Выяснить это я мог только одним способом. Пожелав
Себастьянам спокойной ночи, я опять поехал по направлению к Санта-Монике. Движение на скоростном шоссе было по-прежнему интенсивным, но ехать было все же посвободнее. Поток ярко горящих фар стекал по Сепульведе искрящимися переливами.
Как ни странно, настроение у меня было отменное.
Если миссис Краг жива и в состоянии сказать мне, где расположено это ранчо, то я закончу свое дело к утру. Я
даже позволил краешку своего сознания поразвлечься мыслями о том, как я распоряжусь целой сотней тысяч долларов.
Черт возьми, ведь я мог даже поставить крест на своем ремесле, хотя этот вариант вряд ли пришелся бы мне по вкусу. Говоря откровенно, жизнь моя и смысл-то имела только ради таких вот ночей, когда я мчался по распластавшемуся на огромной территории гигантскому городу, отыскивая в нем тончайшие нити, связывающие разрозненные клеточки-судьбы двух-трех человек среди миллионов остальных его обитателей. У меня вдруг возникло безумное желание или, скорее, фантазия дожить до того дня, начиная с которого этот город навсегда станет идеально функционирующим живым организмом, конечно, при условии, что предварительно я сумею отладить все невидимые нейронные связи между населяющими его жителями. Как искусно созданная по частям невеста
Франкенштейна.
Свернув с Сепульведы у Уилшира, я поехал по
Сан-Висекте в сторону Уэст Капо-стрит. Здание под номером 209 оказалось трехэтажным жилым домом. Свежеоштукатуренный фасад заслоняли пересаженные пальмы, подсвеченные зеленоватым светом прожекторов.
Управляющего домом, пожилого человека в одной рубашке без пиджака, с книгой в руках, заложенной пальцем, я нашел в квартире номер один. Я назвал ему свое имя, а он мне – свое: Ральф Кадди.
Говорил он с южным акцентом, скорее всего – техасским. Над камином висели скрещенные пистолеты, а на стенах – несколько нравоучительных высказываний.
– Здесь когда-то жила некая миссис Краг? – спросил я.
– Верно.
– Вы знаете, где она живет теперь?
– В пансионате.
– В каком пансионате?
– Для выздоравливающих. Несколько лет назад она сломала бедро.
– Это очень плохо. Мне бы хотелось поговорить с ней.
– О чем?
– По семейным делам.
– У миссис Краг нет больше семьи. – И он добавил, застенчиво улыбнувшись: – Если не считать меня.
– У нее зять в Сан-Франциско. И правнук по имени
Дэви, бог его знает где. Она говорила когда-нибудь о принадлежавшем ей ранчо в округе Санта-Тереза?
– Об этом ранчо я слышал.
– Вы можете сказать мне, как его найти?
– Ни разу не был там. Оно пошло в уплату за налоги несколько лет назад.
– Вы родственник миссис Краг?
– Не совсем. Я был тесно связан с их семьей. Да и сейчас связан.
– Вы можете дать мне адрес ее пансионата?
– В принципе да. А по какому поводу вы хотите ее видеть?
– Сегодня я встретил ее зятя, Альберта Блевинса.
Кадди испытующе посмотрел на меня.
– Он первый муж Этты?
– Верно.
– Ну, и при чем тут ранчо?
– Альберт говорил о нем. Он жил там когда-то.
– Понятно.
Ральф Кадди положил раскрытую книгу обложкой вверх – она называлась «Роль службы охраны в жизни предприятия» – и подошел к письменному столу в противоположном углу комнаты. Вернувшись, он протянул мне листок бумаги с аккуратно написанным адресом пансионата для выздоравливающих в Оквуде.
Пансионат занимал большое здание, выстроенное примерно в двадцатых годах в калифорнийско-мексиканском стиле. Располагался он на обнесенном высокой стеной земельном участке в Санта-Монике. Надо всей подъездной дорожкой образовывали пышный свод итальянские пинии. На освещенной стоянке стояло с десяток легковых машин, а из главного здания доносились звуки музыки. Вполне можно было представить себе, что время повернуло свой ход вспять, и в доме идет вечеринка.
Иллюзия эта начала исчезать уже в огромной приемной.
Повсюду группками по двое, по трое сидели старики, беседуя между собой и поддерживая течение жизни. При виде их у меня возникла аналогия с беженцами, которым дали приют в поместье какого-то знатного барона.
Очень современно выглядящая сестра в белом нейлоновом халате провела меня по коридору в комнату миссис
Краг. Это оказалась просторная, хорошо обставленная комната – одновременно и гостиная, и спальня. Старая седовласая дама в шерстяном платье сидела в кресле-коляске, ноги ее были укрыты пушистым пледом. Она смотрела развлекательную программу по телевизору. Руки ее с подагрическими утолщениями в суставах держали раскрытую Библию.
Сестра приглушила звук.
– К вам джентльмен, миссис Краг.
Та вопросительно подняла на меня свои проницательные глаза, увеличенные сильными линзами очков.
– Кто вы?
– Мое имя Лью Арчер. Вы помните Альберта Блевинса, который был женат на вашей дочери Этте?
– Ну, разумеется, я помню его. С памятью у меня все в порядке, спасибо. И что там с Альбертом Блевинсом?
– Сегодня я беседовал с ним в Сан-Франциско.
– В самом деле? Лет двадцать не получала от него вестей. Я приглашала его к нам, когда у Джаспера родился сын, но он так и не ответил.
Она помолчала, вслушиваясь в тишину. Сестра вышла из комнаты. Я сел, и миссис Краг наклонилась ко мне, переносясь из прошлого в настоящее.
– Ну, да ладно, а как он сейчас? Все тот же прежний
Альберт?
– Вероятно. Я не знал его, когда он был моложе.
– И не много потеряли. – Она улыбнулась. – Муж всегда говорил мне, что Альберт родился слишком поздно.
Ему бы быть пастухом-погонщиком в старые добрые времена. Альберт всегда держался особняком.
– И сейчас тоже. Живет в пансионате у себя в комнате совершенно один.
– Ничего удивительного. Ему вообще не следовало ни на ком жениться, не говоря уж об Этте. Поначалу я винила
Альберта за тот скандал между ними, когда он швырнул в нее лампой и поджег дом. Но когда я увидела, что моя дочь стала вытворять потом. . Это Альберт прислал вас сюда ко мне?
– Не совсем. В ходе нашей беседы он упомянул ранчо, которое вы ему то ли подарили, то ли разрешили пользоваться.
Она резко кивнула:
– Это было в 1927 году, когда Альберт женился на Этте.
Сказать вам по правде, самой мне это ранчо до смерти надоело. Я ведь горожанка и была дипломированной учительницей. Двадцать лет возни с курами – этого мне было предостаточно. Я заставила Крага переехать сюда. Он получил хорошую работу место сторожа-охранника, на которой и оставался до самой пенсии. А ранчо перешло к
Альберту и Этте. Они прожили года два и разошлись. Это ранчо приносило одни несчастья. Альберт рассказывал вам?
– О чем?
– О том, что происходило на этом ранчо? Нет, – она покачала головой, – Альберт и не мог рассказывать, потому что не знает. По крайней мере, всего. Сначала он спалил дом, и Этта сбежала от него. Оставила его с маленьким
Джаспером. Когда это случилось, мы с мужем взяли
Джаспера и воспитали его, что было нелегко, скажу я вам.
Трудный был ребенок.
Потом, когда Джаспер встал на ноги и женился на Лорел Дадни, он вбил себе в голову, что ему нужно вернуться на это ранчо. Но работать на нем он и не думал, понимаете?
Считал, что жить там можно недорого, ничего не делать и рисовать себе красивые пейзажики. Ему-то, конечно, жизнь там обходилась недорого, потому что мы с мужем присылали им деньги, после того как он истратил все, что было у
Лорел. – Руки с проступающими венами сжали поручни кресла-коляски. – И знаете, как этот наш испорченный внучек отблагодарил нас?
– Альберт мне не рассказывал.
– Джаспер бросил Лорел с маленьким сыном и был таков. С тех пор ни от одного из них я не получила ни весточки. Джаспер, точь-в-точь, как его мать, – я говорю это, несмотря на то, что она мне дочь, – свинья неблагодарная.
Я не стал сообщать Элме Краг ни о смерти Джаспера, ни о смерти Лорел. Глаза старой женщины что-то уж чересчур разгорелись. Она и без того знала слишком много.
Она сжала губы, и на лице ее застыло горькое выражение, словно она предвидела свою собственную неминуемую смерть.
Помолчав немного, она спросила:
– Вы ведь приехали сюда не за тем, чтобы мои жалобы выслушивать. Так для чего же вы здесь?
– Хочу увидеть это ранчо.
– Зачем? Земля там истощена. Она и всегда-то была не лучше, чем полупустыня. Мы разводили там не столько скотину, сколько канюков18. А после того как Джаспер и
Лорел исчезли неизвестно куда, мы отдали ее в уплату за налоги.
18 Канюк – хищная птица семейства ястребиных.
– Я думаю, что сейчас там может находиться ваш правнук Дэви.
– В самом деле? Вы знаете Дэвида?
– Встречался с ним.
Она быстро прикинула:
– Сейчас он должен быть молодым человеком.
– Да, он очень молод. Дэви девятнадцать лет.
– И чем же он занимается? – спросила она с надеждой и интересом в голосе, в котором, однако, не слышалось особого желания знать ответ.
– Да ничем особенно.
– Наверное, весь в отца. У Джаспера всегда были большие мечты, но он палец о палец не ударил, чтобы воплотить их в жизнь. – Развернув одно колесо кресла-коляски, она повернулась ко мне лицом. – Раз вы знаете, где находится Дэвид, то, может быть, знаете, и где Джаспер?
– Нет. И где Дэвид, тоже не знаю. Я надеялся, вы скажете мне, как отыскать это ранчо.
– Скажу, конечно, если его еще ветром не разметало.
Родео-сити знаете?
– Бывал там.
– Поезжайте в центр города, то есть к отелю «Родео», а как раз напротив будет управление шерифа. Свернете направо, проедете мимо площадок с трибунами, где проводятся состязания по родео, выедете из города и миль двадцать проедете в сторону от океана, к небольшому селению
Сентервил. Я там когда-то преподавала в школе. От Сентервила проедете на север еще двенадцать миль по окружной дороге. Найти ее нелегко, особенно когда стемнеет.
Хотите отправиться туда сегодня ночью?