го. Наблюдались и груды мусора, и грязные лужи, и пара полуразрушенных домов. Меня все это не слишком задевало, а вот Брика такое уродство здорово раздражало — реакция, которую он не считал нужным скрывать.
Мы также прошли мимо мрачного кирпичного забора, где столпилась группа нищих. Точнее, собрались они не у забора, а у стоявшей возле него высокой металлической бочки, над которой поднимались языки пламени. Запах от этого импровизированного камина шел ужасный. Один из нищих смачно сплюнул на землю у своих ног.
Итай пробормотал себе под нос нечто ругательное про столицу, отъезд куда он не напрасно так долго оттягивал, и, скривившись, поспешил пройти мимо.
— Им просто холодно, — заступилась за бездомных я.
Он пожал плечами, не стремясь к спору, но и задерживаться тоже не желая.
Проходя мимо забора следом за ним, я окинула компанию последним взглядом… и споткнулась, когда один из нищих вдруг поднял голову и весело мне подмигнул. Знакомое лицо мужчины в годах с белозубой улыбкой на миг предстало перед моим взором и снова исчезло: все нищие без исключения вновь стояли, склонившись над бочкой и протягивая к ней руки. Я повернулась к Брику в надежде, что он тоже что-то заметил, но оман шел быстрым шагом, глядя только вперед.
— Что я здесь делаю? — тихо, почти не размыкая губ, спросила я, вышагивая рядом с Бриком по буквально залитому сиянием свечей залу.
Свечи горели настоящие, не магические: это было очевидно, поскольку у последних пламя более ровное. То ли так было дешевле, то ли организаторы бала сочли, что искусственное освещение менее романтично.
Стараясь поддерживать на лице искусственную улыбку, я чинно продвигалась вперед по левую руку от омана. Платье, пусть не такое шикарное, как у присутствующих здесь аристократок, но все же соответствующее определенным канонам, было крайне неудобным. Не позволяло делать широкий шаг, жало в груди и сильно давило на горло, в результате чего мне казалось, что я вот-вот задохнусь. Или, по меньшей мере, грохнусь в обморок на потеху присутствующим.
— Считай это своеобразной деловой встречей, — отозвался Итай. — Подобный бал — из тех мероприятий, на которые приходится ходить независимо от того, хочется это делать или нет. — На несколько секунд он помрачнел, видимо, вспомнив о незаконченном пейзаже, в данный момент смиренно дожидавшемся руки художника на главном рабочем мольберте в мастерской. Но затем вполне спокойно закончил: — Здесь бывает слишком много клиентов и вообще значимых людей, которых нельзя просто послать куда подальше.
— Я это понимаю, — все так же усиленно улыбаясь, процедила я. — Но мой вопрос заключался в другом. Я спрашивала, не что МЫ здесь делаем, а что здесь делаю Я.
Раньше я ни за что бы не позволила себе подобную вольность в разговоре с оманом, но что-то в нашем общении неуловимо изменилось. Не иначе, совместно проведенная ночь отражается на человеческих взаимоотношениях.
— Ты здесь в качестве моего ассистента, — и бровью не повел Итай. — Так что привыкай.
— К чему? — пробурчала себе под нос я. — Что все вокруг пялятся на меня, как на обезьянку в зоосаду? Так к этому я и без того привыкла.
— К тому, что ты посещаешь вместе со мной подобные мероприятия. И к тому, что тебе плевать, как на тебя смотрят окружающие, — жестко ответил Брик.
Тон был таким, что дальше спорить я не решилась, хоть и чувствовала себя на балу преотвратно. Я даже втянула голову в плечи, и, кажется, оман это заметил, поскольку добавил уже более мягко:
— Вон Дов Вайн на меня глазеет почище, чем на обезьянку, и ничего, я, как видишь, с бала из-за этого не ухожу.
Я посмотрела туда, куда незаметно кивнул Итай. У стены действительно стоял, переговариваясь с кем-то, мне незнакомым, коллега моего работодателя. И на омана он кидал крайне тяжелые взгляды. Такими и к полу можно придавить ненароком.
Брик и Вайн не были единственными людьми искусства на этом балу, но, что интересно, Аялона я здесь не увидела. Возможно, великий оман не смог прийти, но не исключено, что мэтр просто успел основательно всем надоесть своими бесконечными лекциями. Второе более вероятно, поскольку на бал, который дается в честь его королевского высочества принца Мааяна Насиха, отказываются явиться разве что прикованные к постели больные. В противном случае подобное пренебрежение вполне могут счесть оскорблением королевской семьи, а то и государственной изменой. Именно поэтому Итай не кривил душой, говоря, что при всем желании не смог бы пропустить сие мероприятие. Но я-то — совсем другое дело. Меня лично сюда никто не приглашал. Я прибыла исключительно как спутница омана (спутница исключительно в платоническом смысле слова).
— У Дова Вайна к вам особое отношение, — хмыкнула я, переведя взгляд на танцующие пары, дабы не пялиться слишком откровенно на злопыхающего художника.
Работодатель издал невнятный булькающий звук, подавившись смешком.
— О да, — согласился он.
— Итай, Дана! Как я рада вас видеть!
С этими словами нам навстречу устремилась Нирит.
Выглядела девушка чудесно: настоящая аристократка на балу. Серебристого цвета платье выгодно облегало все наиболее соблазнительные части фигуры, а затем воланами спускалось к носкам изящных туфель.
— Как вам нравится бал? Скучновато, правда? — Она с понимающим видом усмехнулась. — Вы успели немного освоиться в Ирбире, Дана?
— Немного.
Я вычленила из ее предложения то, с чем могла согласиться.
— На это потребуется время, — улыбнулась в ответ Нирит. — Но я уверена, вы полюбите Ирбир.
— Либо да, либо нет, — философски изрек Итай.
Нирит рассмеялась.
— Ты, как всегда, в своем репертуаре. Кстати, как насчет того, чтобы потанцевать?
Оман поморщился.
— Я здесь не для этого.
— И почему я не ожидала другого ответа? Ну и скучай себе на здоровье. А вот Алон, кажется, иного мнения.
На лице девушки расцвела светская улыбка, и она шагнула навстречу нашему общему знакомому судье.
— Адон Брик?
Почтительное обращение заставило меня обернуться одновременно с Итаем, чтобы увидеть перед собой незнакомого мужчину в черном строгом костюме.
— Позвольте представиться: Илан Бен-Цви, распорядитель бала. Если возможно, я бы хотел кое-что согласовать с вами, прежде чем прибудет его высочество.
Итай кивнул, даже не придав лицу раздраженного выражения для порядка. Видимо, это был как раз один из тех случаев, когда отказ невозможен в принципе. Пообещав скоро вернуться, он отправился вместе с распорядителем к темно-бордовой портьере, скрывавшей одну из боковых дверей.
Оставшись в одиночестве, я приблизилась к северной стене зала, чтобы получше рассмотреть висевшие на ней картины.
— И что только такое убожество здесь делает? — прозвучал за спиной неприятный женский голос.
Я вздрогнула от неожиданности. Похоже, обладательница голоса специально выжидала удобный момент, чтобы подловить меня вот так, неподготовленной. Однако секунду спустя мои плечи привычно для подобных случаев распрямились, а спина словно затвердела.
— Такие гости — просто позор для королевского рода, — продолжала женщина. — Вероятно, это недосмотр кого-то из подчиненных. На месте его высочества я бы велела ей покинуть дворец.
— Полагаю, принц именно так и поступит, едва появится, — подхватил другой голос.
Я все-таки обернулась. Медленно, стараясь сохранять чувство собственного достоинства. За моей спиной обнаружились три молодые женщины, по всей видимости, подруги, хотя не исключено, что дружили они исключительно против меня. Та, что стояла посередине, обладательница каштановых волос и несколько полноватых, на мой вкус, губ, заговорила, и я без труда узнала первый из услышанных голосов.
— Очень на это надеюсь. Такому уродству не место на празднестве. В самом деле, мы же не на одном из этих ужасных балов в опере, куда пускают кого попало.
Несмотря на напряженность момента, я сделала в памяти зарубку: по-видимому, в здании столичной оперы проводятся балы и атмосфера там может оказаться значительно более приятной, чем во дворце.
Видя, что я смотрю ей прямо в глаза, женщина все-таки замолчала. Смерив меня неприязненным, я бы даже сказала больше — обличительным — взглядом, она развернулась и зашагала прочь. Подруги, как по команде, последовали ее примеру.
Я повернулась на девяносто градусов — просто для того чтобы смотреть в сторону, а не в спину светским нахалкам, способным изящным движением руки вылить на голову неподготовленного человека ведро помоев. Сильно пожалела о том, что не взяла в свое время предложенный лакеем бокал. Могла бы сейчас, по крайней мере, с силой сжать его ножку. Может, и переломила бы, зато с большей легкостью восстановила бы душевное равновесие.
— Не обращайте внимания.
Нет, все-таки хорошо, что я отказалась от того злосчастного бокала. Если бы держала его сейчас в руке, наверняка бы пролила на себя вино от неожиданности. Услышанный голос был незнакомым и тоже раздался из-за спины. На сей раз я развернулась быстро. И увидела незнакомую женщину лет двадцати семи — тридцати, с приятным, хотя и аристократическим лицом. Длинное синее платье, несимметричное сверху (широкая полоса ткани прикрывала только одно плечо), подчеркивало насыщенную синеву глаз; голову не хуже иной короны венчала сложная прическа, из которой искусный парикмахер позволил выпасть нескольким прядям.
— Кинерет Лирон, — представилась она, протягивая мне руку.
— Дана Ронен, — ответила я, благополучно скрывая испытанное удивление.
— Это, конечно же, не мое дело, — Кинерет направилась к паре стульев, что стояли чуть в стороне от других, — но вам действительно не стоит расстраиваться из-за подобных выпадов.
Ответ «Я вовсе не расстраиваюсь» уже вертелся на языке, но почему-то вместо этого я более искренне проговорила:
— Это правда, но, к сожалению, в теории последовать вашему совету легче, чем на практике.
— О, я прекрасно это знаю! — улыбнулась она. — И не понаслышке. Поверьте, здесь, в высшем свете, нет человека, которому не пришлось бы столкнуться со сплетнями, наговорами и обвинениями в свой адрес. Но в данном конкретном случае вам просто имеет смысл посмотреть на ситуацию с другой стороны. Подумайте о мотивах. Почему Тали Атиас стала обсуждать вашу внешность?