— И что ты собираешься делать? — перешла к главному я, с опаской косясь на ее руку, будто ожидала, что в холеных пальчиках с аккуратно накрашенными ногтями вот-вот появится кинжал, шпага или даже пистолет. Причем появится из ниоткуда, поскольку пока я не видела даже намека на оружие.
— Не волнуйся. — Нирит усмехнулась, заметив мой взгляд. — Я тебя и пальцем не трону. За меня все сделает эта стена.
Я инстинктивно подняла глаза на сверкающую перед самым моим носом белизну. И что может сделать стена? Не разверзнется же в ней сейчас пасть страшного чудовища? Впрочем, как оказалось, правда была не так уж далека от этого бредового предположения.
— Леванит, — пояснила девушка, отвечая на мой недоуменный взгляд. — Специальный белый раствор, которым я намазала стену. Он работает на магии искусства. Волшебство той же природы, что и в картинах Итая, только действует в противоположном направлении. Итай, когда рисует, создает новое, а леванит, наоборот, уничтожает.
Она посмотрела мне прямо в глаза, и даже наигранная, натянутая улыбка сбежала с моих пересохших губ. А Нирит продолжала чеканить, безжалостно формулируя то, что я и так уже начала понимать.
— Твоя рука будет постепенно, миллиметр за миллиметром, всасываться в эту стену, а потом и все тело. Через несколько часов от тебя вообще ничего не останется. Был человек — и нет. И никаких следов.
Горло перехватило спазмом, сердце, заледенев, грозилось прекратить биение прямо сейчас. Я вновь попыталась выдернуть руку и с ужасом поняла, что она действительно глубже ушла в стену. На пару миллиметров, не больше, но ведь это только начало. Главное: ладонь и вправду не была приклеена к стене, она погружалась внутрь.
— А я приду завтра к Итаю, просто заскочу узнать, как дела, и он мне расскажет, что ты пропала. Будет волноваться, конечно, и даже попробует тебя искать. Но не найдет, а я постараюсь поскорее его утешить.
Она замолчала, вероятно, сказав все, что стремилась. Возможно, надо было бы что-нибудь ответить, но я не видела в этом смысла. Как бы ни сложилась моя дальнейшая судьба, разговаривать с Нирит было теперь не о чем.
— Прости, но в моем распоряжении нет нескольких часов, чтобы стоять здесь и наблюдать, как ты уходишь, — заявила напоследок Нирит. Пожалуй, это было единственное, чем она могла меня порадовать. — Да и не могу сказать, что такое времяпрепровождение доставило бы мне удовольствие. И без того пришлось терпеть твое общество дольше, чем нужно. Дом пустой, место здесь безлюдное, — бросила она, уже развернувшись к выходу. — Прощай.
Легкое пожатие плечами, будто таким образом она оставляла наше общение позади — в буквальном и переносном смысле, — и Нирит шагнула к двери. Мерное цоканье ее каблуков еще с минуту набатом звенело в моих ушах: сначала девушка шла по коридору, потом спускалась по не застеленной ковром лестнице, затем пересекала холл на первом этаже…
Потом стало совсем тихо, однако отдать этой тишине должное я не могла: мозг буквально взрывался от напряжения. Я рванула руку. Еще и еще. Чуть не упала, но стена не отдавала свою добычу. Я принялась затравленно озираться. Никого и ничего. Пустая комната в пустом доме, который стоит особняком: богатые хозяева ведь не желают слышать за окнами повседневный городской шум.
Закричать? Скорее всего, бессмысленно, но что я теряю? А вдруг Нирит не ушла далеко, затаилась где-нибудь и услышит? Впрочем, и что с того? Терять мне уже действительно нечего.
— Помогите!
В первый раз получилось неожиданно тихо. Хотя, наверное, это предсказуемо: не привыкла я кричать о помощи. Дальше вышло громче. Потом я и вовсе заорала изо всех сил. Ничего. Тишина. Звон в ушах. Паника раскачивает сердце, будто пошел на разгон сошедший с ума маятник. Перед глазами — темная пелена, однообразие которой разрывают яркие круги.
И вдруг, посреди всего этого, — стук шагов.
Не Нирит. Обувь без каблуков, поступь мужская.
А потом, со стороны лестницы, оклик:
— Дана!
Услышав знакомый голос, я сперва обрадовалась. Алон! И собиралась закричать в ответ, но вспомнила о том, что до недавнего времени появление Нирит обнадежило бы меня не меньше. И промолчала, напряженно выжидая.
Судья вскоре появился и сразу же устремился ко мне.
— Дана, ты в порядке? — Остановившись в паре шагов от меня, дернул головой и поправился: — То есть… кроме этого.
Он указал на мою руку, а я издала нечто среднее между всхлипом и смешком. Конечно, все в порядке, за исключением того факта, что через несколько часов я перестану существовать.
— Не тревожься. Я не разбираюсь в магии искусства, но связался со специалистами, так что, надеюсь, нам скоро помогут.
От этого «нам» стало очень тепло, и я испытала чувство примерно такого же облегчения, как и от обещания помощи.
— Я передал информацию нашим главным экспертам, в частности, Шаю Эрдану. Он преподает магию искусства в университете. И вызвал Итая: кто, как не он, разбирается в возможностях оманов?
Итай. Едет сюда. Значит, я все-таки успею увидеть его в последний раз, даже если…
Но одна вещь поразила меня настолько, что заставила на время оставить все прочие мысли.
— Как вы узнали? — изумленно спросила я.
— Я все слышал, — поморщившись, признался Алон.
«То есть как?!» — хотела воскликнуть я. Видимо, реакция отчетливо читалась по моему лицу, поскольку судья пояснил прежде, чем я успела что-либо произнести вслух:
— Ваш разговор с… Нирит. — Он сделал паузу, прежде чем произнести это имя. Прошелся по комнате, опустив голову. Дойдя до противоположной стены, стукнул ее носком сапога и снова повернулся ко мне. — Знал ведь, что она нацелена на Итая. — Он снова отвел взгляд. — Но понимал и то, что в качестве жены она ему не нужна. Надеялся, что рано или поздно она тоже это осознает и… оценит. — Алон прикрыл глаза и, сжав губы, качнул головой из стороны в сторону, словно коря себя за наивность. — Словом, увидел ее случайно здесь неподалеку и пошел следом… как мальчишка. Сюрприз сделать захотел. Когда добрались до пустого дома, проснулось любопытство, уже скорее профессиональное. А потом… услышал то, о чем вы говорили. К сожалению, к тому моменту, когда она все объяснила, вмешаться и что-то изменить было уже поздно, — добавил судья, словно это ему следовало передо мной оправдываться.
Еще пару секунд он избегал моего взгляда, а потом решительно поднял глаза. Я не знала, что ответить, — слишком была сбита с толку всем, что произошло, и слишком беспокоилась о будущем. Но говорить и не пришлось, поскольку за окном раздался ставший с некоторых пор привычным звук: визжали шины самодвижущегося экипажа, резко затормозившего. И хотя в столице такие средства передвижения встречались чаще, чем в Аяре, у меня не возникло ни малейших сомнений в том, кто, выходя, хлопнул дверцей. Прошептав одними губами «Итай!», я встала на цыпочки и вытянула шею в сторону окна. К сожалению, разглядеть с моего места можно было немногое.
— Я сейчас, — пообещал Алон и устремился к лестнице.
Я осталась одна, в напряженном ожидании взирая на дверь.
— Что происходит? Где она?
Голос Итая, его резкие, отрывистые вопросы заставили мои глаза заслезиться.
— Идем. Сейчас все увидишь сам.
Ответ Алона прозвучал более спокойно, но напряжение сквозило и в нем.
Вскоре они вошли в комнату, и Итай, лишь на долю секунды остановившийся, чтобы оценить обстановку, устремился ко мне.
— Дана!
Он сразу же схватил меня за руку (правую, которая была свободна), с силой сжал запястье, потом заглянул в глаза и, к счастью, вопроса «Как ты?» не задал. Вместо этого, не отпуская моей руки, повернулся к Алону.
— Что там? — И кивнул на зловеще белоснежную стену.
— Леванит, — повторил Алон то, что Итай, видимо, уже знал. — Как видишь, захвачена левая рука. — Он подошел поближе, присмотрелся к моей ладони и пальцам. — Небольшое погружение уже есть. Эта мерзость захватывает любого, кто к ней прикоснется. Может статься, что на оманов она не действует, но на всякий случай будь осторожен. Как видишь, процесс уже пошел.
Он вновь многозначительно посмотрел на мою левую руку.
— Кто-нибудь что-нибудь знает? — продолжал допытываться Итай.
— Я вышел на связь с нашими экспертами, — начал было судья, но под испытывающим взглядом Итая со вздохом завершил: — Результатов пока нет. Они погрузились в исследования, но сам понимаешь: времени у нас мало. Так что основная надежда — на тебя.
Бурча себе под нос что-то неразборчивое (и наверняка нелицеприятное об экспертах), Итай присел на корточки и открыл саквояж, который принес с собой. Там обнаружились всевозможные инструменты омана. Закрытые в баночках краски, включая даже кахелет, небольшая походная палитра, фляга с необходимой для рисования водой, кисти разной формы и толщины и несколько предметов, предназначенных для росписи стен. Подготовив палитру и вооружившись кистью, он стал внимательно осматривать обработанную Нирит стену. Несмотря на столь характерные аксессуары, Итай меньше всего напоминал сейчас романтический образ художника; скорее, он походил на военного эксперта, изучающего подброшенную врагами взрывчатку.
— А если попробовать так? — пробормотал он и, окунув кисть в краску, принялся водить ею по стене, закрашивая укутавшую ее белизну. — Можешь пошевелить рукой? — спросил он затем.
— Только в районе локтя, — попытавшись, ответила я. А сама с подступающим к горлу ужасом осознала, что кисть не просто не шевелится. Я вообще перестала чувствовать пальцы. — Ч-чувствительность снизилась, — сбившись, сообщила я немного облегченную версию своего открытия.
— Рука погрузилась сильнее, — с мрачным видом отметил Алон. — Вряд ли из-за этого, — добавил он, кивнув на плоды трудов Итая. — Просто леванит продолжает действовать с той же скоростью, что и прежде.
Напряженно сжавший губы оман вновь склонился над содержимым своего саквояжа.
В течение следующего часа он перепробовал множество вариантов. Закрашивал леванит различными цветами, пытался сколупнуть при помощи специальных инструментов покрытые им участки, водил по стене кистью, вымоченной в каком-то прозрачном растворе, нарисовал забор, огораживавший мою руку. Ничего не помогало: краски постепенно растворялись, и по истечении этого часа левая кисть практически полностью погрузилась в стену.