– Занимаетесь рекламой?
– Связями с общественностью. Я старший сотрудник отдела по связям с общественностью в компании по сбережению и выдаче ссуд. Сегодня утром мне необходимо быть на службе. Будем обсуждать план на следующий финансовый год.
– Ну, на денек заседание можно и отложить, не так ли?
– Не знаю.
Он повернулся к ружейному шкафу, отпер сначала его, потом выдвижной ящик внизу. Все отпиралось одним ключом.
– Где лежал ключ?
– В верхнем ящике моего письменного стола. – Выдвинув этот ящик, он показал его мне. – Сэнди, разумеется, знала, где он хранится.
– Но его легко мог найти кто угодно.
– Да, правда. Но я думаю, что ключ наверняка взяла она.
– Почему?
– Просто у меня такое чувство.
– Она очень любит возиться с ружьями?
– Нет, конечно. Когда вы обучены правильно обращаться с ружьями, то возиться с ними особой радости вам как-то не доставляет.
– А кто ее обучил?
– Я, разумеется. Я – ее отец. – Себастьян подошел к шкафу и бережно тронул ствол тяжелого ружья. Осторожно закрыв стеклянную дверцу, он запер ее на ключ.
Заметив, очевидно, в стекле свое отражение, он отпрянул назад и с отвращением потер ладонью заросший подбородок. – Выгляжу ужасно. Не удивительно, что Бернис подкалывала меня. Ну и рожа, смотреть неприятно.
Извинившись передо мной, он ушел придавать своему лицу приятный вид. Я тоже мельком взглянул на свое отражение в стекле. Особо радостной моя физиономия не выглядела. Раннее утро у меня не лучшее время для мыслительной деятельности, и все-таки одну, пока не вполне отчетливую и совсем не радостную мысль сформулировать я сумел: девочка по имени Сэнди была лишь промежуточным звеном в напряженных отношениях между супругами, сейчас же этим звеном становился я.
Неслышным шагом в комнату вошла миссис Себастьян и встала рядом со мною перед ружейным шкафом.
– Я вышла замуж за вечного мальчишку, за бойскаута.
– Бывают и куда более худшие браки.
– Разве? Меня мать предостерегала, чтобы я не увлекалась красивой внешностью мужчины. «Выходи за умного», – говорила она. А я ее не слушала. Не надо было мне бросать место манекенщицы. По крайней мере, зависела бы в жизни только от своей собственной фигуры. – Она провела рукой по бедру.
– Фигура у вас что надо. Кроме того, вы довольно откровенны со мной.
– После этой ужасной ночи я решила ничего не утаивать.
– Покажите мне дневник вашей дочери.
– Не покажу.
– Вам стыдно за нее?
– За себя, – ответила она. – Что вы можете там найти такого, чего я вам не расскажу?
– Ну, к примеру, спала она с этим парнем или нет.
– Разумеется, нет, – отрезала она, слегка порозовев от гнева.
– Или еще с кем?
– Это абсурд! – Но лицо ее приобрело желтовато-бледный оттенок.
– Значит, ни с кем?
– Нет, конечно. Для своего возраста Сэнди на удивление невинна.
– Или была невинна. Что ж, будем надеяться, что таковою она является и до сих пор.
Бернис Себастьян заговорила со мной надменным тоном:
– Я... мы наняли вас не для того, чтобы вы выпытывали, каков моральный облик нашей дочери.
– Ну, во-первых, вы меня еще не наняли. Прежде чем браться за дело, которое может по-всякому повернуться, я должен получить предварительный гонорар, миссис Себастьян.
– Как понимать «по-всякому повернуться»?
– Например, ваша дочь в любое время может сама явиться домой. Или вы возьмете и передумаете. .
Она оборвала меня нетерпеливым взмахом руки.
– Ладно. Сколько вы хотите?
– Оплата за два дня плюс текущие расходы. Скажем, двести пятьдесят.
Она села за письменный стол, достала из второго ящика чековую книжку и выписала чек.
– Что еще?
– Несколько ее последних фотографий.
– Садитесь, сейчас принесу.
Когда миссис Себастьян вышла, я внимательно изучил корешки в чековой книжке. После выплаты моего предварительного гонорара на счету Себастьянов осталось меньше двухсот долларов. В общем, их милый ухоженный новый дом, нависший над крутым склоном, почти идеально символизировал собой всю их жизнь.
Миссис Себастьян вернулась с пачкой фотографий.
Сэнди была девушкой с серьезным взглядом, такая же смуглая, как ее мать. На большинстве карточек она что-то делала – ехала верхом, каталась на велосипеде, стояла на вышке, готовая прыгнуть в воду, целилась из ружья. Похоже, это было точно такое же ружье двадцать второго калибра, которое я видел в шкафу. По тому, как она держала его, было видно, что стрелять она умеет.
– Что вы скажете насчет увлечения ружьями, миссис
Себастьян? Это идея самой Сэнди?
– Нет, Кита. Еще его отец привил ему любовь к охоте.
Ну, а Кит передал эту великую семейную традицию своей дочери, – голос ее звучал язвительно.
– У вас она единственный ребенок?
– Совершенно верно. Сына у нас нет.
– Можно мне обыскать ее комнату?
Миссис Себастьян явно колебалась.
– А что вы думаете там найти? Свидетельства трансвестизма9? Наркотики? – Она все еще пыталась сохранить язвительно-насмешливую интонацию, однако я воспринимал ее вопросы вполне буквально. В комнатах молодых людей мне доводилось обнаруживать и гораздо более неожиданные предметы.
Комната Сэнди была залита солнечным светом и на-
9 Трансвестизм – стремление носить одежду противоположного пола (здесь и далее прим. пер.).
поена свежим сладким ароматом. Я обнаружил в ней многое из того, что и должно находиться в спальне невинной серьезной старшеклассницы. Множество свитеров, юбок, книг, как учебников, так и несколько хороших романов, например, «Ураган над Ямайкой». Целый набор мягких игрушек – плюшевых животных. Памятные вымпелы колледжей, в основном университетов Новой Англии.
Гофрированная розовая косметичка, содержимое которой было вынуто и разложено на ней правильными геометрическими фигурами. На стене в серебряной рамке висела фотография какой-то улыбающейся девушки.
– Кто это?
– Лучшая подруга Сэнди, Хэйди Генслер.
– Мне бы хотелось поговорить с нею.
Миссис Себастьян опять как-то нерешительно задумалась. Эти ее состояния нерешительности были кратковременными, но напряженными и, пожалуй, чересчур серьезными, словно она наперед рассчитывала ходы в крупной игре.
– Генслеры ничего не знают об этом, – сказала она.
– Вы не можете вести поиски дочери и одновременно держать это в тайне. Генслеры ваши друзья?
– Просто соседи. Вот девочки, те дружат по-настоящему. – Внезапно она приняла решение. – Я попрошу Хэйди зайти к нам перед школой.
– А почему не сейчас?
Она вышла из комнаты. Я быстро просмотрел возможные потайные места – под розоватым овальным ковриком из овчины, под матрацем, на верхней полке в нише и под стопками белья в шкафу. Протряхнул несколько книг.
Из «Португальских сонетов» вылетел листок. Я поднял его с коврика. Это была половина тетрадного листа в линейку, на котором черными чернилами было каллиграфически выведено:
«Слушай, птица, ты сердце мое
Своим пеньем лишила покоя.
Может, лучше острым ножом
Я мгновенно его успокою?»
Стоя в дверях, миссис Себастьян пристально наблюдала за мной.
– Как я погляжу, вы стараетесь вовсю, мистер Арчер.
Что там такое?
– Стишок. По-моему, его сочинил Дэви.
Она выхватила у меня листок и пробежала его глазами.
– По-моему, полная бессмыслица.
– А по-моему – нет. – Я в свою очередь выхватил листок у нее и спрятал его в бумажник. – Хэйди придет?
– Да, немного погодя. Она завтракает.
– Хорошо. Какие-нибудь письма от Дэви у вас есть?
– Нет, разумеется.
– Мне пришло в голову, что он, возможно, писал Сэнди.
Хотел бы я знать, не его ли рукой написано стихотворение.
– Не имею ни малейшего представления.
– Готов спорить, что – его. У вас есть фото Дэви?
– Откуда у меня может быть его фото?
– Из того же самого места, откуда вы извлекли дневник дочери.
– Вряд ли вам нужно постоянно попрекать меня этим.
– И не думаю попрекать. Просто хочется почитать его.
Это могло бы здорово помочь.
Она в очередной раз погрузилась в состояние нерешительной задумчивости, вперив взор в невидимую точку у меня над головой.
– Где находится дневник, миссис Себастьян?
– Его больше не существует, – размеренно проговорила она, тщательно подбирая слова. – Я уничтожила его.
Что она лжет, я понял сразу и даже не попытался скрыть этого.
– И как же именно?
– Сжевала и проглотила, если вас так интересует. А
сейчас прошу меня извинить. Ужасно разболелась голова.
Она подождала, пока я выйду из комнаты, после чего закрыла дверь и заперла ее. Накладной замок был новым.
– Чья мысль поставить замок?
– Вообще-то самой Сэнди. В последние месяцы она стремилась к большей уединенности. К большей, чем ей предоставлялась.
Она прошла в другую спальню, затворив за собой дверь. Себастьяна я обнаружил в кухне, где он пил кофе.
Он уже побрился, умылся, причесал свои вьющиеся каштановые волосы, повязал галстук, надел пиджак, а в глазах у него засветился проблеск надежды.
– Хотите еще кофе?
– Нет, спасибо, – я сел рядом, достав из кармана черную записную книжечку. – Вы можете описать, как выглядит
Дави?
– По-моему, как самый отъявленный молодой негодяй.
– Негодяи тоже бывают всевозможных очертаний и форм. Какого он роста, примерно?
– Приблизительно – моего. В обуви – я шесть футов10.
– Вес?
– На вид крупный, может, фунтов двести11.
– Атлетического сложения?
– Пожалуй, да. – В голосе его послышались вызывающие нотки. – Но я бы с ним справился.
– Ничуть не сомневаюсь. Опишите его внешность.
– На вид не особенно отталкивающий. И еще такой характерный угрюмый взгляд, как у всех у них.
– До или после того, как вы пригрозили застрелить его?
Себастьян привстал.