные часы тикали, отсчитывая минуты.
– Почему ты решила отравить Джона? – наконец спросил Бен, повернувшись ко мне. Его тонкие, как у Бемби, ноги почти касались моих.
Я поняла, что именно он хочет знать, но объяснять не было смысла. Всякий раз, как я пыталась кому-нибудь рассказать о проделках Джона, мои слушатели находили ему оправдание. Даже Мерьем.
– Помнишь, как мы были в Португалии? – спросила я.
Бен покачал головой.
– Моя мама позвонила твоей, пожаловалась, что отпуск испорчен, потому что они с Джоном поругались, он психанул и улетел домой, а мы остались одни в гостинице. И тогда твоя мама взяла тебя и прилетела к нам. Там еще был бассейн с горкой, помнишь? И стол для тенниса. А на балконе жила ящерица. Твоя мама пыталась прогнать ее веником, и ящерица ее укусила.
– Теперь припоминаю, – улыбнулся Бен.
– Твоя мама прилетела, чтобы нас поддержать. Потому что они с мамой подруги. Причем хорошие. – Я сглотнула. Во рту стояла горечь. – На той неделе я попросила твою маму о помощи, но она отказалась. И знаешь почему? Боится, что Джон нам устроит.
– Да что он может? – негромко ответил Бен. – Не понимаю, о чем ты.
Я задрала ноги на диван, обхватила колени. Как бы мне хотелось, точно в сказке, коснуться Бена и передать ему мои мысли.
– Ты только не обижайся, пожалуйста, – продолжал Бен, – может, он бьет твою мать?
Я покачала головой.
– Швыряется предметами, ломает мебель?
– Он разбил мой телефон. Но такое случилось в первый раз. Обычно это я швыряюсь предметами.
– Или дело в деньгах? – допытывался Бен. – Он пытается тебя контролировать, потому что все деньги в семье только у него?
Слова в моей голове обретали форму. Но были скользкими, как рыбы в ведре. Извивались, перескакивали друг через друга. Поверит ли Бен, что в присутствии Джона все лучшее во мне куда-то исчезает, как солнце за тучей? Что я его боюсь. Что при нем я становлюсь неуклюжей. Под его взглядом у меня все из рук валится. Когда он рядом, я теряю дар речи, а если и нахожу слова, все равно кажусь себе дурой, и забываю то, что должна помнить. Ни с кем другим у меня такого не происходит, и ясно, что я все это проделываю не специально.
– Он никогда не перестает, – сказала я. – Он никогда не перестает.
– Никогда не перестает что? – уточнил Бен. – Блин, Лекс, ты хочешь сказать, что он… – В голосе его послышались нотки, каких я у него прежде не слыхала. Я посмотрела на Бена, не понимая, о чем он. Он выглядел одновременно испуганным и злым, и я поняла, что он говорит о сексе. – Если он тронул тебя хоть пальцем…
– Нет, что ты. Он меня ненавидит. Он бы скорее отрубил себе руку.
– Тогда что?
Как объяснить, когда слова переполняют? Того и гляди, меня вырвет ими на ковер Мерьем. Джон причинял маме боль, я психовала и выглядела чудовищем, все говорили, зачем так горячиться, успокойся ты. Потом-то мне тоже казалось, что в его поступке не было ничего страшного, и я думала – наверное, люди правы, я действительно чудовище.
– Так что он делает? – спросил Бен.
Комната отодвинулась, у меня застыла кровь.
– Неси свою камеру.
– Что?
Я обернулась к нему.
– Будешь меня снимать.
– Зачем?
– Ты же хотел сделать совместный проект.
– Ну не сейчас же.
– А когда? – Я слышала собственное дыхание, словно морской прилив. – Я не хочу когда-нибудь об этом забыть.
– О чем?
– О том, что он творит. О том, кто он такой на самом деле. Я много лет мельком замечала за ним что-то такое, вчера же увидела ясно. Он подкупает людей улыбками, точно взятками или наркотой, подсаживает на них. И играет в горячо-холодно, так что никогда не знаешь, что он еще выкинет. То ты идиотка, то молодчина. Не разрешает маме заводить друзей, выйти на работу, открыть собственный счет в банке, а если она жалуется, обзывает ее и грозится отобрать у нее Айрис. Заставил меня подписать договор о примерном поведении и вывесил на холодильник. Вынуждает нас продать квартиру, у него все пароли от телека, вайфая и телефонов, а если мы действуем ему на нервы, он прячет наши вещи в сейф. Пожалуйста, Бен, принеси камеру. Почему ты меня не снимаешь?
– Потому что мне неловко.
– Вот и твоей маме это тоже не понравилось. Но я должна об этом рассказать, пока не забыла. Это его коронный трюк – сделать так, чтобы ты забыл его художества и снова ему поверил. – Я схватила Бена за руку. – Он отправил меня к психиатру и хочет, чтобы мне выписали успокоительные.
– Это же просто смешно.
– А я тебе о чем! Если он добьется своего, некому будет защитить маму и Айрис.
– Он не может заставить тебя принимать лекарства. Это же дикость какая-то.
– Не жалей меня.
– А я и не жалею, – ответил Бен. – Я злюсь.
– Он ни разу и пальцем не тронул ни меня, ни маму. Он действует потихоньку, как фокусник с дымом и зеркалами. Крадет все хорошее, что есть в тебе, и подменяет страхом. Ты же хотел снять кино про страх? Так вот сделай фильм о тайных проделках Джона. Потому что никто их не видит, не верит, что Джон способен на такое, и не хочет об этом слышать.
– Я верю, – сказал Бен.
– Тогда неси камеру.
Я не заметила, как вошла Мерьем и уронила сумки на ковер.
– Что происходит?
– Блин, мам, ты не вовремя, – ответил Бен.
– Почему? – удивилась Мерьем. – В чем дело? Лекс, ты чего так рано?
– Я отравила Джона.
Бен посмотрел на маму.
– Нет.
– Она что, пьяная? – спросила у него Мерьем.
– Мам, ну хватит, не начинай, – ответил Бен.
– Или под кайфом?
Бен бросил на Мерьем сердитый взгляд.
– На нервах она, вот и все. Всю ночь проторчала на кладбище.
Мерьем смягчилась, подошла и обняла меня.
– Почему же ты не пришла к нам?
Она погладила меня по голове, я растаяла и прильнула к ней, точно котенок. Как бы я хотела быть ее котом, чтобы она всегда меня гладила.
– Приходи в любое время, – сказала Мерьем. – Джон хоть знает, что тебя всю ночь не было?
– Я ему не сказала. Разгромила кухню и сбежала.
Мерьем вздрогнула.
– То есть как разгромила?
– В порядке самозащиты.
– Я должна позвонить твоей маме. Ты знаешь, что она едет домой?
– Да, Джон ее подкупил.