Когоро Акэти слыл изрядным щеголем, при этом щеголеватость его отличалась какой-то особой изысканностью. Лицо его всегда было гладко выбрито, костюмы, сшитые у лучших портных, сидели на нем безукоризненно, но носил он их с нарочитой небрежностью. Беспорядок, царивший в его шевелюре с молодых лет, лишь подчеркивал свойственную его облику артистичность.
Описанный выше разговор происходил в гостиной его квартиры в районе Кодзимати. Как только в Токио был отстроен первый оборудованный по-европейски доходный дом «Кодзимати апато», Акэти арендовал в нем часть второго этажа; там размещались и жилые комнаты, и его контора. Дом был трехэтажный и по виду чем-то напоминал гостиницу «Империал». Квартира Акэти состояла из просторной гостиной, кабинета, спальни, ванной комнаты и небольшой кухни. Поскольку столовая была отведена под кабинет, гостей он приглашал в соседний ресторан.
Жена Акэти страдала грудной болезнью и вот уже несколько лет находилась в лечебнице в Такахаре, поэтому он вел холостяцкий образ жизни. У него был помощник, молодой человек по имени Ёсио Кобаяси, совмещавший обязанности слуги и секретаря. В этих просторных апартаментах они жили вдвоем. Кобаяси вел хозяйство, заказывал еду из того же соседнего ресторана, а приготовить тосты и чай для него не составляло труда.
Посетителем, с которым беседовал Акэти, был Сэнтаро Сёдзи, начальник следственного отдела полицейского управления района Минато. Их познакомил год назад начальник управления, и с тех пор, когда возникали сложные, запутанные дела, Сёдзи неизменно обращался к Акэти за советом.
– Так вот, – продолжал Сёдзи, – я навел кое-какие справки о Сэкинэ и об Аоки, но ничего существенного не узнал. Ни у того, ни у другого алиби нет. В момент совершения преступления оба отсутствовали дома, однако нет и свидетельств того, что они находились возле дома Сато. Я попробовал их припугнуть, но парни явно не робкого десятка и лишнего не болтают.
– И все-таки, как по-вашему, кто из этих двоих больше похож на преступника?
– Пожалуй, Аоки. Повару Сэкинэ уже под пятьдесят, он не женат и живет вдвоем со старушкой матерью, причем пользуется репутацией хорошего, заботливого сына. Что же до Аоки, то он в полном смысле слова перекати-поле. К тому же у него дурная компания. Для таких, как он, убить человека – пара пустяков. С помощью наводящих вопросов я выяснил, что он крайне враждебно настроен к Мияко. Он очень ее любил и не может простить ей измены. Одним словом, мотив для убийства у него есть. Правда, судя по всему, он не рассчитал удара, жертва подняла крик и тем самым обратила его в бегство. Будь на его месте Сэкинэ, он, я думаю, не допустил бы подобной оплошности.
– Где живут Сэкинэ и Аоки?
– Неподалеку от дома Сато. Оба снимают жилье: Сэкинэ – на улице Сакасита, Аоки – в районе Кикуитё. От Сэкинэ до дома Сато примерно три квартала, от Аоки – кварталов пять.
– Ну что ж, вы поступили разумно, начав с поиска орудия преступления и выяснив, чем были заняты в тот вечер Сэкинэ и Аоки. Но мне хочется, чтобы вы провели еще один эксперимент. – Акэти улыбнулся одними глазами. Эта лукавая улыбка была хорошо знакома Сёдзи. Она появлялась на лице Акэти всякий раз, когда ему удавалось ухватить какую-то, только ему видимую ниточку, потянув за которую можно было распутать весь клубок. – Вы сказали, что, убегая, преступник выбил оконное стекло. Интересно, что с осколками?
– Их собрала служанка Сато.
– Боюсь, она их уже выбросила. Но если бы удалось собрать все кусочки, думаю, открылось бы кое-что любопытное. Попытайтесь найти их и составить вместе.
В глазах Акэти по-прежнему мелькала лукавая искорка. Сёдзи улыбнулся в ответ, как бы давая Акэти понять, что он разгадал его замысел. На самом же деле это было далеко не так.
Спустя недели две под вечер Сёдзи снова посетил Акэти.
– Наверное, вы уже слышали, – начал он, – произошло ужасное несчастье: Торао Сато убит. Преступник – Сэкинэ, на это указывают неопровержимые улики. Его уже задержали и допрашивают в полиции. Я только что оттуда.
– Да, об убийстве сообщили по радио, – ответил Акэти, – но подробностей я не знаю. Обрисуйте мне в общих чертах суть дела.
– Вчера в момент убийства я как раз находился в доме Сато. В начале десятого вечера мне домой позвонили из полицейского управления и передали, что Сато просит меня приехать к нему – он якобы хочет сообщить нечто очень важное. Естественно, я тут же сорвался с места.
Сато и Мияко ждали меня в гостиной. Мияко уже выздоровела, у нее сняли швы и даже разрешили выходить на улицу. Сато казался не на шутку встревоженным. «Сегодня с вечерней почтой, – сказал он, – пришло вот это письмо». С этими словами он извлек из дешевого конверта листок грубой бумаги и подал мне.
Листок, исписанный карандашными каракулями, гласил: «25 июня (то есть как раз вчера) произойдет потрясающее событие, так что рекомендую не терять бдительности». Конверт был надписан той же рукой. Имя отправители, естественно, отсутствовало.
Я спросил супругов, не догадываются ли они, кто автор письма. Сато без колебаний ответил, что, хотя почерк явно изменен, письмо написано либо Сэкинэ, либо Аоки. Кроме того, я узнал, что ранее и тот и другой приходили проведать Мияко. Какая наглость! Я сразу подумал, что если преступник – один из них, то он наделен недюжинной смелостью. Такому палец в рот не клади.
– Мы проговорили с полчаса, – продолжал Сёдзи. – В начале одиннадцатого Мияко сказала мужу: «В кабинете была бутылка виски, не угостить ли нам господина Сёдзи?» Сато отправился в кабинет, расположенный в самом конце коридора, и довольно долго отсутствовал. Через некоторое время Мияко поднялась: «Верно, я куда-то переставила бутылку, и муж не может ее найти. Подождите, пожалуйста». И вышла.
С моего места в гостиной хорошо просматривалась дверь кабинета. Между гостиной и кабинетом находилась еще одна комната, и от меня до конца коридора было, должно быть, метров девять. Ничего не подозревая, я сидел в кресле и смотрел на дверь кабинета.
Вдруг оттуда раздался душераздирающий вопль: «Сюда! Скорее!» Поскольку дверь была закрыта, казалось, что голос доносится откуда-то издалека. Я, естественно, вскочил и помчался в кабинет. Распахнул дверь, но в комнате было темно. «Где здесь выключатель?» – крикнул я, но никто не ответил. Я принялся шарить ладонью по стене около двери и наконец нащупал выключатель.
Вспыхнул свет, и я увидел лежащего на полу у окна Сато. На груди у него расплылось огромное кровавое пятно. Мияко, перепачканная кровью, стояла на коленях, вцепившись в бездыханное тело мужа. Увидев меня, она показала рукой в сторону окна. Губы ее шевелились, она пыталась что-то сказать, но, охваченная невыразимым ужасом, произносила лишь какие-то нечленораздельные звуки.
Оконная рама была поднята. Значит, преступник выпрыгнул в окно. Не раздумывая, я бросился в погоню. Сад оказался не особенно велик, к тому же там не было кустов, где мог бы укрыться человек. На расстоянии метров десяти от меня белела бетонная стена. Преступник наверняка успел скрыться, перемахнув через нее. Я хорошенько осмотрел все вокруг, но, увы, никаких следов не обнаружил.
Я вернулся в кабинет, где старая служанка и горничная пытались привести в чувство Мияко, в оцепенении застывшую над телом мужа. На груди у Сато зияла глубокая рана, пульс не прощупывался. Я бросился к телефону, набрал номер полицейского управления и сообщил о случившемся ночному дежурному.
Вскоре на место преступления прибыло несколько полицейских во главе с начальником управления. С помощью карманных фонариков они осмотрели сад и обнаружили на земле следы, ведущие от окна дома к изгороди.
Полицейские побывали на квартире у Сэкинэ и Аоки и вернулись с обувью, изъятой у обоих для экспертизы. Оказалось, что следы в саду принадлежат Сэкинэ. В момент убийства его не было дома, следовательно, алиби у него отсутствует. Его немедленно задержали и доставили в полицию.
– Однако Сэкинэ не признается в убийстве, не так ли?
– Сэкинэ категорически все отрицает. Правда, он признал, что ненавидит Сато и Мияко и что по вечерам не раз вечером подходил к их дому. Но к убийству Сато он якобы совершенно непричастен. Через забор никогда не перелезал. По его словам, преступник – кто-то другой. Этот «кто-то», дескать, специально для этой цели украл его башмаки.
– Ну что ж, не исключено, что все именно так и есть.
– Но у Сэкинэ существовал мотив для убийства, к тому же у него нет алиби.
– А у Аоки?
– В момент убийства его тоже не было дома, так что алиби и у него отсутствует.
– Мог ли Аоки воспользоваться обувью Сэкинэ?
– Я тоже подумал об этом. Но дело в том, что у Сэкинэ имеется только одна пара башмаков. Поскольку установлено, что в момент убийства он отлучался из дому, башмаки были на нем, и Аоки никак не смог бы ими воспользоваться.
– Выходит, утверждение Сэкинэ, что убийца – подлинный убийца – воспользовался его обувью, несостоятельно? – В глазах у Акэти опять сверкнула знакомая лукавая искорка. Некоторое время он молча курил, глядя в потолок, затем неожиданно спросил: – Вы не пытались составить осколки оконного стекла, разбитого в день нападения на Мияко?
– Ну как же, как же! Служанка собрала все осколки, завернула в газету и положила у мусорного ящика. Я попробовал сложить их вместе, подгоняя один к другому, добавил еще и те, что застряли в раме. Как ни странно, сохранились все кусочки до единого, и мне удалось полностью восстановить разбитое стекло. Но вот что удивительно: там оказалось несколько лишних осколков! Сперва я подумал, что в общую кучу попали какие-нибудь завалявшиеся в саду старые стекла, однако прислуга категорически отвергла такую возможность, заявив, что подметает сад каждый день.
– Какая форма у этих лишних осколков?
– Они были очень мелкие, но когда я сложил их воедино, получилось нечто вроде неправильного треугольника.