Не сводя с меня пристального взгляда, он отвечает на звонок. Я не двигаюсь, не дышу, не думаю. Я вся превратилась в слух, но слышу только короткие и безликие «да», «нет», «работайте».
– Они ничего не нашли? – не своим голосом спрашиваю я, когда Кевин нажимает отбой.
– Они еще работают. Они найдут, – говорит он, но мы оба не верим в это.
29Глава
Кевин наотрез отказался оставлять меня одну, а потому ночь он провел на кушетке, в то время как я заняла диван.
Но утром следующего дня мы оба чувствуем себя не только жутко голодными, но и разбитыми и невыспавшимися.
Пять минут назад мы сели за столик у окна в первом попавшемся заведении, где подают завтрак, и вот уже пять минут я наблюдаю, как Кевин крутит головой в разные стороны, пытаясь справиться с болью в шее.
– Я тебя предупреждала, – злорадствую я, хотя и самой хочется как следует потянуться во все стороны и размять спину.
– Ерунда, – бурчит Кевин, и я слышу хруст его позвонков. – Все, теперь я как новенький.
Улыбаюсь ему, а отвернувшись к окну, жмурюсь от яркого солнечного света. После вчерашнего серого неба, затянутого плотными хмурыми тучами, это выглядит все равно что чудо. Феномен нью-йоркской осени. Вытянув шею, я наслаждаюсь моментом: тишиной и покоем.
Звуки внешнего мира, словно холодные черные щупальца, начинают извиваться вокруг меня, вселяя в сердце тревогу, наполняя душу темным хаосом. Сложно сказать, что именно нарушило мою внутреннюю гармонию первым: блок новостей, что включился на подвешенном к потолку телевизоре, или же трель мобильного телефона Кевина.
Когда я открываю глаза, он уже прижимает к уху телефон и внимательно слушает отчет своего собеседника.
– Я вас понял, проверьте эту компанию. Проверьте камеры, он должен был где-то засветиться. Делай, с капитаном я это сам решу.
– Они что-то нашли? – спрашиваю я, когда Кевин кладет телефон на стол экраном вниз.
– В день твоего рождения управляющий впускал к тебе в квартиру газового инспектора. Мои ребята проверили его документы…
– Все липа… – хмыкаю я, снова отворачиваясь к окну. Меня знобит. – Все эти годы я боялась, что он может снова ворваться ко мне, я поменяла замки, установила щеколду, но все зря… все это оказалось ненужным…
– Перестань. Мы его найдем. У нас уже есть след, цветы, что стояли у входной двери, были доставлены курьером за десять минут до того, как мы с тобой вошли в дом.
– Отлично, значит, мало того, что он легко проник в мой дом, он еще и точно знал, когда именно я там появлюсь. Если бы он оставил цветы раньше, их бы просто украли. Я бы их точно не нашла, но он все просчитал. Все, понимаешь?
– Даже хорошо отлаженная техника совершает ошибки. Мы его найдем.
– Управляющий его запомнил? Как он выглядел?
– Ничего конкретного, – хмурится Кевин. – Очки, борода, кепка. Камеры, что установлены в подъезде, оказывается, не работают с прошлой зимы. Поэтому у нас только портрет с его слов, но…
– Я сама поговорю с управляющим, может быть он вспомнит что-то особенное: акцент, тембр голоса, бородавку на пальце, грязь на ботинке… Хоть что-то, – говорю я, вскакивая с места.
– Прекрати. Мои парни все сделают. Он был в перчатках, всегда. Голос обычный, акцента не было.
Я как подкошенная падаю на свое место и, тяжело вздохнув, наблюдаю за тем, как официантка ставит перед нами тарелки с завтраком. Голода я больше не чувствую, только злость и беспомощность.
Пока Кевин занимает себя поглощением завтрака, я стараюсь отвлечься от беспрерывного хоровода мрачных мыслей, концентрируя свое внимания на блоке новостей. Но монотонный и какой-то бесцветный голос ведущей, зачитывающей текст к очередному сюжету, точно пунктирная линия: слышу – не слышу.
На экране показывают какую-то военную базу, а в голове у меня стучит вопрос: почему он появился спустя пять лет? Где он был все это время? На экране репортаж о лесных пожарах в Калифорнии, а я слышу только: как давно он за мной следит? Он знал, что я улетела? На экране сюжет об открытии новой школы для особенных детей где-то в Квинсе, а я слышу свой собственный голос, который, словно эхо, доносится откуда-то издалека:
– Ты сможешь добыть мне списки всех, кто вышел из тюрьмы в прошлом месяце?
– Что? – поперхнувшись, спрашивает меня Кевин, тут же хлопая себя кулаком в грудь.
– Мне нужно с чего-то начать.
– Ты не будешь этим заниматься, слышишь меня?
– Тебя спросить забыла, – огрызаюсь я, с вызовом глядя ему в глаза. – Так ты мне поможешь или нет?
Кевин молчит.
– Поможешь или нет?
– А у меня разве есть выбор? – сдается он, вытирая губы салфеткой.
К нашему столику снова подходит официантка, чтобы забрать пустую тарелку Кевина и мою с золотистой вафлей, потонувшей в растаявшем шарике мороженого и давно превратившейся в какую-то странную коричневую массу.
– Вчера, когда я спросил, не считаешь ли ты, что смерть пианиста связана с бриллиантами, ты ответила, что не знаешь, у тебя появились какие-то новые идеи? – интересуется Кевин.
Мы все еще сидим в кафе и боремся со сном большими кружками с кофе.
– Что-то в этой истории не сходится, только никак не могу понять что. Я уверена в том, что правильно выделила фигурантов этого дела. Его убийство было спланировано кем-то из самого близкого круга, но те, кто идеально подходит под профиль, по тем или иным обстоятельствам вне подозрений… а это тупик.
– Наверное, мы что-то упускаем…
– Знаешь, как-то во время одного из сеансов Эмили Стивенс мне сказала интересную мысль, будто для семьи Моррис смерть Пола – все равно что счастливый лотерейный билет, и они не станут подвергать сомнению свою удачу. Она имела в виду прежде всего деньги, но что, если смерть Пола дала кому-то какое-то иное преимущество?
– Если это так, ты это поймешь. Ты только вчера вернулась… тебе нужно время прийти в себя.
– В этом-то и проблема, у меня нет для этого времени.
– Не говори ерунды, мы ищем не серийного убийцу, а какого-то психопата, одержимогожаждой мести. Он не ведет охоту на кого-то еще.
– Да, это дело не похоже на то, с Профессором, – отвечаю я, чувствуя неприятную горечь во рту. – Вероятность того, что он выслеживает очередную Одри Зейн, ничтожно мала, но ты забываешь про Эмили и ее ребенка. Я обещала ей помочь.
– Обычно ты не даешь обещаний, которые не можешь выполнить.
В этом простом замечании я чувствую скрытый подтекст. Да, сейчас не та ситуация, чтобы напоминать мне об обещании, которое я дала ему неделю назад, но я не забыла тот букет цветов, с которым он встречал меня у дома вчера. Он выжидает удобный момент, чтобы снова пойти в атаку.
– Она еще не родила, а значит, шанс все еще есть, – отвечаю я, делая вид, будто мы все еще говорим про Эмили Стивенс.
Несколько секунд Кевин смотрит мне прямо в глаза, точно пытается этим безмолвным взглядом сказать все то, что боится выразить словами.
Мне становится не по себе и, взяв кружку с кофе, я делаю большой глоток. Кевин поднимает глаза к телевизору, точно там появилось что-то достойное его внимания.
– О, смотри, а вот и реклама предстоящего концерта, посвященного памяти нашего пианиста, – говорит Кевин, указывая пальцем на экран. – Как там говорят, король умер, да здравствует король?
Я оборачиваюсь на экран и вижу Эдварда Морриса, одетого в красивый белый фрак, облокотившись на рояль, он смотрит в камеру с легкой улыбкой на губах, а глаза при этом горят огнем.
– Да, похоже, Пол подвел только Джейкоба, отказав спонсировать его безумную идею с открытием книжного магазина.
– Выходит, что так, Пол умер, а Гвен, как и мечтала, открыла свою пекарню, да и дядя, все это время находившийся в тени, как говорится, выиграл джекпот. А я тебе говорил про Гвен. Кто знает, может быть, Эй Джей – не единственный странный знакомый ее мужа, – говорит Кевин, жестом показывая официантке принести счет.
– Может быть и так, но у нее характер не тот… – тяну я, выглядывая в окно. Боковым зрением я вижу, как Кевин говорит о чем-то с официанткой, достает свой бумажник, я их не слышу, продолжая мысленно прилаживать Гвен под имеющийся профиль.
Тот, кто это задумал, должен был ненавидеть Пола. Он должен был быть одержим местью, желанием проучить. Но за что мстить Гвен? За что она могла так сильно возненавидеть брата, с которым была так близка? Нет… но у нее теперь есть пекарня. Как это может быть связано? Пол не дал ей денег, но и отец бы этого не сделал, особенно учитывая инцидент с кражей его обожаемой шкатулки. Нет, нет, нет… это ложный след. Это не Гвен.
– А мы что, ищем двух убийц? – вторгается в мои мысли странный вопрос Кевина.
Я поворачиваюсь к нему, хмурясь. Едкая реплика готова сорваться с языка, когда я замечаю у него в руке листок бумаги с написанными на нем словами:
«Тщеславие, неудачник, опыт в общении с бойцовскими собаками и доступ к Рокки, Пол должен был представлять для него какую-то угрозу».
– Откуда это у тебя? – спрашиваю я, но ответа не слышу.
У меня уже есть все, что нужно. Мои пальцы бессознательно простукивают поверхность стола, точно я играю на невидимой клавиатуре. Идеи, догадки, факты, слухи – все это звуки, которые я умело распределяю по воображаемому нотному стану, создавая настоящее произведение. Музыка Пола – реквием – звучит у меня в ушах, только на этот раз в ней нет загадок, нет тайн, я слышу в ней одни только ответы.
Ну конечно! И как я раньше не поняла?! Это сделал нарцисс, жаждущий славы и признания! Человек, который все это время с удовольствием разговаривал не только с прессой, но и с детективом, расследующим это дело. Человек, который прекрасно управляется с собаками и у которого был доступ к Рокки. Он всегда был у меня перед глазами, а я не замечала, отказывалась замечать, боясь снова совершить ошибку. Но я была права! Я была права!
– Ты меня слышишь? – обеспокоенным голосом спрашивает меня Кевин. – Это же портрет убийцы, который ты мне дала в тот самый первый вечер. Забыла?