— Для Билтвейда риары частенько воровали чужих дев или дикарок, ведь никто не хочет отдавать своих. В ночь перед жертвой дева становится утехой. К ней приходят ильхи, чтобы отдать… часть себя и подарок для хёггов. А после ее отдают на растерзание.
— Я не верю… — беспомощно прошептала я, мотая головой. Нет, это не может быть правдой. Это ведь… ужасно! Тофу знала? Конечно, знала… Но не сказала мне. И прошлой ночью придержала чашу с жертвенным вином, чтобы я выпила. Она могла прогнать меня с площади, но не сделала этого. Хотела, чтобы я осталась.
Почему?
Горло сдавило страхом и непониманием. Глупая Энни! Я поверила, что обрела дом и почти семью? Гудрет прав. Я лишь чужачка. Я ничего не понимаю, бреду на ощупь и верю добрым словам. Верю, что не обидят. Словно собака, которую раз за разом отбрасывают сапогом, а она снова подползает!
— Не верю, — повторила я.
— Я говорю тебе правду. Я ведь не риар Карнохельма, — язвительно добавил Гудрет. — Я выл от ужаса, когда понял, куда тебя утащил хёгг. И бросился следом в тот же день. Нам надо уходить, Энни. Сейчас же!
Перед глазами замелькали картины вчерашней ночи. Кровь, что лилась рекой. Лихорадочный блеск в глазах ильхов. Черепа животных… Дикость Рагнвальда…
Фьорды прекрасны, но так жестоки.
— Ты моя лирин, я буду защищать тебя! — жарко прошептал Гудрет. И снова осторожно коснулся моей руки. — Тебе понравится в моем доме! Он стоит возле источника. И каждое утро я буду печь для тебя булочки и пироги. Я буду любить и почитать тебя, Энни! Со мной тебе будет хорошо. Забудь Карнохельм, это ужасное место!
Я молчала. Дом, выпечка… Разве не об этом я мечтала? Гудрет озвучил все, о чем я грезила. Да и сам он хорош. Мне бы обрадоваться, но почему-то я ощущаю лишь отчаяние и грусть.
— Это все Зов и кровь в вине, — яростно выдохнул ильх. — Они привязывают тебя к Карнохельму. К камням, деревьям, воде. Ко всему. Нельзя пить жертвенную кровь, нельзя давать руку риару!
— Я не знала… — обхватила руками колени. Боги, что же мне делать?
«Уходи, еще есть иной путь… — сказала в голове старая вёльда. — В Карнохельме тебя выберет смерть!»
Неужели в словах старухи есть правда? Зачем я Рагнвальду? Ведь он ни разу не сказал мне о чувствах. Даже о том, что я ему нравлюсь. И о Билтвейде тоже не сказал, и о корабле. Ему надо научиться управлять хёггом, может, в этом причина. А что же дальше? Риар принадлежит всем, каждую ночь к нему будет приходить новая дева. Так рассказывала Тофу, и я ужасалась. Рагнвальд никому не сказал, что я его нареченная. Говорил, что отпустит. А сам выставил стражу на трех мостах…
Моя голова шла кругом. Я не понимала, кому и во что верить. И все же…
— Я не могу уйти с тобой, — прошептала я. — Не могу. Я должна… разобраться.
Несколько томительных минут ильх молчал. Потом тяжело вздохнул.
— Что ж… Значит, так. Я уйду. Проводишь меня, Энни?
Я кивнула. Не в силах смотреть ильху в глаза. К моему удивлению, он двинулся в сторону Нирхёльда.
— На мостах стоит стража, мало ли какой приказ отдал риар, — хмуро пояснил Гудрет. — Лучше пройти здесь.
И снова я ступила на висячий мост. Но на этот раз страха перед бездной не было. Внутри меня тоже раскрылась пропасть, и она была страшнее. Оказавшись на разрушенном мосту, я глянула в сторону дома Рагнвальда и отвернулась.
— Кажется, пора прощаться, Гудрет.
Он постоял, рассматривая меня. Потом дернул веревку на своем мешке, вытащил кожаный бурдюк.
— Ты бледная, Энни. Выпей, здесь травы и мед. Это придаст тебе сил.
Я глотнула ароматный горячий напиток — раз, другой. Ильх придержал бурдюк, когда я хотела отстраниться. И внутри кольнуло дурное предчувствие. Так же сделала ночью Тофу…
— Тебе пора идти…
Он склонил голову. И я почему-то удивилась, какие темные у Гудрета глаза. Совсем не похожи на колючую синеву… Совсем другие.
— Я дал клятву, Энни, — тихо сказал он. — Яне брошу тебя, хоть ты и не понимаешь опасности. Ты чужая здесь, я должен о тебе позаботиться. И мы уйдем вместе.
Что?
— Карнохельм еще спит, сегодня всем не до тебя. А ночью продолжит праздновать. Другой возможности не будет. Риар сейчас с воинами, он не хватится тебя до утра.
Я заторможенно кивнула, плохо понимая, что говорит ильх. Мысли в голове разбегались…
— Идем же, — шептал Гудрет. — Идем скорее!
Он тянул меня и тянул к самому краю пропасти. Но даже когда начал спускаться по скользким уступам скалы, я снова не испугалась.
— Уйти можно только с этой стороны, — ильх глянул в сторону башни.
Я тоже, но глаза затянуло туманом.
— Я так странно себя чувствую… — пробормотала растерянно. Язык казался распухшим и сухим. — Надо взять плащ…
— Нет времени! — Гудрет тревожно прислушался и помог мне спуститься. Вдоль скалы тянулась узкая полоса гнилых досок. Когда-то это тоже был мост, до того, как соорудили каменный. Сейчас деревянный настил местами сгнил, но по нему все еще можно было пройти. И почему-то мне было совсем не страшно идти по нему, лишь странно. Голова ощущалась как воздушный шарик — легкой-легкой. Кажется, что дунь ветер сильнее — и улетит.
— Скорее, лирин! Надо дойти до перевала! Там мы сядем на хёггкар.
Гудрет тянул и тянул меня за собой, я шла. Деревянный парапет закончился, и мы снова поднялись по скользким каменным ступеням. А потом вышли на склон горы. Гудрет вздохнул с облегчением, ступив на твердую землю.
Мне было все равно.
На ветви засохшего дерева сидела сова. Нет, две совы. И обе таращились на меня. Та, что слева, сорвалась с ветки и пролетела мимо, почти мазнув меня крылом.
— Пошла! — отмахнулся от птицы Гудрет.
Я нахмурилась. Но подумать здраво не получалось. А ильх все шел и шел, тащил меня за собой. Склон закончился, мы спустились по камням к воде. Здесь поток вливался в узкую щель холодным ручьем. Стены густо заросли мхом и какими-то кустарниками. Идти было трудно. Платье цеплялось за острые камни, а туфли давно промокли. Холодно…
— Потерпи! — сказал Гудрет. — Другого пути нет!
Я промолчала. Над ущельем вились птицы. Совы. И это было странно. Разве сова не ночная птица? Хотя… света становилось все меньше. Но когда закончился этот день? Ведь было раннее утро? Совсем недавно я кружила вокруг Рагнвальда, пытаясь уколоть его ножом. Или это было давно? Сколько прошло времени?
Мы стояли в ущелье, освещенном лишь налитой полной луной. Впереди темным блюдцем лежало озеро. Вода в нем казалась густой смолой. Холодный ветер обдувал лицо, но здесь, у земли, было довольно тепло. Между камнями стелился пар. Где-то совсем рядом бил горячий источник.
Длинные голубые тени касались скал и редких деревьев. И я понятия не имела, как мы сюда попали. И насколько далеко от города успели уйти. Но судя по тому, что на небе звезды, а тело ломит от усталости, — далеко.
— Надо перейти озеро, пройдем по краю, — оборвал мои размышления Гудрет. Искоса глянул на меня и принялся раздеваться. Стянул свою безрукавку и рубаху, разулся. Штаны, подумав, лишь закатал.
— Тебе лучше снять ботинки и верхнее платье, Энни. Я понесу их, чтобы не намокли.
Я потерла лоб, пытаясь вернуть себе ясность мыслей. Горло пересохло, но пить из бурдюка Гудрета я точно больше не стану!
— Платье, Энни, — прошептал ильх. — Его надо снять. Ты слышишь?
Я неловко потянула завязки у горла, стянула ткань, оставшись в тонком нижнем платье. Поежилась от ветра. Гудрет резко отвел взгляд, но позже, чем надо. Я разулась и отдала сверток с одеждой парню. Он сложил все в мешок, поднял повыше. И повернулся к озеру.
— Гудрет, — внезапно дошло до меня. — А откуда ты знаешь дорогу? Разве ты уже был в Карнохельме?
Ильх покосился на меня. Мы ступили в озеро, и я поморщилась, ощутив мягкий ил под ступнями. Вода плескалась сначала у щиколоток, потом у бедер, но выше не поднималась, хотя мы дошли почти до середины озерца. Верно, оно действительно было совсем мелким. От воды мне полегчало, я даже зачерпнула горсть и плеснула в лицо.
— Мне рассказал один человек. Она хотела помочь.
— Она? — дурное предчувствие сжало сердце. Да и хмельной туман отступал, освобождая разум. — С кем ты говорил этой ночью, Гудрет?
— С молодой вёльдой, — глухо произнес парень. — Она сама подошла ко мне и многое рассказала. Она хотела помочь.
— Помочь? — я резко остановилась. Мысли понеслись галопом, словно застоявшиеся кони. — Гудрет! Чем ты опоил меня?
— Это для твоего блага! — выдохнул ильх. — Мед и травы, они не причинят тебе вреда! Они помогли, как и сказала та вёльда!
— С кем ты говорил ночью?
— Она не назвалась.
— Трин! — выдохнула я. — Ты говорил с вёльдой Трин!
Задрала голову, всматриваясь в небо. Над озером кружил ястреб.
Конечно, Трин видела, как Рагнвальд увел меня прошлой ночью. И это точно не понравилось деве. Только вёльда умна и не стала противиться воле нового риара. Она задумала что-то другое.
— Что-то не так, — выдохнула я, озираясь. — Здесь что-то не так. Если бы из Карнохельма был выход через Нирхёльд, там тоже стояла бы стража. Рагнвальд не дурак, Гудрет! Значит, нет здесь никакого выхода, Трин тебя обманула. Это не дорога через перевал. Это…
Внутри озера что-то булькнуло, на поверхность поднялся пузырь воздуха.
— Это ловушка! — с яростью произнесла я.
Из-за камней на берегу выскользнула длинная тень. Горбоволк! И еще один! Великие перворожденные!
Гудрет выхватил свой топор.
— Не бойся, звери не сунутся в воду! — крикнул он. — Надо перейти озеро…
И тут послышался звук. Чуть слышные удары и всплески, складывающиеся в мелодию. Бум-пхх-бум! Чем-то это напоминало ритм, который я слышала на площади Карнохельма. Звук то нарастал, то затихал. Может, это стучит о скалы ветка? Или вода ударяет о камень? Я попятилась, и моей ноги что-то коснулось. Под водой. Мягкое. Словно кто-то рукой провел. От ужаса у меня встали дыбом все волоски на теле! Еще несколько пузырьков надулось на смолянистой глади озера.