— Учитывая, что… — Она нервно сглотнула. — Что за сорок восемь часов у тебя появилось двое заключенных, ты вряд ли переживаешь о бойфрендах.
— Правильно. — Адам снова опустился в кресло, и ей заметно полегчало. — Знаешь, а ведь это прелюбопытнейшая вещь! У тебя все отнимают, ты сужаешь свой мир до пределов дворца, и вдруг появляется столько времени на размышления.
— Вижу, ты прошел свой собственный путь а-ля «Есть, молиться, любить»[3] и просветлился, — заметила она.
— Не совсем. Просто я много думал о том, что ценно, а что нет.
— И что же для тебя является ценным?
— Выживание в этом мире. Больше ничего. За то, как ты живешь, тебя не наградят, Белль. Помни об этом.
— У тебя хватает наглости высказываться о профессии моего отца, и в то же время ты говоришь, что нравственность не имеет значения?
— Нравственность затрудняет выживание. Когда у тебя ничего не остается, природная потребность дышать поддерживает в тебе жизнь. Когда вокруг все исчезает, у тебя есть лишь вдох и секунды перед выдохом. Иногда ты живешь только ради этого. — Адам оторвал зубами кусок мяса. — Всеми людьми управляют естественные потребности. Не образ жизни, не то, чем ты владеешь.
Она покачала головой:
— Это не про меня. Я люблю книги. И океан. Нагретый солнцем песок, который ласкает мою кожу. — Его глаза сверкнули, и она почувствовала, что краснеет. — Это гораздо ценнее выживания. Потому что придает жизни смысл.
Адам невесело рассмеялся:
— Ты удивишься, но когда я смотрю по сторонам, то вижу смысл в своем существовании и одновременно не вижу никакого. Меня окружает пустой, мрачный, безжизненный дворец. Когда у меня болит каждая кость в теле и я едва встаю с кровати, то спрашиваю себя: «Почему я до сих пор дышу?» И ответ не в книгах и не в песке.
— А в чем? — вырвалось у нее.
— Я слишком упрям, чтобы сдаться смерти. — Он встал. — Все, я закончил. Пойдем, провожу тебя в твою комнату.
— Не стоит.
— Стоит! — безапелляционно сказал он. — По дороге я расскажу несколько основных… правил.
Белль разозлилась. Она не привыкла действовать по чьей-то указке. Отец воспитывал ее иначе. Частенько он не знал, как обращаться с маленькой дочкой, но он ее любил, и Белль старалась доставлять ему как можно меньше хлопот, видя его старания. Она помнила, как ей жилось с матерью.
С папой было вольготнее. Он старался никогда ее не критиковать. Она сама выбирала себе ужин, одежду, решала, куда пойти вечером и когда остаться дома.
И этот самодур-принц решил, что она примет его правила? Нет, этого не будет из принципа!
Закусив губу, Белль промолчала. В ее сердце все-таки прокрался страх. Она ведь точно не знала, какой он человек. Не знала, на что он способен.
Смириться будет трудно. Удары судьбы обрушивались на нее один за другим. Но если бы она получила все сразу, то тут же сошла бы с ума.
— Если проголодаешься, скажешь Афине, и она тебя покормит, — начал он.
— А нельзя мне самой приготовить себе еду?
— Нет, — буркнул он.
— Ладно… Я не удивлена.
Белль поплелась за принцем по длинному коридору к лестнице.
— Там выход к саду, — сказал он, указывая налево. — Можешь исследовать всю территорию дворца, залы и библиотеки для тебя открыты. Но только не мои покои.
— Ясно, — пробормотала она, немного успокоившись. В его покои ее не тянуло.
— Я живу в восточном крыле.
— Один занимаешь целое крыло?
Он приподнял бровь:
— Мне необходимо много личного пространства.
Адам отвернулся, продолжая путь. В его непримечательной фразе скрывалось больше смысла, чем он предполагал. Он поглощал собой не только все пространство, но и сам воздух помещения, где бы ни находился.
— Может, все-таки вернешь мне телефон? Очень нужно позвонить.
— Пока это невозможно, — отрезал он. — У меня своя политика, у тебя своя. И наши убеждения не должны пересекаться, — безжалостно продолжил он.
— Значит, ты намерен держать меня в отрыве от всего мира?
— Это не так ужасно.
Белль вдруг осенило, что она вынуждена жить с человеком, который не покидал своего дома несколько лет. Адам никак не мог понять, что изоляция не всем нравится. Потеря человеческого облика его не волновала. Ему было невдомек, что Белль может хотеть большего. Что ей необходимо нечто большее.
Здесь можно умереть с тоски, а этот феодал даже не заметит, что с тобой что-то не так.
— Мне нечего надеть, — призналась Белль.
Когда они подошли к ее спальне, она поняла, что не взяла с собой одежды. На ней были те же джинсы и кофта, в которых она вчера села в самолет.
— Я что-нибудь раздобуду. Завтра принесут. А сейчас ничем не могу помочь.
— Но… Мне не в чем спать.
Он скользнул по ней жарким взглядом.
— Так спи голой. Бери с меня пример.
Ее воображение услужливо нарисовало его обнаженное тело. Интересно, как далеко протянулись его шрамы? Его кожа изранена полностью или только частями?
Ее охватили странные ощущения, от которых кожа покрылась мурашками.
Адам пристально смотрел на Белль. Между ними словно вспыхнули искры. Она вдруг четко осознала, сколько силы и самообладания потребовалось от него, чтобы запереться здесь.
— Удаляюсь, — бросил он и повернулся.
Ей почему-то захотелось его остановить, чтобы продлить приятный момент. Она на несколько мгновений замерла.
Принц покинул ее спальню и зашагал по коридору, а Белль с облегчением выдохнула, даже не заметив, как задержала дыхание. Потом бросилась запирать дверь, хотя зачем? У тюремщика ключи все равно найдутся.
Белль прижала руки к груди, надеясь унять бешено бьющееся сердце, всхлипнула, и по ее щеке скатилась слеза. Она рухнула на кровать. Одна, совсем одна… Ни папа, ни Тони не знают, где она находится.
И до них тоже не добраться. Помощи ждать неоткуда. Придется доверить себя мужчине, который посадил ее в клетку.
Этому увечному и необыкновенно красивому мужчине, от которого всегда веяло холодом.
Белль зажмурилась, стараясь поскорее уснуть. Мысли закружились в безумном вихре, но его мрачные глаза следили за ней неотрывно. Черные глаза на израненном лице были окнами в его израненную душу.
Адам не давал ей покоя.
«Я представлю тебя миру как свою фаворитку».
Внизу ее живота вдруг появилось приятное тепло. И прежде чем погрузиться в сон, она подумала, что это не похоже на страх… И на гнев… Чувство было какое-то неизвестное.
И признавать его она отказывалась.
Глава 4
Замок преобразился. Неужели из-за девушки, которая в нем поселилась? Адаму не хотелось придавать ей такую значимость. Во дворце часто бывали женщины: гости или члены персонала, которых он старался избегать. Больше десяти лет у него работала Афина.
С появлением Белль ничего не должно было измениться. Но он ощущал ее присутствие даже в воздухе. Адам усмехнулся. Видимо, Филип попал в точку. Из-за своей изоляции он начал потихоньку съезжать с катушек.
Настолько привыкнуть к дворцу, чтобы чувствовать каждого нового человека… Да, это попахивало безумием.
Хотя гораздо безумнее было охватившее его возбуждение, когда вчера вечером он дотронулся до Белль. Совершенно зря. В нем проснулись эмоции, которых он никогда не испытывал.
Впервые на своей памяти принц почувствовал себя неприкаянным. Обычно он занимался своими делами, не покидая стен замка, или, если ему хотелось сменить обстановку, в саду. Часто также он занимался физкультурой.
Сейчас все изменилось. И перемены его не радовали.
Адам бродил по дворцу, и, завидя его, слуги прятались кто куда. Он как будто излучал свое плохое настроение.
Если бы появились неотложные государственные дела, Фос о них бы уже сообщил. Но советник не приходил, а значит, работы не предвиделось.
Адама это страшно разозлило.
Мимо прошмыгнула служанка, и он остановил ее взглядом.
— Принесите кофе в библиотеку! — скомандовал он.
— Простите, ваше величество, но кофе уже там, — пролепетала она, поклонившись.
— С чего вдруг?
— Это для леди… Афина распорядилась подавать ей еду, где бы она ни находилась.
Ну конечно! Домоправительница решила перехватить у него бразды правления!
— Вы поступили правильно, — успокоил он служанку. — Можете идти.
Адам направился в библиотеку. И увидел там Белль. Она сидела в кресле, поджав под себя ноги. Одежду со вчерашнего дня она так и не меняла. Точно, ей же нечего надеть. Надо будет проследить, чтобы ей подобрали наряды.
Девушка увлеченно читала книгу и не заметила, как он вошел.
— Наслаждаешься чтением?
Белль подпрыгнула на месте и подняла на него круглые от удивления глаза.
— Как видишь, — процедила она. Ее бледные щеки порозовели. Неужели от смущения? Или от злости? Скорее, от злости.
— И о чем там?
— Тебя не заинтересует. — Она захлопнула книгу, зажав палец между страницами, склонилась над столиком у кресла и взяла чашку.
На столе стояли еще одна чашка и графин. Адам налил себе кофе.
— Мне сказали искать здесь и тебя, и кофе.
— Судя по всему, ты нас нашел. — Она покосилась на него и задумчиво прижалась губами к краю чашки. — Ты сам говорил, что я могу заходить куда угодно, только не к тебе.
— Верно.
— Тогда почему ты ходишь по дворцу с недовольным видом? Ты сам меня здесь запер.
— Да, agape, а ты сама предложила сделку. Так что не возмущайся. Я твою просьбу исполнил.
— Лучше бы ты нас обоих освободил.
Адам засмеялся:
— Ну, нет, так не пойдет. Думаешь, я буду поступать определенным образом только потому, что это правильно?
Адам давным-давно потерял связь между правильными и неправильными поступками и решениями.
И ни одна Дюймовочка не посмеет его учить. Она не знает, что он за человек, какая у него жизнь. Какой на нем лежит груз, который очень скоро его раздавит.
Нужно вернуться к лучам славы. Чем дольше Адам раздумывал над словами Филипа, тем больше убеждался в том, что друг действительно предлагал отличный вариант.