Теперь, когда от свободы меня отделяет всего один шаг, у меня нет желания продолжать эту бессмысленную беседу. Я просто хочу отсюда убраться. И поскорее.
27Глава
У меня порядка десяти пропущенных звонков от Джесс и приблизительно такое же количество сообщений на автоответчике, но она не Кевин – она не объявит меня в международный розыск только потому, что я до сих пор не перезвонила ей.
Именно поэтому, входя в свой гостиничный номер, я замираю в дверях. Джесс мечется фурией по комнате. Я не просто удивлена, я обескуражена.
– Ты где, мать твою, пропадала? – спрашивает она, импульсивно вешаясь мне на шею, точно ей важно прикоснуться ко мне, чтобы поверить в мою реальность. – Мы с Амадео весь район объездили. Никто тебя не видел. Это как называется?
– А почему ты так всполошилась? Подумаешь, не пришла ночевать… – отвечаю я, испытывая самые разные чувства – от растерянности до легкого раздражения.
Если бы я так паниковала из-за каждого ее внезапного исчезновения, то уже бы точно была в дурке. Я уже почти смирилась с тем, что Кевин относится ко мне как к несмышленой девочке, но чтобы Джесс… Это уже слишком.
– Ты в обморок вчера упала! Забыла?
– Ерунда. Со мной, как видишь, все в полном порядке, – говорю я, после чего швыряю на кровать парик и в доказательство своих слов кручусь на месте, давая ей возможность убедиться в моих словах. – Но что ты тут делаешь? Решила, что я прячусь от тебя под кроватью?
– Нет, пришла собрать твои вещи. Думала, если ты не появишься в течение двух часов, ехать в полицию. Я правда испугалась, – пожимая плечами, говорит Джесс, и я замечаю черные круги у нее под глазами. – Выходит, ты послушала моего совета и наконец позволила себе больше?
– Нет, все было не так, – сухо отвечаю я, подходя к своему чемодану.
Джесс уже успела забросить в него бóльшую часть моих вещей, которые теперь походят на груду какого-то тряпья, а не на нарядные платья.
Тяну зеленый рукав своей шелковой блузы, но быстро понимаю, что мне потребуется не меньше часа, чтобы разложить все в аккуратные стопки. Вздохнув, швыряю ее обратно, все пошло кувырком.
– Какой-то урод накачал меня наркотой и отвез к себе.
– Что? – ахает Джесс, в ужасе тараща на меня глаза. – Как? Кто? Мать его, что он сделал? Джен, как?
– Я не знаю, как и зачем, но со мной все в порядке. Во всяком случае, проснувшись, я не почувствовала и не обнаружила никаких признаков физического насилия, конечно не считая головной боли.
– Он что, извращенец? Зачем он накачал тебя?
– Извращенец ли он? – спрашиваю я, стягивая с себя платье. – Не мне судить, я ведь тоже не ангел.
– Не говори глупостей, ты никому не причиняешь вреда.
– Это еще как посмотреть. Он следил за мной… решил, что я лесбиянка.
– Придурок, – ругается Джесс, но я замечаю странный блеск в ее глазах. – Красивый?
– Издеваешься?
– Нет, просто интересно.
– Он мудак, который испытывает слабость к малышкам.
– У-у-у.
– Если тебя это так заводит, прогуляйся в клуб «Ля Пекора Нера», этот самодовольный ублюдок там какая-то шишка.
– Ну, я выше тебя почти на пять дюймов, а значит, вряд ли подойду на роль малышки.
– К чему гадать, иди попытай удачу, а я пока схожу в душ, если ты не против.
– Ты на меня все еще злишься?
– За что?
– Ну за эти чертовы маски…
– Нет, я ни на кого не злюсь, – натянуто улыбаюсь я, стоя перед ней в нижнем белье. – И если мы закончили этот бессмысленный разговор, я обещаю не слиться в канализацию и спуститься в фойе через два часа.
– Звучит обнадеживающе, – сдается Джесс, делая шаг в сторону входной двери. – И все-таки я бы написала заявление на этого урода.
– Я не наступаю на одни и те же грабли дважды, – сквозь зубы говорю я, чувствуя новый приступ злости.
И хотя я понимаю, что Джесс мне не враг, на языке у меня только колкие и едкие формулировки. Я еле сдерживаюсь.
– Жду тебя через два часа внизу, – наконец говорит она и выходит.
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.
По возвращении в Нью-Йорк Джесс предлагала взять одно такси на двоих, но мне удалось настоять на том, чтобы мы ехали разными машинами и стояли в бессмысленных пробках на Манхэттене.
И сейчас, сидя на заднем сиденье автомобиля, в благодатной тишине, наступившей впервые за последние несколько часов, я наконец слышу собственный внутренний голос. Не тот, которым я пыталась перекричать и переспорить нескончаемые доводы Джесс относительно событий, случившихся прошлой ночью, но тот, которым я обычно рассуждаю, анализирую и делаю выводы.
Я тоже виновата в случившемся. Я потеряла бдительность, поддалась чувствам… чертовы маски… и я не заметила, как бармен подмешал мне наркоту. Нельзя терять контроль над ситуацией. Я должна быть внимательна всегда! В этот раз мне повезло… извращенец-импотент… прям какая-то ирония.
Мои губы растягиваются в легкой улыбке, но внутренний голос твердо повторяет: никогда, никогда больше!
Такси останавливается возле подъезда, но вместо ожидаемой радости вновь оказаться дома я растерянно смотрю в глаза Кевину, который открывает мне дверь и почти сразу вручает большой букет красных роз.
– С приездом, я так соскучился, – почти на ходу шепчет он мне в ухо, и я чувствую его поцелуй на своей щеке.
Прижимаю к груди охапку цветов и молча наблюдаю за тем, как Кевин достает мой багаж и дает таксисту чаевые. Он не сводит с меня глаз и постоянно улыбается. Кажется, я никогда прежде не видела его таким счастливым и окрыленным, точно ребенок, которому пообещали купить долгожданную и такую желанную игрушку.
Я обещала Кевину подумать, я обещала, но ни разу об этом даже не вспомнила.
– Ты же не возражаешь, если я помогу тебе донести чемодан? – спрашивает он. – Только не говори мне о том, что у тебя не убрано дома, мне это не важно.
– Хорошо, не буду.
Я открываю дверь ключом и пропускаю его внутрь. Легко подхватив мой багаж, Кевин начинает подниматься по лестнице на третий этаж.
В подъезде, как и всегда, довольно шумно, но сегодня я рада слышать это многоголосие, которое делает невозможной любую беседу.
Преодолев первый пролет, я ловлю на себе изучающий взгляд Кевина, но он ничего не говорит, и мы продолжаем в тягостном молчании подниматься наверх, каждый погруженный в свои мысли.
Черт, что мне ему сказать? Он спросит… обязательно спросит… но у меня нет ответа… я просто не могу… не могу и не хочу… он мой друг… он мой единственный друг, и я не хочу его терять… черт, черт, черт.
Пролет между вторым и третьим этажом значительно тише и спокойнее. Мои соседи просыпаются только к вечеру, а активная фаза их жизни приходится на темное время суток. Я слышу звуки наших шагов, гул мыслей, а еще я слышу Кевина:
– Как поездка? Отдохнула? – спрашивает он.
Обычно он болтает без умолку, только когда нервничает. Я же в стрессовых ситуациях замыкаюсь в себе. Я не хочу говорить, я не хочу ничего слышать.
– Все хорошо?
– Да, просто устала, – отвечаю я, стараясь не отставать. – Спасибо за цветы, красивые.
– Да уж, – неожиданно тянет Кевин, резко останавливаясь в коридоре. Я едва успеваю среагировать, чтобы не впечататься ему в спину. – Черт, похоже, я снова опоздал.
Я выглядываю у него из-за плеча, чтобы понять, о чем он говорит, ощущая странное предчувствие беды. У моей двери стоит большой букет белых лилий. Он выглядит в точности как тот, что Винсент прислал мне прямо на работу в полицейский участок в день моего рождения пять лет назад.
Я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног. Хватаю Кевина за руку, чтобы устоять на месте и не сползти на пол. Я вижу его решительный взгляд, когда он прислоняет меня к стене, забирая у меня из рук связку ключей.
Словно в замедленной съемке, я наблюдаю за тем, как Кевин беззвучно поворачивает ключ и входит в квартиру. Я не слышу ни звука, только внутренний голос, который, как заведенный, повторяет одно: это он. Это он. Он здесь. Он вернулся.
Бессознательно прижимаю к себе букет роз.
Меня трясет.
Глубокий вдох – выдох.
Кевин все еще в квартире, и я по-прежнему ничего не слышу.
Вдох – выдох.
Я ждала этого пять лет. Я не буду больше прятаться.
Открываю дверь, чтобы войти в свою квартиру, когда передо мной возникает Кевин.
– Пойдем спустимся в кафе, хорошо? – говорит он, несокрушимой стеной преграждая мне путь. Упаковка цветов неприятно скрипит.
– Что происходит? Что там? – спрашиваю я, не двигаясь с места.
– Джен, послушай меня, хорошо? Пойдем, – настаивает Кевин, называя меня по имени.
Я чувствую его теплые и сильные руки на своих плечах, от этого прикосновения у меня перехватывает дыхание. Упираюсь кулаком ему в грудь и толкаю со всей силы.
– Не нужно.
Кевин не ожидал встретить сопротивление, потому мне удается увернуться и заглянуть внутрь.
Достаточно одного только взгляда, чтобы почувствовать, как я соскальзываю в пропасть. Красные розы тяжелым камнем падают на пол, и в этот миг мир вокруг перестает существовать, я проваливаюсь в прошлое и снова барахтаюсь на полу, отчаянно сопротивляясь ублюдку.
Он заламывает мне руки, засовывая в рот какой-то кусок тряпки. Я кричу, но с губ срывается только бесполезное мычание, теряющееся на фоне остальных звуков.
В тот день на мне было надето шифоновое платье, бежевый плащ и бордовые сапоги на каблуке. Тех вещей давно не существует. Я все сожгла на заднем дворе своих родителей. Но они будто восстановились из пепла и материализовались на полу моей квартиры, воссоздавая в памяти тот ад, через который мне пришлось пройти.
Кевин выталкивает меня в коридор, но я успеваю оторвать взгляд от напольной ретроспективы и взглянуть в зеркало.
Надпись, сделанная красной помадой, лишает меня способности дышать.
«С годовщиной!»