И вот теперь только за последние две недели я вижу его уже во второй раз. Это не может быть простым совпадением.
– Какого черта ты здесь делаешь? Это снова какая-то нелепая подстава? – возмущаюсь я, когда он подходит настолько близко, чтобы встать под купол моего зонта.
– Нет, я зашел купить что-нибудь сладкое. – Ник виновато улыбается, показывая бумажную коробку, которую укрывал от дождя под курткой. Мокрый капюшон липнет к голове, и капли воды катятся по лицу. – А ты снова на ужин со своим копом?
– Тебя это не касается.
– Даже так?! У вас все серьезно?
– Мне пора.
Я собираюсь уйти, когда Ник хватает меня за руку.
– Зачем ты так? Я ведь тебе не враг.
– Ты прошлое, которое уже не вернуть, – отвечаю я, переводя взгляд на его руку, сжимающую мою.
– Нет ничего невозможного, было бы желание. Ты дала второй шанс всем, но не мне. Что я такого сделал? Джен, я ведь готов был на все ради тебя.
– Закрыть глаза и притвориться, что ничего не было? Это, в твоем понимании, готов на все?
– Зачем ты снова все искажаешь? Я ведь не это сказал.
– Ты так много всего мне наговорил. Я устала от слов, – почти кричу я, пытаясь быть услышанной во внезапно разразившейся какофонии звуков: музыкальных аккордов, доносящихся откуда-то слева, воя сирен, долетающего откуда-то снизу, и, конечно, шума дождя, который продолжает хлестко стучать по натянутой ткани зонта. – Давай оставим все как есть.
– Я не могу тебя снова потерять.
– Я не твоя собственность. Никогда ею не была и не буду, – я дергаю руку, наконец вырываясь из его тисков.
– Я хочу просто поговорить. Одна встреча.
Ник придвигается ближе. Свободной рукой он сжимает рукоятку зонта. Я заставляю себя посмотреть ему в глаза, прежде чем отказать. Но вместо этого каким-то не своим голосом отвечаю:
– Хорошо. Только эта встреча ничего не изменит.
– Поживем, увидим, – выдыхает Ник, широко улыбаясь, на щеках его появляются совершенно немужественные ямочки.
Немного сутулясь, он делает шаг назад, пряча под курткой заметно помявшуюся коробку с ярким оранжевым логотипом пекарни. Что бы ни находилось внутри, едва ли оно переживет этот жуткий ливень.
Я поднимаю глаза и вижу, как по лицу Ника снова начинают стекать дождевые ручьи. Он прикладывает ладонь козырьком ко лбу, продолжая смотреть на меня.
Я знаю, что должна развернуться и молча уйти, я и так уже сказала много лишнего. Но вместо этого делаю шаг вперед и протягиваю ему зонт.
– Возьми, ты весь промок. Я уже на месте.
Едва его рука смыкается вокруг рукоятки зонта, как я быстро выбегаю под дождь и, преодолев расстояние в несколько шагов, тяну на себя входную дверь ресторана.
Я нахожу маму сидящей за столиком у окна, и встречает меня она теплой обезоруживающей улыбкой. Я наклоняюсь и нежно целую ее в щеку в знак приветствия, вдыхая сладкий аромат ее парфюма, а также лака для волос, которым она щедро орошает свою голову всякий раз, когда выходит из дома.
Мама отвечает мне поцелуем, и я чувствую легкое похлопывание ее руки у меня на спине, прежде чем выпрямляюсь и занимаю место напротив. Одного взгляда в окно становится достаточно, чтобы удостовериться в том, что у нашей случайной встречи с Ником был как минимум один неравнодушный свидетель.
А действительно ли эта встреча была случайной?
– Это ты снова подстроила, да? – спрашиваю я, бросая на колени салфетку.
Это простое действие помогает мне не только занять руки, но и опустить голову, чтобы не пригвоздить маму свирепым взглядом.
– Ты пытаешься меня в чем-то обвинить? – вопросом на вопрос отвечает она, поднимая бокал с белым вином.
– Просто ответь на вопрос.
– Добрый вечер, вы готовы сделать заказ? – вклинивается в нашу беседу официант.
Бросаю беглый взгляд на меню, что лежит передо мной, хотя и без этого прекрасно знаю, что едва ли нарушу свои привычки.
– Мне, пожалуйста, луковый суп и салат с копченой курицей, – говорит мама, делая глоток вина.
– Салат с тунцом и лингвини маринара, а еще можно мне тоже бокал белого вина, – говорю я, передавая официанту меню.
Он кивает, мгновенно удаляясь.
– Если ты спрашиваешь про Ника, то можешь не тратить зря время, пытаясь убедить меня в том, что он тебе не пара. За что ты продолжаешь себя наказывать? Ты же светишься рядом с ним.
– Даже так. А ты у нас эксперт по свечению?
– Джени, я ведь с тобой как со взрослым человеком говорю.
– Здорово, только в таком случае можешь это делать не с позиции родителя, а с позиции такого же взрослого?
Мама хмурит брови, после чего делает еще один глоток вина.
– Поговори со мной как с равной, – поясняю я. – Как взрослый человек со взрослым человеком.
– Снова какие-то твои идиотские приемчики?
– Нет. Я просто обратила внимание на нестыковки в твоих словах. Ты называешь меня взрослым человеком, но при этом отказываешься принимать мой выбор, отказываешься уважать мою позицию. А так обычно поступают авторитарные матери по отношению к своим детям, которые, как им кажется, не дотягивают до какого-то их внутреннего идеала.
– Что за глупости! – фыркает мама, отворачиваясь к окну.
– Действительно, не лучшее начало для пятничного вечера, – примирительно говорю я, улыбаясь. – Давай попробуем сначала.
– Только теперь начну я, – бойко соглашается мама, вновь глядя мне в глаза. – О чем вы говорили с Ником?
Я кусаю губу, качая головой. Глупо было ожидать, что она так легко сдастся.
– Если это что-то личное, конечно, не рассказывай, но…
– Между мной и Ником нет ничего личного, – перебиваю ее я резче, чем хотелось бы. – Между нами вообще ничего нет и быть не может. В сотый раз прошу тебя, забудь о нем. В одну реку не войти дважды.
– Вода камень точит, – парирует мама, салютуя мне своим бокалом вина. – Я тоже знаю поговорки.
Напряженное молчание нарушает появление официанта. Тарелки с ароматными блюдами и закусками, занимающие всю поверхность стола, точно невидимый мост, брошенный через зияющую между нами пропасть непонимания. Но верно говорят, во время еды даже собаку оставляют в покое.
Какое-то время мы молча наслаждаемся сочетанием вкусов, взрывающихся у нас на языках. Отправляя в рот первую ложку супа, мама блаженно закатывает глаза, и я замечаю, как уголки ее губ приподнимаются от наслаждения. Моя паста тоже весьма хороша, как и всегда, но все же не такая сочная и вкусная, как в прошлый раз.
– Ты мне не доверяешь, как прежде, да? – внезапно нарушает нашу благодатную тишину мама, промокая губы бумажной салфеткой.
– Не поняла.
– До меня дошли слухи, что ты снова вернулась к работе с полицией. Не знаю уж, в каком статусе, но, очевидно, ты как-то участвуешь в поиске убийцы.
– Полагаю, слухи эти до тебя дошли не раньше прошлой пятницы, и ты все это время молчала? И кто после этого кому не доверяет? – парирую я, сделав внушительный глоток из своего бокала.
– Я хотела, чтобы ты сама мне обо всем рассказала, но ты молчишь, поэтому я спрашиваю.
– Ясно. Твой информатор ошибся, я просто встречалась со своим старым другом. И не надо делать такие глаза, мы просто друзья. Если в моей жизни что-то вдруг изменится, обещаю, ты об этом узнаешь первой, – говорю я, наблюдая, как мамины брови, секунду назад взлетевшие вверх от любопытства, медленно возвращаются на свои прежние места.
– Мне вчера звонил Винсент, – неожиданно говорит мама. – Они хотят приехать к нам в это воскресенье.
– Чего это вдруг? Он сам придумал этот дурацкий график посещений, так пусть соблюдает!
– Джени, он очень просил меня с тобой договориться. Он сказал, что у них для нас есть новость, – немного наклоняясь вперед, заговорщическим шепотом говорит мама. – Видимо, хотят официально сообщить, что мы скоро станем бабушкой и дедушкой в третий раз.
– Или же у них какая-то другая, не менее важная, новость, которая отчего-то не может подождать еще недельку, – скорчив рожицу, отвечаю я, накручивая на вилку новую порцию пасты.
– Вот в воскресенье мы и проверим, – улыбаясь, сообщает мама, выпрямляя спину и слегка задирая подбородок. – Спасибо, милая, что согласилась.
Я молча киваю, отправляя в рот очередную порцию лингвини.
Все, что ни делается, – все к лучшему.
17Глава
Оставшаяся часть ужина с мамой прошла в удивительно легкой и милой атмосфере. Так, как не бывало уже много лет. А потому, если бы не вечернее ток-шоу с Синди Вуд, пропустить которое мне никак нельзя, я бы согласилась еще и на порцию мороженого.
Неделю назад, обращаясь к ней за помощью, я ни на что особо не рассчитывала. Она – телеведущая, известная на всю страну своим острым языком и бестактными вопросами, а он (гость, которого я предложила для ее очередного скандального эфира) – известный хирург, в чьем грязном белье охотно ковыряются не только детективы, расследующие трагическую кончину его приемного сына, но и клиенты, мечтающие отсудить у него внушительные денежные компенсации за неудачные операции.
Я бы на его месте наотрез отказалась, но не все могут похвастаться такой стойкостью перед чарами самой Синди Вуд, ну и, разумеется, рекламой на одном из главных каналов страны.
Я высыпаю в миску только что приготовившийся попкорн и, прихватив с собой банку колы без сахара, устраиваюсь перед телевизором как раз в тот момент, когда в студию, под громкие овации гостей в зале, входит Коллин Моррис. Улыбаясь на камеру, он приветливо машет рукой, направляясь к мягкому красному креслу в центре зала.
Даже через экран я чувствую его уверенность и спокойствие, оно и неудивительно, ведь темой эфира Синди выбрала: «Как отличить подлинную красоту среди засилья обмана. История Коллина Морриса».
Безопасная тема, в которой такой опытный и титулованный хирург, как он, чувствует себя не просто раскрепощенным, но настоящим королем.
Последний раз, когда я внимательно смотрела ток-шоу Синди, был…