Мальчишку ихнего сдал в сиротский приют. Как же, ведь у него была така-ая любовь.
Я не верил ей. И я не мог не верить ей. Ее слова повисли в ирреальном пространстве, где они были вполне на своем месте, но не имели никакого отношения к действительности, залитой дневным светом.
– Откуда вам все это известно?
– Кое-что и сама вычислила. – Один ее глаз смотрел на меня вполне осмысленно, другой был полузакрыт и смотрел совершенно по-идиотски. – У меня есть друзья в полиции и суде. Точнее – были. Ну и жены других помощников – те тоже кое о чем нашептали.
– Почему же их мужья не вывели вашего мужа на чистую воду?
Глаз, принадлежавший идиотке, застыло моргнул и закрылся полностью. Теперь на меня взирал один только разумный глаз.
– Джеку было слишком многое известно. Север округа
– территория с жестокими нравами, мистер, а он творил там, что хотел. Да и что они смогли бы доказать? Сама жена, Лорел, заявила, что тело не принадлежит ее мужу.
Сказала, что никогда в жизни не видела этого человека.
Голова у него была сплошное месиво, разворочена до неузна... – она никак не могла выговорить это слово, – до «незнаемости». Ну и записали как очередную смерть от несчастного случая.
– А вы точно знаете, что не от него?
– Я знаю то, что знаю. – Ее закрытый глаз будто бы посмеивался над столь серьезным тоном.
– Хотите рассказать все это в полиции?
– А толку что? Джек умер. Все умерли.
– Но вы-то живы.
– Лучше бы и я умерла. – Это заявление то ли удивило, то ли встревожило ее. Она открыла закрывшийся глаз и уставилась на меня обоими, словно это я угрожал отнять у нее жизнь.
– И Дэви Спэннер жив.
– Скоро умрет. По его следам пущены добрые полсотни полицейских. Я говорила с Рори Пэннелом сегодня утром.
Пообещал, что они пристрелят его.
– Вы хотите этого?
– Ведь он убил Джека, разве нет?
– Но вы же только что сказали, что не очень вините его за это.
– Я так сказала? – Вопрос ее был обращен к себе самой так же, как и ко мне. – Быть не может. Джек был моим мужем.
Все стало ясно. Сейчас ее одинокая жизнь и сознание были разделены такой же глубокой трещиной, какой раньше – ее брак. Я встал и направился к выходу. Она проводила меня до двери.
– Так как насчет пленок?
– А что насчет пленок? Они у вас есть?
– Думаю, я смогла бы достать их.
– За тысячу?
– Этого мало, – ответила она. – Теперь я – вдова и сама должна заботиться о себе.
– Дайте мне прослушать записи. Тогда я предложу вам другую сумму.
– Они у меня не здесь.
– А где же?
– Мне-то это известно, а вот ты попробуй выясни.
– О'кей. Держите их у себя. Я или вернусь, или позвоню вам. Не забыли мое имя?
– Арчер, – ответила она. – Джек Арчер.
Я не стал ее исправлять, и она ушла назад, в искусственный полумрак своей гостиной.
Глава 29
Перед отъездом из Санта-Терезы я позвонил Генри
Лэнгстону домой из автомата на бензоколонке. Трубку сняла его жена.
– Дом Лэнгстонов, – официально сказала она.
– Ваш муж дома?
– Будьте добры, кто его спрашивает? – Но она, вероятно, узнала мой голос. Интонация у нее стала явно враждебной.
– Лью Арчер.
– Нет, дома его нет, и виноваты в этом вы. Он все еще на севере округа, старается вызволить этого своего драгоценного убийцу. Допрыгается, что его самого пристрелят. –
Она была на грани истерики, и я попытался успокоить ее:
– Это весьма маловероятно, миссис Лэнгстон.
– Вы не знаете, – ответила она. – Я испытываю ужасное фатальное предчувствие, что теперь у нас уже никогда не будет все хорошо. И это ваша вина, вы его в это дело втянули.
– Не совсем так. Хэнк уже занимался Дэви Спэннером несколько лет. Он принял на себя обязательство перед ним и старается его выполнить.
– А я? – воскликнула она.
– Вас что-то конкретно беспокоит?
– А-а, да что толку с вами говорить, – в голосе ее послышалась нотка сердитой доверительности, – вы же не врач.
– Вы больны, миссис Лэнгстон?
Вместо ответа она швырнула трубку. Я ощутил желание немедля поехать к ней, но это привело бы лишь к тому, что я увяз бы еще больше и потерял время. Я сочувствовал ей, но помочь ничем не мог. Сделать это мог только ее муж.
Выехав на скоростное шоссе, я направился на север.
Мой организм уже начал протестовать против постоянной активности и отсутствия полноценного отдыха. Ощущение было такое, точно моя правая нога на акселераторе сама перемещала машину вверх по склону прямо до Родео-сити.
Помощник шерифа Пэннел сидел в задней комнате управления, слушая по рации сообщения диспетчера. Вероятно, он не выходил отсюда с того самого времени, когда я говорил с ним среди ночи. Казалось, все лицо его занимали одни усы да глаза. Он побледнел, осунулся и был небрит.
– Что слышно, помощник?
– Они упустили его, – он говорил со злостью.
– Где?
– Не могут определить. Дождем смыло следы его покрышек. На северном перевале все еще идет дождь.
– И что будет?
– Он все равно вернется на побережье. В противоположной стороне – одни горные хребты. А на уровне выше полутора тысяч метров идет снег. Когда он выедет на шоссе, мы уже опередим его. Я приказал патрулю перекрыть шоссе.
– А есть хоть какая-то вероятность, что он уже спустился в долину?
– Возможно. По крайней мере, п-профессор, похоже, так и думает.
– Вы имеете в виду Генри Лэнгстона?
– Угу. Он все еще крутится у старого ранчо. У него целая теория, что Спэннер вроде бы помешался на мысли об этом месте и вернется туда.
– А вы не верите в эту теорию?
– Нет. Не встречал еще ни одного профессора, к-который бы сам понимал, что он там городит. У них мозги размягчаются от того, что столько книжек читают.
Я не стал спорить с Пэннелом, и он с жаром продолжал.
Оказалось, что Лэнгстон расстроил его, и теперь он нуждался в чьей-нибудь поддержке.
– Знаете, что этот п-профессор хотел мне внушить? Что у Спэннера есть оправдание за то, что он сделал с беднягой стариной Джеком. Из-за того, что Джек поместил его в сиротский приют.
– А разве этого не было?
– Было, конечно, но что еще Джеку оставалось делать?
Отца у мальчишки задавило поездом. Джек не нес за него ответственности.
Мне послышалось, что голос у Пэннела дрогнул и фраза в его устах прозвучала двусмысленно.
– За кого Джек не нес ответственности?
– Да ни за того, ни за другого, ни за отца, ни за сына. Я
знаю, что в то время ходили всякие грязные слухи, а теперь вот этот Лэнгстон опять хочет их распускать, а старину
Джека еще и похоронить не успели.
– Что за слухи?
Он поднял на меня печальные воспаленные глаза.
– Не хочу даже и говорить, какая-то чушь собачья.
– Что Джек сам убил этого человека?
– Угу. Брехня сплошная.
– И вы могли бы поклясться в этом, помощник?
– Ясное дело, мог бы, – он немного бравировал. – Хоть на целой стопке Библий24. Я и п-профессору так заявил, да только его разве переубедишь.
– Меня тоже. Согласились бы вы пройти проверку на детекторе лжи?
Пэннел разочарованно посмотрел на меня:
– Так вы, значит, думаете, что я вру. И что бедный старина Джек был убийцей.
– А кто же убил Джаспера Блевинса, если не он?
– Да кто угодно мог.
– Кого именно подозреваете?
– Вокруг ранчо околачивался один бородатый тип дикого вида. Я слышал, он походил на русского.
– Бросьте-ка вы, помощник. Ни за что не поверю ни в каких бородатых анархистов. А вот что Джек возле ранчо действительно ошивался, я знаю. А потом, как мне сказали, он снимал для этой женщины квартиру в доме Мэйми
Хейгдорн.
24 В суде США свидетель, перед тем как давать показания, дает клятву, полозка руку на Библию: «Клянусь говорить правду, только правду, ничего, кроме правды!»
– Ну и что из того? Блевинсу жена была не нужна, он этого и не скрывал.
– Вы знали Блевинса?
– Видал пару раз.
– А труп его видели?
– Угу.
– Это был Блевинс?
– Поклясться не мог бы, он или нет. – Он добавил, отведя глаза в сторону: – Миссис Блевинс сказала, что не он.
Ей лучше знать.
– А ребенок что сказал?
– Ни единого слова. Он не мог говорить. Стоял, как истукан.
– Это оказалось весьма удобно, не так ли?
Пэннел резко встал, положив руку на рукоятку револьвера.
– Ну, хватит с меня т-таких р-разговоров. Джек Флейшер был мне, как старший б-брат. Научил меня стрелять и п-пить. Впервые п-привел к женщине. Сделал м-меня м-мужчиной.
– Я просто хотел выяснить, кто преступник.
Грязно выругавшись, Пэннел выхватил револьвер. Я
отступил к двери и вышел. Преследовать меня он не стал, однако я был слегка ошарашен. За сегодняшний день мне второй раз угрожали оружием. Рано или поздно один из этих револьверов непременно выстрелит.
Перейдя на другую сторону улицы, я вошел в отель
«Родео» и спросил у администратора, где живет Мэйми
Хейгдорн. Он приветливо посмотрел на меня:
– Но Мэйми отошла от бизнеса.
– Прекрасно. Я по личному делу.
– Понятно. Она живет на шоссе в направлении Сентервила. Большой дом из красного кирпича, единственное такое здание в той части города.
Я проехал сначала мимо площадок с трибунами для состязаний по родео, а затем направился вверх по шоссе.
Большой дом из красного кирпича стоял на одном из холмов, господствуя над местностью. День стоял пасмурный, и хмурое небо отражалось в океане, словно в тусклом зеркале. Подъехав по гравийной дорожке прямо к двери, я позвонил.
Мне открыла американка мексиканского происхождения в черной форме и белой шапочке с черным бархатным бантом. Я давно уже не видел служанок в форме.
Она начала было устраивать мне устный тест на тему, как меня зовут, кто я такой и для чего приехал. Тест был прерван женским голосом, донесшимся из гостиной: