– Черт! – ругаюсь я, начиная салфетками оттирать лицо.
Тишину комнаты нарушает писк телефона.
Новое сообщение от Кевина: «Я могу за тобой заехать, мне по пути».
Ему не по пути. Совсем не по пути. Даже при условии, что я бы сейчас находилась в своей квартирке, Кевину пришлось бы совершать приличный крюк, потому как живет он в Джерси-Сити, и для того, чтобы попасть на Манхэттен, он каждый день пересекает Гудзон.
Заботливый Кевин – это мило, это приятно. Но когда он переходит границы, пытаясь контролировать меня, я вновь вспоминаю, почему еще шесть лет назад держала дистанцию в наших с ним отношениях и, не раздумывая, приняла предложение Ника встречаться. Возможно, в те дни я сделала этот выбор отнюдь не из чувства влюбленности, а из-за банального желания воздвигнуть между мной и Кевином стену.
«Не беспокойся. Я доберусь сама».
11Глава
Я опоздала. Когда вхожу в «Грустную панду», то буквально замираю на пороге, пытаясь найти глазами знакомое лицо. Все столики в заведении заняты шумными компаниями. В помещении стоит такой разноголосый гул, что я даже не сразу могу различить приветливое обращение девушки-хостеса.
Когда ей удается перехватить мой взгляд, это кажется настолько неожиданным, что я вздрагиваю.
– Простите, свободных мест нет.
– Ясно, но меня ожидают, – рассеянно бормочу я, продолжая шарить взглядом по залу ресторана.
Кевин сидит за дальней колонной, рядом с пестрой занавеской, вероятно скрывающей вход на кухню, и приветственно машет мне рукой. У меня с губ слетает вздох облегчения.
– Мой друг сидит вон за тем столиком!
Не дожидаясь ответной реплики от девушки, я уверенным шагом начинаю маневрировать между круглыми столами, прокладывая себе путь к цели.
Когда я подхожу к столу, Кевин уже стоит на ногах, он притягивает меня к себе, и на миг я ощущаю легкое покалывание его щетины на своей щеке.
– Рад тебя видеть, – почти шепотом говорит он, глядя на меня из-под нависших бровей. – Второй раз за неделю, я могу привыкнуть.
– Не стоит, ты же знаешь, какой у меня плотный график, – парирую я, неловко улыбаясь.
Покончив с игривым приветствием, Кевин переводит взгляд на мужчину, что все это время сидел за столом, но при этом оставался для меня в тени.
– Знакомься, это мой хороший друг Нортон Клаттерстоун, – представляет мне его Кевин. – А это…
– Дженифер Рид, и, полагаю, я тоже хороший друг Кевина, – говорю я, наблюдая, как мужчина запоздало поднимается из-за стола, протягивая мне руку для приветствия.
На фоне широкоплечего высокого и, более того, одетого во все черное Кевина фигура Нортона кажется какой-то нескладной и тщедушной: взъерошенные волосы каштанового цвета, маленькие зеленые глазки с опущенными внешними уголками, реденькие усы, которые придавали бы мужественности парню-подростку, но никак не взрослому мужчине с заметной сединой на висках. Дополняют нелепый образ ямочки, которые появляются у него на щеках, когда он, улыбаясь, смотритмне в глаза. Однако, несмотря на всю эту очевидную несуразность, рукопожатие у него твердое и быстрое.
– Наслышан, – отвечает Нортон неожиданно низким и глубоким баритоном, после чего снова садится на свое место. – Если я правильно понял, вас заинтересовало дело Пола Морриса. Это довольно неожиданно, учитывая тот факт, что я собираюсь его закрывать. Считаете, тороплюсь?
Еще один сюрприз, к которому я оказалась не готова. Если бы мне пришлось составлять психологический портрет Нортона Клаттерстоуна, опираясь на его внешность и мимику, я бы охарактеризовала его как неуверенного человека, предпочитающего сидеть в стороне и отмалчиваться в беседе, предлагая другим высказаться первыми. А потому, едва взглянув на него, я решила, что легко смогу взять инициативу в этой встрече на себя.
Ошиблась. Снова. И в который уже раз за последнее время?
Мы с Кевином тоже садимся за стол. Он на свое место, напротив Нортона, а я в торец стола, оказываясь в самом центре.
Снова оценивающе смотрю на него, пытаясь понять, доводилось ли нам встречаться прежде. Фраза «наслышан» в его устах звучала отнюдь не как комплимент.
– Я так не говорил! – заполняет неловкую паузу Кевин. – Я сказал, что у Джен есть некоторые соображения, которые могут быть тебе полезными. Прекрати эти свои идиотские шуточки.
– Какие могут быть шутки? На кону моя репутация, поэтому для меня это уже дело чести, – ровным голосом басит Нортон, после чего снова упирается в меня своими маленькими зелеными глазами. – Ну так что, вы думаете, я ошибаюсь, считая это дело несчастным случаем?
– Не знаю, – честно признаюсь я. – А вы думаете, ошибаетесь?
Улыбка Нортона становится шире, чем в момент нашего знакомства. Я вижу ровные ряды маленьких белоснежных зубов, а в следующий миг напряженную тишину, внезапно нависшую над нашим столиком, разрезает его глубокий отрывистый смех. Звучит он фальшиво.
– Я думаю, что вы зря тратите мое и свое время, а еще понапрасну пудрите голову моему другу.
– Норт, кончай кошмарить! Я же сказал, она друг. Мы просто хотим поговорить, – раздраженно встревает Кевин.
Нортон бросает на него косой взгляд, продолжая удерживать меня в поле своего зрения.
Мне не впервой сталкиваться с таким непринятием со стороны детективов. Когда меня представили парням из десятого участка, Кевин был чуть ли не единственным, кто не смотрел на меня с пренебрежением. Хотя, вероятно, виной тому было отнюдь не уважение к моей профессии, а скорее интерес ко мне как к девушке. Но это я поняла несколько позже.
В отношении же Нортона Клаттерстоуна нет никаких сомнений: в моем лице он видит если не врага, то как минимум соперника. И он это сразу дал мне понять: на кону его репутация, ведь это его дело.
– Да я и не пытался! – хмыкает Нортон. – Не узнаешь меня, да? А вот я не забуду то, как ты завалила нам все дело в две тысячи четырнадцатом году.
Я напрягаюсь. Взгляд туманится, в ушах шум, и отдаленным, едва различимым эхом я слышу колкие ремарки Нортона: «Мы могли его поймать до того, как он ее убьет», «Мы могли ее спасти», «Он с самого начала был в узком круге подозреваемых, но он не подходил под твой чертов профиль убийцы!».
Мне трудно дышать. Я закрываю глаза. Я знаю: все, что он говорит, правда. И в смерти той девушки виновата я и только я.
Это было мое первое и последнее дело, над которым я работала не как стажер ФБР, а как полноправный участник расследования. К тому моменту, как я подключилась к этому делу, серийный убийца по прозвищу Профессор успел похитить и убить по меньшей мере трех студенток Колумбийского университета.
Мне было с чем работать, и я легко составила портрет убийцы, а также выделила общие черты жертв. Именно эти данные помогли спасти его потенциальную жертву номер пять. Но случилось 25 октября, и я сорвалась. Я полетела в пропасть. Во мрак. И утащила за собой все, что только могла: людей, которых любила, привычки и образ жизни и, разумеется, работу.
Одри Зейн умерла по моей вине. Она в итоге и стала пятой и последней жертвой Профессора. Если бы не я, его могли поймать раньше. Если бы не я, Одри осталась бы в живых. И я всегда буду это помнить. Я всегда буду испытывать это раздирающее чувство вины.
– …ты ради этого сюда пришел?.. какого хрена? – долетают до меня обрывки гневных реплик.
Я открываю глаза и вижу только почерневшее от злости лицо Кевина. Пять лет назад он тоже был на моей стороне – и это чуть не стоило ему карьеры.
– Да, вы правы, – выдыхаю я, заставляя Кевина остановиться на полуслове. – Что бы я сейчас ни сказала в свое оправдание, это уже никак не изменит того, что произошло. Я ошиблась, и этот промах стоил Одри Зейн жизни.
Я поворачиваюсь к Нортону и смотрю ему прямо в глаза. Взгляд его стал еще более острым и колючим.
– Как легко! Промах, и все, а на кону вообще-то была человеческая жизнь!
– Норт, прекрати, или я не посмотрю на то, что мы друзья, – шипит Кевин. – Не трогай ее, иначе будешь иметь дело со мной!
Нортон откидывается на спинку своего стула. Опускает голову и тихо хихикает.
Я не свожу с него глаз, подмечая, как напряжено его тело, как проступают вены на шее. Он не смеется, а насмехается.
– Хорошо, я весь внимание. Что у вас есть? – спрашивает он, глядя на меня исподлобья.
Он смотрит с вызовом, но на этот раз ему меня уже не смутить. Я готова дать ему отпор.
– Я считаю, что смерть Пола Морриса – хорошо спланированное и блестяще исполненное убийство.
– То есть, по-вашему, собака может тщательно планировать, а потом блестяще исполнять свое нападение? Пусть будет так, – щелкает языком Нортон, складывая руки на груди. – Это все?
Его высокомерие выводит меня из себя. Мысли путаются.
– А у вас не было мысли, что собака – это просто орудие? Вы же опытный детектив, что, если собаку кто-то просто натаскал? Или же ее вовсе подменили? Что, если у вас в клетке сидит не Рокки, а какой-то другой пес?
– Нет и не было никакого другого пса. Пес всегда был один, и он у нас. И это, без сомнения, тот самый Рокки. Мы не идиоты. Была проведена экспертиза!
К нашему столику подходит официантка и ставит перед Нортоном заказанный им ранее двойной эспрессо.
– Кев, и вот ради этого цирка ты меня сюда позвал? Мне что, по-твоему, в выходной день заняться нечем?
– Просто послушай.
– Я и так сделал тебе большое одолжение, согласившись прийти сюда, но слушать весь этот бред?..
– Потеря родителей в возрасте пяти лет не может пройти бесследно, как и два последующих года скитаний от одной приемной семьи к другой. – Я начинаю раскладывать перед ним портрет Пола Морриса. – Это травмы, которые могут привести к самым разным последствиям и поведенческим сценариям. В нашем случае они привели к тому, что Пол вырос замкнутым и недоверчивым человеком, привыкшим хранить свои личные привязанности и переживания глубоко внутри. Поэтому в прессе нет ни одного упоминания о его личной жизни, а между тем у него была девушка.