Заперев машину Флейшера, я оставил ее на дороге.
Затем вернулся и обыскал багажник. Магнитофонной ленты не было. Я захлопнул крышку багажника. Двенадцать миль до Сентервила мы ехали медленно.
Отсутствовали мы часа два, но свет у Эла Симмонса все еще горел. Позевывая, он открыл нам дверь. Выглядел он так, словно спал одетым.
– Я смотрю, вы вернулись.
– Мы-то вернулись. А вот Джек Флейшер – нет. Его застрелили.
– Насмерть?
– Полголовы снесено из обреза.
– На ранчо Крага?
– Точно.
– А вы что хотели? Я всегда считал, что он там свой конец найдет.
Я не стал терять времени и уточнять, что он имеет в виду. Симмонс показал, где у него за стойкой телефон, и дал мне номер ближайшего управления шерифа в Родео-сити. Дежурным оказался помощник шерифа Пэннел.
Я сообщил ему, что Джек Флейшер убит выстрелом из обреза охотничьего ружья.
– Джек? – поразился он. – Но я же говорил с Джеком сегодня вечером. Он заезжал сюда.
– Что он сказал?
– Сказал, что едет на старое ранчо Крага. А что он там намеревается делать, говорить не стал. Но сказал, что если к утру не вернется, чтобы я с парочкой своих ребят съездил за ним туда.
– Поезжайте прямо сейчас. Не ждите до утра.
– Не могу. У меня нет патрульной машины. Моя сломана, а на новую округ выделит деньги только в январе. –
Пэннел был огорчен и смущен. – Придется мне посылать туда машину из Санта-Терезы.
– А как насчет «скорой помощи»?
– Тоже приедет из Санта-Терезы. Но ведь если Джек мертв, она ему не поможет.
– Тут не одни только мертвые. Со мной раненый. – Я не стал называть фамилию Хэккета, поскольку еще надеялся доставить его домой сам, прежде чем эта новость станет известна. – Я привезу его в Родео-сити. Подождем патрульную машину и «скорую» у вас в управлении.
Эл Симмонс сел у стойки, открыто слушая окончание разговора. Когда я положил трубку, он сказал раздумчиво:
– Забавно, как все складывается в жизни. Джек занимал эту же самую должность в Родео больше пятнадцати лет. А
Рори Пэннел был его закадычным дружком.
– Что связывало Джека с ранчо Крага?
– Не очень-то хочется говорить. – Однако глаза его светились от желания все рассказать. – Джек мертв и все такое, а он женат. . был женат. Мне не хотелось бы, чтобы это дошло до миссис Флейшер.
– Другая женщина?
– Да. Я считаю, у Джека были свои хорошие качества, но он всегда за юбками бегал. Еще в самом начале пятидесятых волочился за бабенкой, что жила на этом ранчо. И
по-моему, своего он от нее добился. – Симмонс криво ухмыльнулся. – Заскакивает, бывало, ко мне, берет ящик пива и прямиком мчит туда на всю ночь. Да и как его винить за это: Лорел Блевинс была лакомый кусочек.
– А муж ее не возражал?
– Думаю, он и знать ничего не знал. Его подолгу не было. Скотину свою он всю зарезал. Когда не охотился, мотался по горам с этой штуковиной. . ну, как она у художников называется?
– С мольбертом.
– Вот-вот. Воображал из себя художника. А сами с женой и мальчонкой жили, как грязные индейцы, в этом сгоревшем домишке. Можно ли после этого винить бабенку за то, что она увлеклась Джеком? Пятнадцать лет назад он был красивым парнем, и денежки у него всегда водились. От владельцев доходных домов в Родео перепадало. Когда Блевинс бросил Лорел, Джек снял ей квартирку в одном таком доме у Мэйми Хейгдорн. Мне это сама
Мэйми и говорила.
– А что стало с Блевинсом?
– Так и уехал куда-то скитаться. Прирожденный был неудачник.
– А мальчик?
– Не знаю. Затерялся во всей этой суматохе.
«Лучше бы и совсем потерялся, – подумалось мне, –
чем возвращаться сюда и мстить за свое прошлое, которое он уже не в силах изменить даже с помощью обреза».
Я задал Симмонсу несколько наводящих вопросов о
Дэви, и Эл вспомнил его. По крайней мере, он видел, как мужчина или парень, сидевший за рулем зеленой малолитражки, свернул к ранчо вчера утром. Нет, он не видел и не слышал, чтобы тот возвращался оттуда этой ночью.
– А другая дорога оттуда есть?
– Есть перевал на северо-западе. Но там только на вездеходе можно проехать, особенно в такую непогодь.
С улицы засигналил Лэнгстон. Мне оставалось еще одно. Я позвонил в дом Хэккета в Малибу и сказал снявшей трубку Рут Марбург, что везу ее сына домой.
Она громко расплакалась. Затем начала задавать мне вопросы, но я прервал ее. Сказал, что мы едем на «скорой помощи». Хотя сын ее вроде бы не особенно пострадал, он совершенно без сил, весь вымок и сильно переохладился.
Хорошо бы она побеспокоилась, чтобы к нашему приезду в доме находился врач.
Я сказал ей, что приедем мы в шесть утра.
Глава 23
Помощник шерифа Рори Пэннел оказался тощим, костлявым мужчиной лет сорока с пышными каштановыми усами. Он очень сильно заикался. После известия о смерти
Джека Флейшера он, очевидно, стал заикаться еще сильнее.
Видно было, что Пэннел здорово расстроен. В ходе нашего разговора его большая правая рука то и дело непроизвольно опускалась на рукоятку револьвера, висящего у него на бедре.
Мне хотелось остаться в Родео-сити еще на некоторое время, поговорить с Пэннелом, Мэйми Хейгдорн и еще с кем-нибудь, кто мог бы помочь мне воссоздать картину прошлого. Выходило, что Джек Флейшер был весьма заинтересован в смерти Джаспера Блевинса. Однако сейчас вопрос этот имел только чисто теоретическое значение, и его можно было отложить. Самое главное было доставить
Стивена Хэккета домой.
Двое сотрудников управления шерифа из Санта-Терезы изъявили горячее желание сопровождать его домой. Дело это было относительно безопасным и простым, зато можно было рассчитывать на внимание прессы. Я напомнил им, что на ранчо Крага остался лежать труп Джека Флейшера.
А где-то в горах, к северу оттуда, застреливший его парень, возможно, буксует в грязи.
Попрощавшись с Хэнком, я поехал в «скорой помощи»
на юг, сидя на полу подле носилок Хэккета. Ему стало получше. Ссадины и синяки на лице были смазаны мазью и заклеены, а через соломинку он выпил чашку крепкого бульона. Я задал ему несколько вопросов, не задать которых просто не мог.
– Лупа ударила Сэнди Себастьян?
– Да. Монтировкой по голове.
– Применяла ли она насилие по отношению к вам?
– Не то чтобы насилие. Но она обматывала всего меня лейкопластырем, пока парень держал меня на мушке. Замотала руки в запястьях и ноги в щиколотках, рот и даже глаза – Вынув из-под одеяла руки, он коснулся своих глаз. – Потом они затащили меня в багажник ее машины.
Чертовски неприятно там находиться. – Он приподнял голову. – Как давно все это началось?
– Примерно тридцать шесть часов назад. Имела она против вас что-нибудь конкретно?
Он ответил медленно:
– Должно быть. Но не могу взять в толк, что именно.
– А парень?
– Я вообще ни разу не видал его до этого. Вел себя как сумасшедший.
– В каком смысле?
– Мне показалось, он сам не ведает, что творит. Один раз даже положил меня поперек рельсов. Понимаю, со стороны это похоже на викторианскую мелодраму. Но он явно намеревался убить меня; хотел, чтобы задавило поездом. Девушка убежала, и он передумал. Отвез меня на. . в какое-то другое место и держал там как пленника. Большую часть дня – вечера? – он обращался со мной хорошо.
Снял лейкопластырь, позволил немного подвигаться. Дал воды напиться, хлеба с сыром. Конечно, обрез был всегда при нем. Сам лежал на нарах, а меня держал на прицеле. Я
сидел на стуле. Вообще-то я не из трусливых, но спустя определенное время это начинает действовать на нервы. Я
не мог никак понять, что у него на уме.
– Он говорил о деньгах, мистер Хэккет?
– Это я о них говорил. Предлагал ему крупную сумму.
Он заявил, что деньги ему не нужны.
– А что ему было нужно?
Хэккет долго не отвечал.
– Мне показалось, он и сам этого не знает. Он словно бы находился в каком-то летаргическом полусне. Вечером выкурил сигарету с марихуаной и еще больше захорошел.
Казалось, ему хочется испытать что-то такое мистическое.
И я был для этого подвернувшимся под руку подходящим материалом.
– Он так сказал?
– Не совсем так. Подал это как шутку. Дескать, он и я должны образовать музыкальную группу. Предлагал несколько названий, например, «Жертвоприношение», – голос Хэккета сошел на нет. – Это уже были не шутки. Считаю, что он намеревался убить меня. Но прежде хотел как можно дольше понаблюдать за моими страданиями.
– Для чего?
– Я не психолог, но, похоже, он считал, что я заменяю ему отца. В конце, когда он сильно накурился марихуаны, начал называть меня «папа». Не знаю, кто был или есть его настоящий отец, но парень наверняка ненавидит его.
– Его отец погиб под колесами поезда, когда мальчику было три года. И он видел, как это произошло.
– Бог ты мой! – Хэккет приподнялся на носилках. –
Тогда этим многое объясняется, правда?
– Он говорил об отце?
– Нет. Я не подводил его к такому разговору. В конце концов он задремал. Я хотел было уже броситься на него, когда вошел еще один человек – Флейшер? – думая, что там никого нет. Парень всадил в него заряд из обоих стволов. У того человека не было никаких шансов. Я выбежал из дома. Парень догнал меня и избил до потери сознания.
Хэккет опять лег на носилки и заслонил голову локтями, словно Дэви снова набросился на него с кулаками.
Остальную часть пути мы ехали молча. Прерывистое дыхание Хэккета стало ровнее и постепенно обрело ритм спящего человека.
Расстелив на вибрирующем полу одеяло, я тоже заснул, когда снаружи уже начало светать. Проснулся я в превосходном настроении. Стивен Хэккет и я возвращались вместе и живыми. Но страх у него не прошел. Во сне он постоянно стонал, закрывая голову руками.
Из-за холмов Малибу поднимался красный диск солнца. Машина «скорой помощи» остановилась перед знаком
«Частная собственность. Вход воспрещен». Водитель не знал, где сворачивать, и, постучав в окошечко, позвал меня в кабину.