– Наверное, – он улыбнулся так широко, что я смог насчитать у него во рту шесть верхних зубов. – Эта история с Джаспером всколыхнула столько воспоминаний. Почему все так интересуются Джаспером? И почему все вы желаете платить мне деньги? Или вы не желаете?
Вместо ответа, я извлек из бумажника три купюры по двадцать долларов и разложил их на незанятой части стола.
Расстегнув рубашку, Блевинс достал из-за пазухи клеенчатый портмоне, висевший у него на шее на засаленном сыромятном ремешке. Свернув бумажки несколько раз, он положил их в портмоне и спрятал его на поросшей редкими седыми волосами груди.
– Двадцать пять – за брачное свидетельство, – сказал я, – двадцать пять за письмо и десять за автобиографию.
– За что?
– За рассказ о вашей жизни.
– А-а. Большое вам спасибо. Мне как раз нужно теплое белье. На шестьдесят долларов можно много чего купить на распродаже старой одежды.
Я почувствовал, что заплатил ему слишком мало, когда он протянул мне письмо и свидетельство. Пряча их во внутренний карман пиджака, я коснулся пальцами фотографии, которую мне дала миссис Флейшер. Я показал ее
Альберту Блевинсу, вспомнив с болью в душе, что Лорел вчера умерла.
– Узнаете ее, мистер Блевинс?
– Нет.
– Та самая девушка, на которой женился Джаспер.
– Никогда не встречался с нею.
Когда он возвращал мне фото, наши пальцы соприкоснулись, и я ощутил нечто вроде короткого замыкания –
жужжание и ожог, словно я заземлил настоящее о реально осязаемую плоть прошлого.
На какую-то долю мгновения время затуманилось, будто его заволокло пеленой слез. Отец Дэви умер насильственной смертью. Его мать тоже умерла от насилия.
Дитя насилия – Дэви – стремительно уносился по дороге, ведущей его прямиком назад, к Альберту Блевинсу. Сквозь это жужжащее потрескивание, ожог и туман я впервые по-настоящему осознал и прочувствовал, что это действительно означает – быть Дэви, и от сознания этого меня всего передернуло, словно через меня пропустили ток высокого напряжения.
– Нет, – сказал Блевинс, – жену Джаспера я никогда не видел. Красивая девушка.
– Была.
И, взяв фотографию, я вышел, пока кто-либо из нас не успел задать друг другу еще каких-нибудь вопросов.
Глава 18
В офис Вилли Макки я поехал на такси, купив по дороге газету. Шапки на первой полосе сообщали об исчезновении
Стивена Хэккета. Подробностей приводилось мало. Однако из газеты я узнал, что Хэккет считается одним из самых богатых людей в Калифорнии.
От Вилли же я узнал, что Джек Флейшер выехал из гостиницы Сэндмена и направился на юг. Сотрудник
Вилли упустил Флейшера на скоростном шоссе в районе
Сан-Хосе.
Я поговорил с этим сотрудником, когда он приехал. Им оказался серьезный молодой человек с короткой стрижкой по имени Боб Левин, который был в полном отчаянии.
Флейшер не только ускользнул от него, но и машина у
Флейшера оказалась быстрее, чем у него. Казалось, в сердцах он вот-вот начнет крушить изящную с красивой обивкой мебель, которой был обставлен офис Вилли.
– Да не переживайте вы так, – успокоил я Левина. – Я
знаю, где живет Флейшер, и выйду на него там, на юге. Эта ваша поездка за ним все равно была бы зряшной.
– Правда?
– Правда. За то время, что вы висели у Флейшера на хвосте, заходил ли он к кому-нибудь, кроме Альберта
Блевинса?
– Нет, если не считать копировальной мастерской. У
меня не было возможности зайти к ним и проверить.
– Я сделал это сам. Поговорите-ка с этим человеком еще раз. Возможно, он от меня кое-что утаил. У него могли остаться копии газетной страницы и свидетельства о рождении, которые ему приносил Флейшер.
– Если они у него, я их добуду, – заверил меня Левин. –
Чем еще могу быть вам полезен?
– Отвезите меня в аэропорт, – я посмотрел на свои часы. – У нас еще есть время заскочить по пути в гостиницу
Сэндмена.
На Камино-Реаль мы заехали не зря. Горничная гостиницы как раз убирала номер выехавшего Флейшера.
Единственное, что он оставил после себя в корзине для бумаг, была та же самая газета, которую часом раньше купил и я. Сообщение о Хэккете было из нее вырвано.
Какими бы ни были интересы Флейшера, они постоянно совпадали с моими. В эту минуту он опережал меня на один ход, и я подсчитывал, на сколько быстрее я прилечу в
Лос-Анджелес, прежде чем Флейшер доедет туда на машине. Получалось – на три часа.
Почти весь первый час ушел у меня на то, чтобы медленно, с черепашьей скоростью добраться по забитому транспортом шоссе от международного аэропорта
Лос-Анджелеса до дома Себастьяна в Вудлэнд-Хиллз. Я не стал предварительно звонить Киту Себастьяну, не желая услышать от него, что говорить с его дочерью мне нельзя.
Когда я выехал из аэропорта, было еще светло, а когда моя машина, натужно завывая перегретым мотором, с трудом въезжала в гору к их дому, уже совсем стемнело.
Перед домом стояла машина шерифа округа
Лос-Анджелес. Из включенной рации доносился чей-то прерывистый голос, словно сама машина обрела дар речи и теперь жаловалась на положение дел в этом несовершенном мире. На мой звонок дверь открыл угрюмый помощник шерифа.
– Что вам угодно?
– Я хотел бы поговорить с мистером Себастьяном.
– Мистер Себастьян в данный момент занят. Вы адвокат?
– Нет. – Я сказал ему, кто я. – Мистер Себастьян захочет меня увидеть.
– Сейчас спрошу у него.
И он закрыл передо мной дверь, щелкнув замком. Я
прождал минуты две, слушая бормотанье патрульной машины. Дверь открыл Себастьян. Внешний вид его постоянно менялся, как у боксера-профессионала, которого систематически избивают на протяжении всех пятнадцати раундов. Спутанный клок волос ясно следовало расчесать.
Лицо его побледнело. В глазах застыло выражение полной безнадежности. Помощник шерифа стоял у него за спиной, словно секундант.
– Они увозят ее, – сказал Себастьян. – Хотят посадить в тюрьму.
– Это не тюрьма, – поправил помощник, – а дом предварительного заключения.
Я спросил Себастьяна:
– А под залог нельзя?
– Можно, но у меня нет двадцати тысяч долларов.
– Да, многовато.
– Преднамеренное нападение – очень серьезное обвинение, – пояснил помощник. – Да еще обвинение в похищении..
– Все равно много.
– Судья так не считает, – пожал плечами помощник.
Я обратился к нему:
– Будьте так добры, оставьте нас вдвоем. Мне бы хотелось поговорить с мистером Себастьяном наедине.
– Вы же сказали, что не адвокат. У вас нет права давать ему юридическую консультацию.
– У вас тоже нет. Дайте нам, пожалуйста, немного поговорить. – За пределы видимости он отошел, а вот насчет пределов слышимости я поручиться не мог. Я спросил
Себастьяна: – Кто ваш адвокат?
– Я позвонил одному человеку в Ван-Нуйс. Арнольд
Бэндикс. Сказал, что вечером придет.
– Сейчас уже вечер. Что вы делали весь день?
– Сам толком не знаю. – Себастьян оглянулся назад, словно этот день остался в доме, поджидая его там клубком неразрешимых загадок. – Были два человека от окружного прокурора. Потом мы, разумеется, долго говорили с Сэнди, пытались хоть как-то разобраться в этой страшной путанице.
– Если будете просто сидеть и разговаривать, то вряд ли разберетесь. Вызовите адвоката сюда. И врача. Вам нужно убедить представителей закона разрешить дочери остаться дома хотя бы на эту ночь. Тогда у адвоката будет время поехать в суд и договориться там о снижении суммы залога. Можно договориться о десяти тысячах. Эту сумму вы сможете взять под заем за тысячу долларов.
Цифра ужаснула его.
– Как я смогу собрать тысячу долларов? Меня ведь теперь наверняка уволят.
– Обратитесь к ростовщику. Для того они и существуют.
– И во сколько же мне это обойдется? – спросил он несчастным голосом.
– В сотню-другую. Но речь сейчас не о деньгах. А о том, чтобы ваша дочь не попала в тюрьму.
Он воспринял это известие, не вникнув в него сначала, словно оно было передано ему через спутник связи: в данный момент ему предстояло решить труднейшую в жизни задачу. Взгляд его стал осмысленным, выражение безнадежности сменилось осознанием опасности ситуации.
Оставалось то, что он был в состоянии сделать.
Подойдя к телефону, он позвонил их семейному врачу –
доктору Джеффри. Приезжать тот не хотел. Себастьян сказал ему, что это необходимо. Затем он позвонил адвокату и сказал ему то же самое.
Мы прошли в гостиную в сопровождении помощника шерифа, вероятно, подозревавшего всех нас в том, что мы замышляем массовый побег. В гостиной находилась Бернис Себастьян, которая выглядела напряженной и похудевшей и была одета с особой изысканностью в черное облегчающее платье. Рядом стояла непринужденно держащаяся элегантная блондинка примерно моего возраста в голубом костюме, походящем на служебную форму.
Она представилась как миссис Шеррид из отдела по работе с условно осужденными и досрочно освобожденными. Я сказал ей, что знаком с Джейком Белсайзом.
– Я говорила с ним сегодня днем, – сказала она. – Он очень расстроен случившимся. Винит себя за то, что не очень тщательно контролировал поведение Спэннера.
– Да, ему есть, за что винить себя, – вставила миссис
Себастьян.
– Сейчас об этом уже поздно говорить, – сказал я им обоим и, обращаясь к миссис Шеррид, добавил: – У Белсайза есть какие-то предложения?
– То, что я здесь, – его предложение. К сожалению, девочка отказывается говорить со мной. Я пыталась объяснить ее родителям, что, если Сэнди изъявит желание как-то помочь нам, то ей самой же будет намного легче.
Заговорил Себастьян:
– Сэнди сейчас в таком состоянии, что ее нельзя допрашивать. Приняла снотворное и спит. Сюда едет доктор
Джеффри. И мой адвокат Арнольд Бэндикс.
– Мы не можем ждать всю ночь, – сказал помощник. –
У нас имеется ордер, и мы обязаны забрать ее.