У меня мелькнула мысль... так, скорее подозрение. Я вдруг вспомнил заминку, хитроватое озарение, промелькнувшее на лице Александра, прежде чем он посоветовал мне идти сюда. Может быть?..
- Если бы кто-нибудь, пользуясь моим незнанием ваших... особенностей, направил меня к вам, мог этот кто-то предполагать, что я попаду в переплет?
- Конечно. А кого вы имеете в виду? - заинтересованно спросил Петр Алексеевич.
- Я имею в виду Александра, племянника Курагина.
- Вот гад! - неожиданно подала голос притихшая было Лена. - Сволочь гнилая!
- От этого наркомана всего можно ждать. Он уже давно и прочно сидит на игле. Знаете Николая Петухова, телохранителя Курагина? Такой здоровый как бык, мужик? - спросил меня Петр Алексеевич и увидев в ответ утвердительный кивок, пояснил: - Это Николай каждый день снабжает Александра очередной порцией героина. Согласно приказу хозяина.
- Ванечка! - ласково заглянула мне в глаза Лена. - Может, пойдем потанцуем? А потом ещё поговорим. Пойдем, а?
- Не могу, котенок! - рассеянно сказал я и допил принесенное мне буфетчиком виски.
Лена немедленно положила на мою тарелку грибов, протянула соленый огурец и пододвинула блюдо с холодным вареным мясом.
- Ешь, Ванечка, ешь!
Я надкусил огурец, поймал вилкой грибок.
- Александр сказал мне, что я смогу здесь узнать кое-что о похищении Ирины Константиновны, жены Григория Курагина. Михаил Семенович поручил мне её найти. А теперь я думаю, что Александр зачем-то просто хотел от меня избавиться. Хотя бы на время. Он же не знал, что я вооружен. Но зачем это ему нужно?
- Злобный живой труп, - охотно пояснил Петр Алексеевич.
Старосте было на вид лет тридцать пять - сорок. Чувствовалось, что он доволен собой, доволен своим рабским положением, доволен, наконец, тем, что может объяснять свежему человеку непонятные, чудовищные вещи.
- Санька уже живьем сгнил от своих доз. И сам это понимает, поэтому люто ненавидит весь мир, своих двоюродных братьев Григория и Ивана, а особенно своего дядю Михаила Семеновича, который и посадил его на иглу.
- Но зачем он это сделал? - удивился я.
- Затем, что легче угробить таким образом этого малолетнего бандита, чем сделать из него приличного человека.
- Скажете тоже! - возразила Лена. - Просто так получилось. Санька мне сам рассказывал.
- Много ты понимаешь, Ленок, - отмахнулся староста. - Я точно знаю.
В соседнем ряду столов кто-то громко и нечленораздельно заорал. Послышался звон посуды, еще.
- Да я вас всех!.. Я вас!.. - кричал мужик.
К нашему столу шустро подскочил один из парней, участвовавших в нападении на меня. Правда, из второго эшелона, чей черед так и не наступил.
- Петр Алексеевич! - вопросительно воззвал парень, и староста кивнул, соглашаясь.
Парень метнулся к столу с буяном, там ещё что-то разбилось... и вновь воцарилась тишина. Усмиритель с помощником уже отволакивали безвольно повисшее у них на руках тело к выходу.
- Может, у вас есть какие-нибудь догадки об исчезновении Ирины Константиновны? Может быть, кто-нибудь что-то видел?
- Никто из нас ничего не видел, - весело доложил совершенно вошедший в образ старосты Петр Алексеевич. - Вообще припомните пословицу: меньше будешь знать - дольше проживешь. Вы лучше, Иван... Сергеевич, водочки выпейте и вот мясом закусите. У нас тут полное изобилие, мы всем довольны. Ничего не хотим знать. И в Юрьев день, двадцать шестого ноября, за все эти годы так никто и не ушел отсюда.
- Юрьев день? У вас есть Юрьев день?
- Ну а как же! Какие же мы без Юрьева дня крепостные? Все как у людей. В договоре четко прописано, что, ежели в Юрьев день подписавшая сторона, то есть крепостной человек такой-то, не уйдет, договор пролонгируется ещё на год на прежних условиях.
- Так чего же вы тут торчите? - не выдержал я.
- А вы? - немедленно спросил Петр Алексеевич.
Он взял из темноты бутылку и налил мне, потом себе. Довольное упитанное лицо его лоснилось.
- Лучше выпьем. За знакомство. Остальное вы со временем поймете. Вон Леночка вам все объяснит. Почему, Ленок, ты не уходишь в Юрьев день?
- А куда мне идти? На панель? Здесь мне деньги идут, ещё и работу дают. Нет, где я ещё такое найду? Вот и знакомство хорошее можно завести, многозначительно поглядела она на меня. - Давай, Ванечка, выпьем.
- Вот это лучше! Вот это славно! - напутствовал нас староста.
Я не протестовал, и мы выпили. Похрустев огурцом, я возвратился к своим мыслям.
- Не может быть, чтобы человек просто так исчез и никто не заметил. Вас же тут не так уж и много. Наверняка знаете друг друга в лицо. Мне бы хоть какую-нибудь зацепочку.
- Никого мы не видели, ничего не слышали, - равнодушно проговорил Петр Алексеевич.
Он лег бородой на сложенные домиком пальцы и продолжал что-то жевать, отчего лицо его подпрыгивало с каждым движением челюстей.
- А неймется, - продолжил он, - сходи к церкви.
- Петр Алексеевич! - выкрикнула Лена. - Это ночью-то!
- А что? Обзор оттуда хороший. Если на колокольню влезть, то даже сейчас - благо луна как фонарь светит, - можно оглядеться. Если кто незнакомый и встречается у нас, то это из строителей. Всех остальных мы хорошо знаем.
- Петр Алексеевич! - не успокаивалась Лена. - Кто же ночью туда пойдет?
А меня вдруг разобрало любопытство. Ни хитроватое подталкивание старосты, ни даже испуг Лены подействовали - я вспомнил странное ощущение по прибытии сюда, ощущение пристального взгляда, упорного давления неведомого любопытства...
- Я, пожалуй, пойду, - сказал я. - Засиделся в гостях, пора и честь знать.
- Ваня! - просительно сказала Лена. - Ну куда ты пойдешь? Может, останешься? Поздно уже.
- У нас люди гостеприимные, - кивал Петр Алексеевич. - Хотите оставайтесь. Комната найдется.
- Нет, пойду, - решительно отказался я и, обрывая нити, слабо тянувшие меня назад, к Лене, простился и вышел.
ГЛАВА 8
МЕЖДУ НЕБОМ И ПРЕИСПОДНЕЙ
Выйдя из деревни, я пошел обратно по дороге, мысленно соображая, есть ли ответвление, тропинка к стройке? Скоро на самом деле справа вильнула белесая в лунных лучах грунтовая лента, на которую я и свернул.
Через некоторое время кустарник и отдельные группы деревьев отступили назад, и я оказался один среди небольших холмов, с вершин которых - стоило задержаться на травяной макушке холма - видел вдали и стропила колокольни, и озерную гладь. Месяц был от меня довольно далеко над водохранилищем, и в его зыбком свете и в мерцающем, дрожащем блеске воды белел тихо проплывающий прогулочный катер,
казавшийся пустым, однако едва слышно доносилась музыка, были освещены похожие на неподвижные золотые глаза иллюминаторы, и все отражалось в воде струистыми золотыми столбами - катер словно стоял на них. Боже мой, как это было невыразимо прекрасно! И внезапно я пожалел, что не остался с Леной, но тут же приструнил себя: не отвлекайся, церковь близко.
Церковь действительно была близко, она вырастала, вонзаясь луковичным куполом в звездное небо. И я не чувствовал сейчас ничего тревожного. Моя проверенная, в боях испытанная интуиция молчала.
Приблизившись, я огляделся: деревянный строительный забор, широко раскрытые ворота, в которые я и вошел, кирпичные стены, прорезанные луковичными окошками на уровне второго этажа, темный, не завешенный дверью провал входа - все было как-то казенно, скучно, словно строили в Бибиревском районе Москвы. Все пространство этого ещё не освященного места пестрело геометрией светотени от углов строительных блоков, кирпичных куч, деревянных балок. Ветерок стих. Я подошел к входу и прислушался. В темной прохладной глубине звякнуло, мелькнуло что-то
светлое и вдруг с бешеной быстротой огромной серой тенью понеслось на меня - я шарахнулся в сторону, ладонь уже сжимала рукоять пистолета, сердце рванулось и замерло... Сильно задев меня каменным плечом, пронесся и скрылся курагинский дог. Но сердце все ещё билось у горла. И так, с постепенно успокаивающимся сердцем,
ухмыляясь сам себе, я двинулся дальше.
Внутри было темнее, чем я ожидал. Но скоро глаза освоились, и мрак засеребрился отраженным лунным светом. Сквозь ажурные переплетения балок, сквозь амбразуру окон, сквозь незаделанные трещины-щели внезапно полилось сияние. Я догадался, что скрытый до этого облаком месяц засветил в полную силу.
Железная лестница, обвивая прикрепленный у стены столб, вела на самый верх, к колокольне. Свод ещё и не думали возводить, а остов уже сложили. Я решил подняться, благо напутствие старосты касательно обзора сверху запомнилось. Начну с этого.
Железные ступени озвучивали мои шаги; я поднялся до уровня третьего-четвертого этажа, пока не достиг цели. Еще снизу я разглядел, что настил на поперечные балки положен лишь у стен. В квадратные прорехи, видимо, втаскивали колокола, самый большой из которых был метра полтора в поперечнике.
Я выбрался наверх.
Петр Алексеевич не соврал: вид сверху был изумительный. Я бегло осмотрел настил: какие-то ящики в рост человека, сварочный аппарат, доски, штабель арматуры, бухты веревок, концы которых тянулись к языкам колоколов.
И тишина...
Я всматривался в ночь. Совсем близко сиял огнями и отраженным лунным светом курагинский дом. Кусты, дорожки, беседки и маленькие мостки сада казались игрушечными, волшебными... Все пространство этого рукотворного парка узорно пестрело в прозрачной тьме. А дальше, дальше огромное водное пространство, мерцающее звездами и сияющим диском месяца...
Я услышал скрип настила, но очарование ночи и, главное, усвоенное к тому моменту спиртное сделали свое дело: прежде чем я успел повернуться (рука уже выхватывала пистолет из кобуры), затаившийся за моей спиной призрак толкнул меня в спину, и, размахивая руками для обретения равновесия, я сделал шаг вперед, споткнулся, попал ногой в бухту веревки, запутался ступней, потерял опору и... уже летел вниз.