23Глава
Мы с отцом сидим на заднем дворе и пытаемся закончить игру в шахматы, которую начали несколько минут назад. Обычно он всегда очень внимателен и сконцентрирован, но сегодня уже на пятом ходу мне удалось поставить ему шах. Этого оказывается достаточно, чтобы я снова окинула его придирчивым взглядом, с облегчением подмечая, что он не похудел, цвет кожи не изменился, да и в глазах нет ни тоски, ни грусти сожалений.
– Все хорошо? – все же спрашиваю я, не в силах унять волнение внутри.
– Да, – отвечает отец, не отрывая глаз от доски. – Но, кажется, я проигрываю.
– Не говори глупостей. Ты победитель по жизни.
– Ну это мы скоро увидим, – отзывается он, плотнее кутаясь в свой плед, как раз в тот момент, когда двери дома открываются и на площадку внутреннего двора выбегают двое маленьких сорванцов.
От одного взгляда на них у меня замирает сердце, я забываю дышать. Фотографии, мимо которых я ходила столько лет, поднимаясь и спускаясь по лестнице в родительском доме, внезапно ожили.
Мальчики подбегают к моему отцу, вскарабкиваются к нему на колени и радостно целуют в щеки. Я ловлю на себе их любопытные взгляды, но нахожусь в таком оцеплении, что боюсь пошевелиться, боюсь все испортить.
– Дэни, Лео! – различаю я звонкий и незнакомый женский голос.
В голове пульсирует только одно имя: Лия. Я оборачиваюсь и вижу, как на террасу выходит высокая блондинка в вязаном кардигане и лосинах. Такая же красивая и улыбчивая, как на свадебных фотографиях, которые я жадно разглядывала, сидя на этом же месте три года назад.
– Добрый день, простите, мы не хотели вам мешать.
«Мешать?» – эхом проносится в мыслях, и я запоздало понимаю, что она имеет в виду нашу недоигранную партию в шахматы.
– Ерунда, – наконец выдыхаю я, поднимаясь со своего кресла. – Мы до сих пор незнакомы, я Джен…
– Я знаю, Винсент часто про вас говорит, – с той же мягкой улыбкой произносит Лия, после чего подходит ближе и ловким движением подхватывает на руки одного из мальчиков. – Это наш Леонард, а вон тот сорванец, который уже сделал свой ход конем, – Дэни. Ну а я…
– Лия, жена моего брата. У вас замечательные детки.
– Спасибо, но дай им полчаса, и они покажут все, на что способны. Правда, тогда ты, вероятно, не будешь к ним так благосклонна.
– Глупости, – отвечаю я, взяв Леонарда за маленькую пухлую ручку. – Привет, малыш, я твоя тетя, и я разрешаю тебе делать все, что ты захочешь.
– Лия, тебе нельзя поднимать тяжесть, – ругает ее отец и тут же продолжает игру с внуком: уворачивается от фигуры ферзя, которым Дэни пытается постучать ему по голове. – Нападать, значит, вздумал, а я тебе сейчас покажу. Покусаю тебя, поросенка!
Я вижу, как мой папа, сияя от счастья, начинает щекотать своего внука и пытаться укусить его за бочок. Парнишка крутится из стороны в сторону.
– Деда, перестань, нет, еще, хватит, – путается в словах и желаниях малыш, заливаясь озорным смехом.
– Возьмешь его, а то он тоже начнет атаковать Гари, но, боюсь, с двумя он уже не справится? – спрашивает Лия и тут же передает мне в руки Леонарда.
Я неумело беру его на руки, прижимаю к себе и делаю жадный вдох. Как я и представляла себе, от моего племянника пахнет молоком и карамельными ирисками.
– А у тебя хорошо получается для первого раза. Он даже не плачет.
– А ты где была? – спрашивает меня Леонардо, внимательно разглядывая. – Тебя принесло ветром?
– Что-то вроде того, – отвечаю я, не переставая любоваться его очаровательной мордашкой. В жизни они еще больше похожи на Винсента.
– Ах вот вы где! – раздается за спиной знакомый мужской голос, от звука которого у меня перехватывает дыхание.
– Здесь не так ветрено, как на улице, идем к нам, – заполняет неловкую паузу Лия.
Неожиданная встреча с детьми и последующее знакомство с Лией настолько меня взволновали, что я даже не подумала о том, что раз они все здесь, то где-то там в глубине дома находится и он… мой брат. И вот теперь он стоит позади, и я чувствую на себе его пронзительный взгляд.
Леонардо вырывается у меня из рук, вероятно, желая поскорее присоединиться к Дэни в его неравном бою с дедом, а потому, опустив его на пол, я медленно оборачиваюсь.
Встреча с Винсентом неизбежна, но я не думала, что это будет так.
– Привет, – сквозь зубы говорит он, глядя мне в глаза. – Не знал, что ты тоже будешь.
Слова комом стоят в горле, а потому я просто смотрю на него, подмечая новые морщины на лбу, суровость во взгляде. Мы не виделись больше четырех лет, за которые он успелмногое: возмужать, жениться, стать отцом… а я… я научилась носить короткую стрижку и замыкаться в себе.
– О, вы уже встретились! – радостно подмечает мама, выглядывая из-за спины Винсента, верно просчитав момент своего появления: дав нам достаточно времени, чтобы пережить первый шок, но при этом не настолько много, чтобы мы успели вспомнить старые обиды и вцепиться друг другу в глотки. – Курица на столе, пирог будет готов через десять минут. Так что воздухом подышите после, живо за стол!
Обед прошел в неловких беседах и долгих напряженных паузах, нарушаемых беспрерывным щебетанием мальчиков. Мороженое мама предложила поесть в гостиной, вероятно полагая, что смена обстановки поможет нам наладить диалог, который оборвался больше четырех лет назад, однако и сейчас, сидя в кресле напротив Винсента и ковыряя ложкой свой шарик ванильного, я ощущаю, как увеличивается пропасть между нами.
– Давай выйдем, пройдемся по району? – неожиданно предлагает мне Винсент, ставясвою пустую креманку на стол.
Мама бросает в нашу сторону тревожный взгляд, но, вопреки сегодняшней чрезмерной болтливости, хранит молчание.
– Давай попробуем, – соглашаюсь я, вставая с кресла.
Подзываю к себе мальчиков и, крепко обняв каждого, жадно вдыхаю их аромат, словно пытаясь навечно сохранить его в памяти. Кто знает, когда еще у меня получится вот так случайно встретиться с ними?
– Было приятно познакомиться, надеюсь, мы еще увидимся, – нарушает гнетущую тишину Лия, верно истолковав мои мысли.
– Спасибо. Была рада вас всех наконец увидеть, – отзываюсь я, после чего надеваю свое пальто и вслед за Винсентом выхожу за дверь.
Мы молча идем по дороге, шелестя сухой разноцветной листвой. Солнце клонится к закату, но воздух еще ласкает кожу своим теплом, и только резкие порывы холодного пронизывающего ветра напоминают о приближающейся зиме.
Больше четырех лет назад Винсент так же вытащил меня на улицу, но в тот день, едва мы успели повернуть за угол, он начал на меня орать, искусно подбирая такие эпитеты, которые не только больно резали слух, но и камнем падали в душу.
«Эгоистка», «психопатка», «истеричка» – самое мягкое, что я тогда услышала в свой адрес, когда он обвинил меня в том, что своей затянувшейся депрессией и необузданной одержимостью найти ублюдка я порчу жизнь не только себе, но и родителям.
Отчасти Винсент был, конечно, прав, я понимала это и тогда. Но было в его речи и то, что я не смогла принять и спустя годы: категоричность и резкость, лишившие меня возможности сказать хотя бы слово в свое оправдание. Он точно вынес мне приговор, без права последнего слова. Тогда мне казалось: он просто не выдержал и сорвался, я верила, что скоро он попросит прощения, и все будет как прежде, но вместо этого он заблокировал мой номер телефона и создал идиотский график посещений родительского дома. Он лишил нас возможности вести диалог, и теперь, столько лет спустя, глядя на него, я снова чувствую не только горечь обиды, но и растерянность.
Я не знаю, как с ним говорить. Что нужно сказать, чтобы он вновь увидел во мне свою любимую сестренку, а не «эгоистку» и «психопатку», отравляющую жизнь всем вокруг.
Мы огибаем жилой массив в тотальной тишине, и только когда Винсент сворачивает с главной дороги, я понимаю, что мы направляемся к школе Святого Патрика. В стенах этого одноэтажного здания из красного кирпича прошли наши с Винсентом школьные годы.
– Она сказала мне, что ты улетела с Джесс отдыхать, – нарушает тишину Винсент, когда мы устраиваемся на скамейке возле футбольного поля.
– Нет, – с облегчением выдыхаю я. Всю дорогу сюда я не знала, что сказать ему, как нарушить это молчание длиной в несколько лет. Но он сделал это за меня, как и всегда, взяв инициативу в свои руки. – Мы улетаем только в среду. Но мама часто в последнее время на свой лад интерпретирует полученную информацию.
– Полагаю, романтический ужин с Ником и твое желание начать все с чистого листа – тоже ее вариация событий?
– Что? – чуть ли не задыхаясь, спрашиваю я. – Это она так сказала?
– Не парься, это же мама, – ровным голосом говорит Винсент, глядя куда-то вдаль. – Я на прошлой неделе случайно встретил Альберта, помнишь такого? Он учился с тобой в параллельном классе.
– Тот, что носил брекеты и повсюду таскал за собой свою овчарку?
– Он самый, оказывается, он отсюда и не уезжал, работает в автосервисе, тут, на Атлантик-авеню. Все над ним смеялись, а он сейчас такой качок, не хуже твоего Ника.
– Никакого моего Ника не существует.
– Так мама что, придумала про ужин?
– Отчего же, ужин был, ее стараниями, но только это ничего не меняет.
– Выходит, я для нее был запасным.
– В каком смысле?
– Ну, раз с Ником у нее не получилось, решила хотя бы нас примирить.
– Винс… – я осекаюсь. Это сокращение звучит таким родным и таким чужим одновременно. Я называла его так в другой жизни, не уверена, что все еще имею право звать его так теперь. – Винсент, я правда ничего не знала. Я была уверена, что сегодня мой день, поэтому…
– Винсент? – передразнивает меня брат. – Ты уже сразу полным именем называй меня – Винсент Мариус Рид, как мама делает, когда собирается устроить взбучку.
Мы впервые улыбаемся друг другу с тех пор, как встретились сегодня. И только от этого в груди у меня разливается приятное тепло. Чувствую, как страх быть вновь непонятой и отвергнутой притупляется, уступая место робкой надежде, зарождающейся где-то глубоко внутри.