Темный сипловатый голос произносил слова неспешно, но дыхания на целое предложение ему не хватало. Паузы возникали через два слова на третье.
— Человек… который знает крепость и все укрепления… как свои пять пальцев. Которого… приняли… которому… подчиняются Чудовы Луга.
С одной стороны было холодно, с другой жарко. Что-то шуршало, потрескивало. Далеко, за коконом тепла, за каменой скорлупой, выл ветер. Качалось каменное яйцо, твердь кренилась как плот, ветер вдувал в трещины ледяные струи. Жар очага уносило вверх, в сажистое горло трубы. Холодные течения сновали по полу, искали живого тепла. Забирались под одежду, спина мерзла, и вой ветра слышался яснее. У ветра трудный, задыхаюшийся голос:
— Этот человек… у вас есть… милорд.
— Уууууууу-у-у-у-у….
Так воют волки, хлопают крыльями вороны, скрипят старые деревья, столпившись на узких гривках среди трясин. Так со снежным шорохом бредут по небу облака, движутся хляби, такие же беспросветные как внизу. Так, шурша, катятся с кочек в ржавую воду почерневшие, никем не собранные ягоды. Ни шага в сторону, утонешь, сгинешь, как шиммелева кобыла.
Медленный голос медленно проговорил:
— У вас есть этот человек… милорд.
— Пшшшшшш!!!
Ласточка вздрогнула и проснулась. Шипел, убегая, куриный суп. Ласточка поспешно вскочила и чуть не грянулась на пол — затекшее тело плохо слушалось. Прихватила подолом и сняла котелок с углей. Пена опала, стало видно, как под янтарным бисером жира всплывают и опускаются на дно куски белого мяса. От сытного горячего запаха рот наполнился слюной.
— Сэн Расон, вы, вероятно, говорите о себе?
Это был другой голос. Мягкий, проникновенный голос лорда Раделя. Ласточка, наконец, осознала, что в комнате находится чужой, и повернулась от очага.
Рядом с ложем лорда, на кованой треноге, накрытой ветошью, сидел большой белесый старик, грузный, как медведь. Снятая с треноги жаровня стояла у него под ногами на обломке каменной плиты.
— О себе и о своей правой руке, милорд. Как вы успели заметить, она теперь существует отдельно от меня.
И правда, войлочный плащ старика был откинут, обнаруживая полупустой правый рукав, подвязанный узлом ниже локтя. Левая, широкая, с шишковатыми суставами ладонь спокойно лежала на колене. Вены на тыльной ее стороне торчали так, что, казалось, их можно подцепить пальцами. Лицо у старика было тяжелое, в морщинах; плоть под кожей истаяла и кожа сделалась велика даже для его крупных костей. Обтянула мощный лоб, виски и скулы, повисла складками на щеках. Одну из щек уродовал еще и шрам — когда-то эта рана срослась без шва, может, даже, не под повязкой. Грудь поднималась тяжко и медленно, с сипом и потрескиванием — легкие, скорее всего, застуженные, никуда не годились.
— Вместе… мы составляем одного… очень хорошего коменданта. У меня есть мозги и опыт… у Вентиски… способность поднять и вести людей… молодость и энергия. Вам так или иначе… придется оставлять в Верети… кого-то из своих командиров, милорд. И не одного его. Вам придется… восстанавливать разрушенное… много строить… много тратиться.
Радель молча слушал. Он смотрел на старика приветливо, без страха. Но не спешил отвечать. Ласточка, двигаясь как можно тише, сполоснула единственную миску над ведром, налила в нее немного супа, покрошив помельче белое мясо, чтобы его можно было выпить вместе с бульоном. Старик говорил:
— Никто не отменял… старых альдских законов, милорд. Кто смел, тот и съел. Кто взял и смог удержать… тот и хозяин. Если… Катандерана… и Тесора… почти не помнят законов предков… то здесь, на рубеже… старые законы сильны. Вам ли не знать? Кто взял… и смог удержать… тот может и защитить.
— Это сделка? — наконец, разлепил губы Радель.
— Конечно. — Старик закашлялся хрипло, вытащил из-за пазухи тряпицу, сплюнул в нее. — Честная, заметьте. Вы получаете мою верность… вместе с моей головой. Я ли не заложник ваш, сэн Гертран?
— Пока наоборот, — усмехнулся Радель.
Пошевелился, поморщился, поискал глазами помощниц. Ланка спала у стены, ногами к очагу, Ласточка подошла, поставила на пол миску, помогла лорду сесть на мешках поудобнее.
— Поешьте, милорд, — шепнула она. — Пока горячее. Отличный бульон получился.
— Сэн Расон, не присоединитесь ли к трапезе?
— Благодарю, — старик кивнул сивой головой, утонувшей в широченных плечах. — После того, как вы насытитесь, милорд.
«Милорд», подумала Ласточка. Радель не лыком шит, но и старикан, похоже, умен. Радель-то ни слова не сказал против «милорда». А Кай, значит, «правая рука».
И Соледаго, выходит, не ошибся.
Ласточка вспомнила, как стояла за тонкой стеной палатки и впервые в жизни подслушивала. Подслушивала разговор лорда и золотого полководца. Соледаго тогда сказал:
— Вентиска там не один. У него наверняка есть кто-то опытный. Советник. Может быть рыцарь. На рудниках мог быть кто-то…
На рудниках! Отрубленная рука… Севшие легкие… Сэн Расон!
«Я ли не заложник ваш, сэн Гертран?»
Что ж, действительно честная сделка. Боже правый, святая Невена-заступница, пусть безрукий рыцарь уговорит Раделя! Хоть Кай сам-с-усам, и делал вид, что никакого советника у него нет. Советник есть и знает свое дело, Радель воинственностью никогда не отличался, и дай Бог им договориться…
Лорд попробовал супа и удовлетворенно кивнул.
— Все бы хорошо. Если бы не Шиммель. У вас есть, что сказать на этот счет, сэн Расон?
— Шиммель тоже в ваших руках… милорд.
— Неужели?
— Он бесчинствует дважды в год… и ему нужна жертва. Белая или светло-серая кобыла. Довольно редкая… масть.
— Предлагаете вывести всех белых лошадей в Элейре? — Радель усмехнулся. — И в Этарне, на радость Маренгам. И в Найфрагире заодно.
— Зачем же. Вам достаточно… призвать на это время Вентиску к себе, в Старый Стерж. Без Вентиски Шиммель соберет обычную банду… как всегда это было. Да и то не каждый год. Побуянит — и сгинет. Но это… на всякий случай. Вентиска не будет вызывать Шиммеля.
— Вот как? И вы можете это обещать?
— Вполне. — Старик наклонился ниже. — Он ненавидит отца, милорд. Ему тяжело дается его присутствие.
Правда, подумала Ласточка. Истинная правда.
— Если вы дадите ему возможность… избавиться от Шиммеля… Кай будет благодарен вам.
— Я хочу это услышать от самого Вентиски.
— Безусловно… вы это услышите. Как бы то ни было… по отцу и отчиму… он наследник Чудовых Лугов. Он будет служить вам… как лорд Кавен. Как некогда отец Вентиски… служил вашему предку… пока не превратился… в проклятие этой земли.
Радель помолчал, качая в миске суп.
— Как все складно у вас получается, сэн Расон.
— Мы с Каем много говорили… об этом. Он хочет… вернуть наследство. Я хочу… прожить, что мне отпущено… под крышей, а не под мостом. Вы хотите… чтобы границу сторожил верный человек. Лорд-тень… в лице сэна Соледаго… хочет навести здесь порядок. Мы все… можем дать друг другу… желаемое.
— Лорд-тень хочет порядка, а лорд Маренг хочет наказать виновных в нападении на его рудник.
— Виновные будут наказаны… милорд. В доказательство… сэн Соледаго привезет их головы….
— Залитые смолой. — Радель тихонько фыркнул. — Ну, предположим. Однако, вы не внесли в список Шиммеля, сэн Расон.
— Разве черта… спрашивают, чего он хочет?
Радель допил суп и облизнулся. Помолчал, раздумывая. Потом сказал:
— Кстати, о чертях. В списке есть еще один интересующийся. Церковь. Вряд ли церковники обрадуются, если я отдам лен демоненку.
— Он не демоненок, милорд! — Это проснулась Ланка. Повозилась на своей подстилке, с трудом села — живот ей мешал. Выбившиеся из косы волосы падали на лоб. — Он солю носит, к благости Господней причастен.
— Откуда ты знаешь, девушка? — повернул голову Радель.
— Я солю видела. Под рубахой ее носит, как доброму человеку положено. Вот вам распречестное слово, господин! — Ланка истово осенила себя сантигвардой. — Не разродиться мне, если вру. Вот и тетенька подтвердит! — Лана потыкала в Ласточку пальцем. — Ты ж видела на Кае солю, тетенька?
Еще бы. Я сама эту солю на него повесила. Но у него была другая, он рассказывал. Материна, арвелевская, золотая. Сорвали ее в той канаве, тогда же и сапоги сняли.
— Девица права, носит он солю. Под рубашкой.
— Под рубашкой, говорите. — Лорд Радель посмотрел на Ласточку долгим проницательным взглядом, потом на Лану, потом опять на Ласточку. — Шустрый мальчонка, — фыркнул он, наконец.
Ласточка выпрямилась и опустила глаза. На Лану она не глядела, но слышала, как та взволнованно сопит. Вот, значит, чей детеныш у тебя в животе, Ланочка. И тебе очень хочется, чтобы Кай оказался не чертом, а человеком, пусть и колдуном. Очень-очень хочется.
— Что ж, — сказал Радель. — Если Вентиска согласен публично покаяться и отречься от демонов и всякого зла, то нам действительно есть, о чем говорить. Церковники могут потребовать провести над ним обряд экзорцизма.
— Он согласится, милорд.
Хорошо бы, подумала Ласточка. Но, зная каево упрямство…
— Скоро святой праздник, — продолжал лорд. — День Цветения, замечательный повод покаяться при всем честном народе. Покаяние примет мой капеллан. Потом Вентиске придется подтвердить отречение перед старостержским епископом, в аббатстве святого Вильдона, когда ему назначат. Скорее всего, на Юль. И только после этого я смогу подтвердить передачу лена, не раньше.
— Вентиска сделает все… что от него потребуется… уверяю вас. — Старик прижал к груди левую руку и склонил голову. — И он, и я будем счастливы… служить вам, милорд.
— Вы так уверенно обещаете за него, сэн Расон…
— Здесь шесть сотен каторжников и бродяг… а Вентиска — всего лишь молоденький мальчик. Имя его отца… способно сплотить разбойников для драки… но не способно сделать… из разбойников гарнизон. А здесь, милорд… именно гарнизон… уже год как… хотя он больше похож на разбойничье гнездо. Каторжники не перерезали друг друга… не перерезали крестьян… не разбрелись кто куда. Почему? Ведь Шиммель держит их от силы два месяца в году. Кто, спросите, держит их остальные десять?